О чем бы мы сегодня ни говорили, сразу же появляется сонм экспертов, которые погружают нас в бездну деталей, справедливо указывая на наличие важнейших нюансов в любой проблеме. Спору нет - нюансы важны, а иногда - важны жизненно. Однако, прежде чем углубляться в детали, следует договориться о базовых смыслах, о критериях и основных понятиях. А именно с этим в наше время размытых смыслов и информационных войн особенно сложно.

Именно непониманием смысла обусловлена та социальная напряженность, те ожесточенные дискуссии, которые провоцируются всякими, даже самыми отдаленными от нас событиями.

С другой стороны, возможно, в любых событиях мы ищем смысл собственных трансформаций. И тогда наша горячность понятна.

Например, затухающие баталии по поводу закона о регистрации однополых браков в США, последовавшие за перипетиями киевского гей-прайда, проиллюстрировали именно эту нехитрую мысль - различное понимание смыслов общественных процессов существенно затрудняет диалог даже среди единомышленников.

Если оценивать происходящее беспристрастно, то наиболее цельную позицию демонстрируют «юридисты», уповающие на спасительную роль формальных законов, и гомофобы различной степени радикальности.

Либералы же или подменяют свободу (как состояние) борьбой за права (процессом), или же просто не в состоянии понять необходимость объяснений ценности свободы, как имманентного состояния существования человека.

Однако, целостность позиции отнюдь не тождественна ее истинности. Например, аргумент о том, что легализация гомосексуальных браков несет угрозу воспроизводству населения, просто смехотворен. Мировая демографическая статистика этого предположения, мягко говоря, не подтверждает.

Бороться за повышение рождаемости путем запрета вариативной сексуальности, конечно, привлекательно, но бессмысленно. Ни наличие гомосексуалистов, ни их правовой статус сами по себе на динамику населения не влияют. В долгосрочной перспективе на снижение рождаемости влияет в первую очередь повышение уровня и доступности образования, и повышение возраста вступления в брак. С такой точки зрения, борцам за воспроизводство населения следовало бы запретить образование и снизить брачный возраст.

На коротких периодах на рождаемость влияют другие факторы. В частности, в истории зафиксировано несколько так называемых «демографических катастроф», когда плотность населения и рождаемость за относительно короткий период падала в разы. Это, что предсказуемо, эпидемии и периоды голода - мы знаем тому примеры.

Однако, и в новейшей истории мы также наблюдаем схожий случай, и что интересно, обусловленный социальными причинами - «фертильную катастрофу» в Иране. Еще в конце 1970-х рождаемость в Иране составляла около 7 детей на одну женщину детородного возраста. Исламская революция привела к отказу от политики планирования семьи, как от атрибута тлетворной западной цивилизации. Более того, с началом Ирано-Иракской войны в 1980 аятолла Хомейни издал фетву, в которой призвал иранский народ произвести 20-миллионную армию «солдат ислама». Перепись 1986 продемонстрировала, что тенденции роста населения опережают возможности экономики, многие мероприятия поддержки многодетных семей были отменены, приняты другие противоречивые инициативы по контролю населения. Результаты были противоречивы: например, распространенность родственных браков, ограничения контрацепции и связанное с этим распространение определенных заболеваний, на фоне высокой рождаемости быстро привели к чрезвычайно высоким показателям бесплодия. С середины 1980-х рождаемость стала неуклонно снижаться - с 6,8 до 2,1 в 2000. И в 2012 достигла показателя 1,6.

Более драматичного падения рождаемости за столь короткий период в новейшей истории мы не наблюдали: сегодня иранское общество переживает последствия этой катастрофы и находится в тяжелейшем кризисе. По большому счету, это приговор системе управления, основанной на религиозной диктатуре, и таким методам социального конструирования. Это означает, что нашим радетелям за «чистоту пола» ради роста населения следует бороться против авторитаризма и религии, то есть, по сути, против самих себя.

Впрочем, речь, разумеется, не о том; никакие «биологические» аргументы в дискуссиях о сексуальности и равенстве в человеческом обществе несостоятельны. Мы говорим не о популяции животных, а о сообществе людей, а значит об инструментах коммуникации и подходах к регулированию социальных отношений. Именно эволюция социальных отношений и коммуникационных инструментов и определяет прогресс человеческого общества.

И тут возникает необходимость определения смыслов. Почему формальное закрепление равноправия оценивается столь важно?

Позволим себе предположение, что прогресс предполагает неуклонное расхождение компонент социальных отношений, обусловленных биологическим и "социальным" статусом индивидуума. Эволюционное усложнение структуры и интенсивности социальных отношений требует диверсификации коммуникативного инструментария, и расширения правовых подходов. Доступность правовых процедур, идентичное для всех групп разнообразие практик реализации прав, неизменное постоянство правоприменительных практик - общее правило такого подхода.

Теперь модно проводить параллели с преодолением расовой сегрегации, и этот пример тут как нельзя более удачен. Например, в медицинской практике в иных случаях лечение чернокожих и белых может быть различным (что обусловлено различной генетикой), но доступность медицинского обслуживания, спектр медицинских услуг (обследований, процедур, препаратов), неизменная возможность постоянной реализации права на медицинское обслуживание - не должны зависеть от расы (биологии). Это достигается не отрицанием, а сохранением различий, где они есть. Однако и о консервации системы речь не идет - унифицируются именно подходы, но даже коммуникационный инструментарий остается различным. В этом, наверное, и заключается смысл, который нам следует определить: разница между «одинаковостью» и «равенством» в современном обществе определяет разницу между подходами и инструментами, а понимание этой разницы определяет уровень нашего развития.

Собственно, из-за постоянного смешения, не-различения подходов и инструментов, социального и популяционного, человеческого и биологического - и происходят все наши достаточно бесплодные и бесконечные дискуссии. Ну, или еще из желания остановить социальный прогресс, навсегда зависнуть на примитивном уровне «крови и почвы», «своего и чужого», бесконечного поиска «врага, олицетворяющего абсолютное зло»...

Признание права на разнообразие, признание прав разных групп общества, это, с эволюционной точки зрения, вполне естественный и даже рутинный процесс "де-биологизации" отношений в социуме. С каждым признанием прав мы на шаг становимся немного «менее животными». Этого иногда достаточно, чтобы чувствовать себя людьми.