Рассказ танкиста Евгения Сидоренко, прорвавшегося из Иловайска на российском Т-72

(реальная война под Иловайском и российское вторжение глазами полковника, офицера оперативного командования "Юг")

Полковник Евгений Сидоренко - начальник бронетанковой служби вооружения оперативного командования "Юг" (сектор "Б" Антитеррористической операции). Участник боев под Иловайском с первого дня. 

«Я был под Иловайском с самого начала операции. Прибыл туда из Марьинки, вместе с бронегруппой Василия Коваля, в составе 4 танков и 4 БМП из состава 17-й танковой бригады. Это была наша главная ударная сила. Техника вся далеко не новая, за ней нужен квалифицированный уход, я «технарь», поэтому после каждого перехода занимался ремонтом.

Да, я штабной офицер, полковник, но у нас острая нехватка квалифицированных специалистов, и потому приходится лично брать в руки инструмент, и заниматься ремонтом. Это острая проблема, поскольку техника, которую мы ставим сейчас на вооружение,давно выстояла сроки по ресурсу хранения.

Согласно инструкции МО СССР, среднестатистический срок хранения боевой техники – 15 лет. Наша техника превысила этот срок в два раза. Поэтому в частях остро необходимы специалисты для проведения текущих ремонтов. Аналогичная ситуация сложилась не только с обеспечением работы бронетехники – все ведущие штабные офицеры и сам командующий сектором «Б» генерал-лейтенант Руслан Хомчак непосредственно находились под Иловайском, поскольку для управления войсками, применения боевой техники, нужны профессионалы, а их у нас остро не хватает.

Генерал-лейтенант, командующий оперативным командованием, руководил различными отрядами бойцов общей численностью как одна батальонно-тактическая группа. Офицерские кадры на передовой – наперечет. Мы не имели полномочий снимать войска с других участков фронта – все самое боеспособное было стянуто под Иловайск, потому что иначе мы бы там не удержались.

Операция по захвату Иловайска и взаимодействие всех наших подразделений были проведены тактически грамотно. Многие пути снабжения противника были отрезаны. Бронетехники было мало – каждый танк и БМП были на счету, лично командующий их распределял по позициям. Наемники атаковали постоянно, при поддержке бронетехники в том числе. Постоянно шли артналеты. Танки использовались интенсивно – вы писали о реальном подвиге танкового экипажа 17-й танковой бригады в составе младшего сержанта Сергея Исаева и механика-водителя Евгения Мартынюка (http://censor.net.ua/resonance/299332/podvig_ukrainskih_tankistov). Хочу отметить одну неточность в изложении – в результате многочисленных попаданий в танк там вышел из строя не досылатель, а накатник орудия. Именно поэтому ребята под огнем разгонялись и тормозили для заряжания пушки. 

Мы могли полностью захватить Иловайск, и полностью окружить Донецк – но для этого нам было необходимо усиление. Кроме того, необходимо было усиление нашего тылового района. Нам нечем было прикрывать район Старобешево-Кутейниково – прежде всего была нехватка техники. Несмотря на переброску прекрасных резервных подразделений из состава добровольческих батальонов МВД, их численность была небольшой, и они могли только усилить нашу оборону в Иловайске, без техники наступать было невозможно.

24 августа мы получили информацию о вторжении российских войск. Генерал Хомчак запросил разрешения на немедленный отход от Иловайска, но получил приказ «Держаться», отход был запрещен. Поэтому командующий подготовил наши войска к круговой обороне. К сожалению, в результате неорганизованного отхода наших войск из сектора «Д», в результате ухода из района Кутейниково 5-го и 9-го батальонов Территориальной обороны наши тылы остались совершенно ничем не прикрыты. 

Примерно в 16.00 наша разведгруппа под командованием начальника разведки оперативного командования «Юг»выдвинулась в район Кутейниково. Там мы подобрали оставленную нашими бойцами БРМ-1К из состава, либо 28-й либо 30-й механизированных бригад. В этот момент состоялся первый огневой контакт с российскими войсками. Наш отряд прикрытия в Кутейниково уничтожил передовую разведгруппу россиян – я видел уничтоженную БМД и БТР. Мы осмотрели БМД – номера и знаки замазаны, но машина была новая. 

В это же время недалеко от нас в другом бою под Кутейниково было разбито еще одно подразделение российских десантников из состава 98-й воздушно-десантной дивизии, взято в плен 10 российских солдат. 

24 августа ночью начались серьезные бои – наши позиции подверглись ураганному обстрелу тяжелой артиллерии. Наши полевые укрытия были надежны, но тяжелая артиллерия с помощью беспилотных разведчиков громила эти легкие укрепления. Мы понесли большие потери в технике и транспорте, погибли люди. Тем не менее, наша боевая группа с помощью БМП подбила российский танк. Я не был участником этого боя, но меня сразу пригласили для осмотра трофея. Экипаж бросил машину, и бежал вместе с другими российскими бронемашинами. 

Я залез в танк и обнаружил, что это новейшая российская модификация Т-72Б -3, которая поступила на вооружение российской армии в 2012 году. Особенность модификации – тепловизионный прицел у командира и у наводчика танка типа «Сосна-У». Прицелы были повреждены нашим огнем, после небольшого ремонта ими было можно пользоваться, не работали тепловизоры и не работал стабилизатор пушки по вертикали.. В остальном танк был полностью исправен. 

Мы обнаружили документы, что танк принадлежит воинской части Российской федерации № 54096 – это 8-я отдельная мотострелковая бригада, 3-я танковая рота, командир роты – Рашитов А.Р., командир танка – младший сержант Гончаров. 

Я принял этот танк на вооружение нашей группы, и сам повел его на наши позиции, замаскировал. Этот танк во время прорыва спас жизнь многим нашим бойцам и мне лично. 

От Саур-Могилы вечером 24-го сквозь заслон российских войск к нам пробилась группа наших бойцов из состава 93-й механизированной бригады на семи БМП. Но артиллерии пришлось покинуть наш маленький район обороны – как только наши делали несколько залпов, противник засекал нас станциями артразведки и накрывал весь район несколькими дивизионами. Были серьезные потери, и артиллерию вывели. 24 августа мы могли ночью без всяких помех выйти из кольца окружения. Но не было приказа.

Остались минометы, но у них был ограниченный запас мин, и скоро они остались без боеприпасов. Очевидно, без наличия артиллерийской поддержки, и линий обороны, прочных укрытий от огня артиллерии и без наличия запасов снабжения, мы могли продержаться под Иловайском очень недолго. Но задачи отходить не было, и наши войска спокойно и без паники готовились отбивать российские атаки. На солдат и офицеров произвело глубокое впечатление, что генерал Хомчак остался вместе с нами на передовой позиции. Этот пример позволял не допускать никаких мыслей об отступлении, потому что иначе выдержать постоянный массированный артобстрел было бы очень непросто. Хомчак рисковал вместе с нами, когда мы выходили район нашего командного пункта представлял собой лунный пейзаж.

25 августа в 15.00 по дороге от Кутейниково на Иловайск была обнаружена колонна российской бронетехники – 16 единиц, включая танки, которая двигалась прямо на наши позиции, подвергшиеся артобстрелу. По радиостанции я услышал о движении колонны. Я был один рядом с российским танком, экипаж не был сформирован.

Зная, что на позиции , прикрывавшей дорогу, стоит только одна наша противотанковая пушка «Рапира» из состава 2 противотанковой батареи 51-й механизированной бригады, я сел на место механика - водителя, и поехал на угрожаемое направление. У орудия стоял сам комбат Константин Коваль. Он прорвался из окружения в Иловайске, поэтому с удовольствием называю его имя.

Наводчика орудия я также записал имя, но он пока не значится в списках вышедших из «котла», поэтому говорить сейчас об этом героическом воине и его расчете пока не буду. Парни проявили себя просто блестяще и профессионально. Первым же выстрелом была уничтожена головная машина противника – это была МТЛБ-6М, которая состоит на вооружении только российской армии.

В этот момент я понял, что надо прикрыть наше орудие во время перезарядки и отвлечь внимание от нашей засады, и резко выехал вперед на дорогу, перебрался в кресло командира и открыл огонь из крупнокалиберного пулемета по вражеской колонне и разбегающимся солдатам. Было немного тревожно, конечно, я же не знал, кто там за моей спиной – вдруг их сейчас накроют огнем, или они побегут, а я тут один останусь, на открытой местности вообще без шансов.

Но ребята оказались настоящими героями и профессионалами. Они подбили две следующих машины противника. Россияне открыли беспорядочный огонь, и под прикрытием дыма и пожара трех передовых бронемашин скрылись, бросив своих убитых, и одного тяжелораненого солдата из состава 31-й десантно-штурмовой бригады. (Вероятно, результаты этого боя показаны здесь: http://censor.net.ua/video_news/301494/kolonna_shla_na_nas_my_s_patsanami_dali_jestkiyi_otpor_ukrainskie_voiny_sojgli_neskolko_rossiyiskih )

В дальнейшем, противник предпринимал атаки в направлении поселка Аграрное. Они прощупывали наши силы, но встретив организованную систему огня вперед не лезли. 

В этот период активно и эффективно работали разведчики. Мы располагали точной информацией о расположении противника, постоянно велись активные поиски. Разведчики сражались геройски – одна из наших групп, совершила рейд по тылам противника, вступила в бой, они вышли к нам на моем участке, я увидел, что из девяти бойцов вышло всего четверо…

Мы воевали, но выполняли приказ командования АТО, и удерживали позиции. Все другие наши войска в районе Кутейниково, Старобешево отошли. Своими слабыми силами, мы конечно, эти населенные пункты закрыть не могли. Воспользовавшись нашим стоянием, противник глубоко обошел наши позиции, и продвинулся на запад примерно на 25-30 километров. 

Попытки наших небольших частей деблокировать сообщение с нашей группой оказались безуспешными. Наши войска были разбиты. Мы знали об этом, и понимали, что другой помощи не будет. Боеприпасов осталось на 1-2 дня боев максимум, и за это время наше положение могло только ухудшиться. Поэтому генерал Хомчак принял решение идти на прорыв. 

Накануне Мы с бойцами провели ремонтные работы по технике - из двух-трех разбитых под артобстрелами машин приходилось собирать одну. 

Перед тем как мы уничтожали на КП аппаратуру секретной связи, я слышал, как какой-то начальник говорил, что группе надо не отступать, а наступать по направлению через Иловайск на Харцызск. Это очень удивило, но на самом деле вариантов прорыва у нас не было, кроме как идти по двум дорогам мимо Старобешева. Эти дороги как мы знали были плотно перекрыты российскими войсками. Мы предложили россиянам выдать им пленных в Старобешеве, на условии пропуска нашей колонны. Российское командование заявило, что предоставляет коридор для прохода группировки, и поскольку это было подтверждено высшим политическим руководством России и Украины, мы решили двигаться в составе колонн. Однако утром 28-го российские офицеры начали всячески затягивать выход колонны. Сейчас понятно, что это была ловушка. Противник под прикрытием переговоров усиливал свои войска на направлении движения наших колонн. 

Мы сформировали две колонны, каждую из которых возглавляли офицеры штаба оперативного командования «Юг» во главе с генералом Хомчаком. В одной колонне двигалось 4 танка, в нашей - 2. Силы были очень небольшие. Нашу колонну вел полковник Грачев, наш маршрут был от Многополье через Новоекатериновку на Комсомольское.. 

Я удивлен, что некоторые люди говорят, будто какую-то колонну подставили, командиры бросили. Это оскорбительная ложь. Все, кто прорывался в колоннах, рисковали абсолютно одинаково. На всех высотах противник оборудовал позиции с танками, БМД. БМП, и снаряды могли смести любого. Командир нашей колонны полковник Грачев геройски погиб в бою при прорыве. Также погиб один из наших лучших офицеров – командир бригады связи полковник Борис Кифаренко. Ряд офицеров попали в плен после тяжелых ранений. Штаб сектора «Б» шел в бой с оружием в руках как простые бойцы, и офицеры также погибали и сражались также, как и воины-добровольцы. Память об этих людях надо уважать, а не забрасывать грязью.

Мой Т-72 шел вторым в нашей колонне. Мне очень повезло – моим экипажем стали те самые герои из 17-й танковой – Сергей Исаев и Евгений Мартынюк. Наводчика их боевой машины эвакуировали в тыл, а они сами отказались от эвакуации и остались на передовой. И вот для этих героев нашелся новый танк. Я занял место наводчика. И мы пошли на прорыв. 

Вскоре после выхода нашей колонны завязался бой. За прошедшие четверо суток противник занял в этом районе глубокую эшелонированную оборону. 

У нас не было поддержки артиллерии – я увидел какие-то разрывы, но этот огонь был редким, и очень неточным, открыли его очень поздно, примерно в 12 часов. Поддержки авиации я не видел. Один раз я увидел пару наших самолетов, и все. 

Мы шли, полагаясь на свой маневр и огонь. Моя задача была идти как таран, подавлять и отвлекать на себя огонь противника. Огонь был очень плотным со всех стороны. 

Удивительно, что мы уцелели – под огнем противника мы прошли с боем около 22 километров. Нас спас уровень боевой подготовки, уникальное мастерство механика-водителя Евгения Мартынюка. Он вел бой постоянно маневрируя, используя складки местности, давая возможность вести огонь, и при этом не задерживался выходя из под прицельного огня. Мы получили множество попаданий. В ответ бил наш пулемет, и работала пушка. Важно было подавлять огневые точки с первого выстрела, работать на упреждение, не давать им пристреляться. Получалось неплохо. По нашим танкам противник бил сосредоточенным огнем. Второй танк в нашей колонне вскоре подбили, но нам везло. 

Как стреляли? Я достоверно видел поражение одной БМП противника, которая загорелась и взорвалась, по двум другим были прямые попадания, но фиксировать все результаты у меня не было н секунды возможности. Мы старались подавить все огневые точки, но россияне окопались, и у них было явное численное превосходство.

Наш танк был подбит в 22 километрах от рубежа с которого мы начинали движение утром. Боеприпасы почти кончились. И последние российские заслоны были расположены у нас на флангах на двух высотках – нам пришлось прорываться между ними. Я довернул башню на одну из высот, тогда как со второй нас расстреливали в борт.

Там был окопан танк, и я не мог поразить его, у него была в прицеле только башня. В результате попаданий все мы получили множественные ранения вторичными осколками танковой брони, были полностью разбиты все приборы наблюдения, прицел. Мы почти прорвались, но тут прямое попадание танкового снаряда вывело машину из строя. Танк заглох и Мартынюка резко бросило на прибор наблюдения, он очень сильно разбил голову, потерял сознание.

Под прикрытием огня пулемета я вытащил Евгения из танка. Перевязались. Повезло - остались целы глаза, хотя на лицах были многочисленные осколочные ранения. Отремонтировать машину своими силами мы не могли, пришлось ее бросить. У нас был автомат у Сергея, а мой автомат мог стрелять только одиночными и не очень надежно – он был рядом со мной в танке, и оказался искорежен осколками. Нас спасло поле подсолнухов и ложбина, по которой мы прошли мимо всех дозоров и засад и вышли к своим войскам «отмахав» за ночь километров 30. 

Мы попали в госпиталь, наши раны обработали. После госпиталя я опять в строю – война продолжается, работы очень много.

По итогам сражения за Иловайск я могу сказать так: я сражался среди героев, и я очень благодарен всем, кто проявил мужество и дрался до конца. Трусов под Иловайском я не видел. Я видел как мы били российские войска и как они разбегались во все стороны. Мы можем защитить нашу Родину от российской агрессии.

Но для этого необходим профессионализм – на всех уровнях. На уровне командования, на уровне мобилизации, на уровне оснащения, разведки, взаимодействия, технического вооружения, снабжения. Мы обязаны бороться и победить ради светлой памяти тех парней, с кем мы ходили в бой под Иловайском. Тех, кто вышел, и тех, кто остался там навсегда…