Военный инженер, полковник Михаил Ковальский демонстрирует огнемет "РПО-А "Шмель" российского производства, захваченный бойцами 51-й бригады в Константиновке.

26 августа, ровно год назад, в бою под Иловайском наши окруженные войска захватили новейший российский танк Т-72 Б3 выпуска 2013 года, оснащенного радиоэлектронной аппаратурой французского и белорусского производства. Как это было? "Цензор.НЕт" рассказал полковник Михаил Ковальский, на то время - начальник инженерной службы оперативного командования "Юг".

"Я находился вместе с командующим на блок-посту 39-06 под Иловайском. С утра 24-го августа поступила информация о продвижении российских войск, в 13 часов 24 августа эта информация подтвердилась - стало ясно, что трасса на Старобешево перерезана и мы попали в тактическое окружение. Стало ясно, что надо занимать круговую оборону, иначе нас просто сомнут с тыла. В тылу у нас не было никаких резервов, поэтому пришлось создавать сборные отряды. Командующий поставил мне задачу прикрыть наш тыл в районе населенного пункта Агрономическое. Это всего в 5 километрах от блок-поста, где размещался наш командный пункт. Для выполнения задачи я собрал тех, кто был в моем подчинении - это 30 воинов-саперов из состава 91 инженерного полка и саперов 51-й механизированной бригады. Мне также придали одну БМП-2 из 51-й бригады - командир позывной "Леший".

Мы выдвинулись в Агрономическое и заняли позиции между заброшенных строений. Недалеко от нас была высота 204,2. Я организовал оборону следующим образом - мы отрыли траншею, в траншее для каждого бойца была отрыта индивидуальная щель-укрытие. Также мы осуществили минирование на дистанции до 1 километра дорог и просек в лесополосах, которые примыкали к нашим позициям. Вокруг нашей позиции я установил управляемое минное поле из МОН. БМП мы не окапывали - она стояла за домами и должна была маневрировать, внезапно выкатываться и наносить удар. Других вариантов не было - у БМП оставалось около 100 снарядов. Наше вооружение - автоматы и несколько гранатометов. Для большинства саперов это должен был быть первый огневой бой. Поэтому я уделял большое внимание инженерному оборудованию позиций, чтобы придать солдатам уверенности.

Российский Т-72Б3 мы захватили неожиданно для самих себя.

Примерно в 12.00 26 августа мы увидели как прямо на нас идет колонна противника. Впереди танк, за ним 6 БМД. Я дал команду БМП, она выкатилась, и примерно с дистанции 400 метров мы открыли огонь. Танк остановился, и у него что-то вспыхнуло и загорелось на башне. БМД высадили десант, и увидев, что танк стоит, развернулись и начали отходить. Пехота тоже начала отход вдоль посадки. Одна из БМД получила попадание снаряда, но смогла уйти. Других потерь противник не понес. Мы прочесали местность, и тел погибших не обнаружили. Стреляли они куда попало, так что и у нас никто не пострадал. Танк хотели подорвать, но я посмотрел - танк был полностью исправный, повреждения были косметическими. Был ранен, видимо механик-водитель, потому что на башне были следы крови.

Всех раненых противник забрал с собой. При прочесывании мы обнаружили брошенную исправную снайперскую винтовку российского производства. Танк также был российским - в нем нашли все формуляры и документы, танк был из состава 8-й мотострелковой бригады ВС России. Один из моих саперов сумел его завести, и мы его забрали.

После этого наши позиции в Агрономическом начала накрывать российская артиллерия.

Российский танк Т-72Б3, подбитый отрядмо полковника Ковальского и захваченный украинскими войсками под Иловайском 26 августа 2014-го.

Ночью к нам прибыло подкрепление - 6 БМП. Не все они были исправны, но зато у них были ПТРК, причем были и треноги для ПТУРов. Никто из моих саперов стрелять из "Фаготов" не умел. Чтобы провести обучение, я решил все-таки одну из ракет выстрелить.

27 августа два российских Т-72 вылезли на высоту 204,2 и начали обстреливать наши позиции прямой наводкой. И вот наводчик "Фагота", который вчера выстрелил первый раз в жизни, открыл огонь по танку. Первая ракета зацепила траву и ушла в небо. А вторая - прямое попадание. Танк чуть сдал с высотки, и остановился. Мы не стали добивать - у нас осталось несколько ракет. Однако другие танки выезжали, стреляли по нашим позициям, и укрывались. Один из снарядов попал в мой штаб - меня контузило, но я остался в строю. Накрывало очень плотно.

Постоянный беспокоящий огонь противник вел также из минометов и гаубиц. Они били всю ночь. Мы обнаруживали вспышки, и я направлял туда огонь нашей артиллерии. Также били по обнаруженным целям все 27 августа и 28-го примерно до обеда. Какая-то наша батарея била, но не вполне точно, а вот минометная батарея - позывной "Слива", которая находилась в Грабском стреляла прекрасно.

На наших минах за лесополосой подорвалась МТЛБ противника и КАМАЗ.

Захваченный танк мы сами использовать не могли - не было наводчика. Разбирались с его электроникой - там и навигационная система, и тепловизионные прицелы. Пулемет на башне научились использовать, а вот стрелять - нет. Поэтому передали танк начальнику бронетанкового вооружения ОК "Юг" полковнику Жене Сидоренко, он на нем наводчиком воевал, вы о нем писали.

Командующий за захваченный танк сделал моим саперам подарок - две палки копченой колбасы. Ребята были очень довольны.

Долго удерживать нашу позицию было невозможно. Главной проблемой была нехватка воды. Деревенские колодцы в Грабском и Агрономическом обеспечить наши подразделения водой не могли. Вначале набирали воду местные жители, а потом уже мы, военные.

28-го я прибыл на собрание офицеров к командующему - генерал-лейтенанту Руслану Хомчаку.

Все офицеры высказались за выход с оружием.

Сейчас я читаю много критики в адрес Хомчака. Я скажу может непопулярную вещь, но я так думаю. Все управление держалось на генерале, и я очень уважаю Руслана Борисовича как командира. Я прошел через мясорубку, и я доверяю Хомчаку, и для меня было честью не один год служить вместе с ним, и сражаться в Иловайске.

28-го вечером я получил задачу провести ночью машину с ранеными. На машине был красный крест. Мы его подсветили фонарями, и я поехали. Я сел в кабину. Но только мы выехали из Многополья как со всех сторон по машине открыли очень плотный огонь. Пришлось срочно вернуться. Машина была вся изрешечена, но раненые, слава Богу, не пострадали.

Утром приказ на выход. На выходе из Агрономического я увидел еще два уничтоженных российских Т-72. У одного оторвало башню. Это стреляли не мы - вероятно, что это результаты огня нашей артиллерии или минометов.

Вблизи Грабского я установил несколько мин-сюрпризов - я потом слышал в Донецке, что они нанесли урон противнику.

Мы пошли вперед двумя колоннами. Это был ад. Нас начали расстреливать со всех сторон, позиции противника были многослойные, и пройти все рубежи мало кому удалось. Я смотрел как взрываются вокруг меня машины, как разрывает людей... Наша колонна прорвалась в Новокатериновку, и здесь мы рассыпались между домами. Никакой организации уже не было. Все выходы из Новокатериновки блокировали российские войска. Они открыли мощный огонь по селу. И тут ко мне подошли местные жители, и стали умолять покинуть село, потому что их дома уничтожаются один за другим, а ту есть дети, старики, которым не уйти.

Боеприпасов и боевой техники для серьезного боя у меня не было. У нас не было выхода.

Со мной в машине был пленный российский десантник из 31-й десантно-штурмовой бригады Руслан Ахметов. Я оставил его, а сам пошел на переговоры к россиянам. Меня встретил один из командиров - без знаков различия. Вел себя нахально - сказал, что накануне его часть "разбахала" одну из наших частей, которая шла к нам на помощь. Потом я узнал, что речь шла о ротно-тактической группе 92-й бригады. Но мы с российским командиром договорились и он прекратил огонь по селу. Представился начальником разведки , я так понял, батальона или полка. Взамен на Ахметова он выпустил более 60 наших воинов - они в тот же день оказались на нашей территории.

Российский десантник Руслан Ахметов, захваченный в плен под Иловайском. Ахметова вывозил полковник Ковальский и Ковальский обменял Ахметова на жизни 60 украинских солдат и офицеров в Новокатериновке

А меня взяли в плен. Тут я увидел, что наше командование о нас вспомнило. наша артиллерия начала бить по району Новокатериновки, но очень не точно, далеко от российских позиций. И тут над Новокатериновкой внезапно появились два наших штурмовика. Они нанесли точный удар по российским позициям. Но, увы, один самолет был сбит на моих глазах ракетой самоходного ЗРК "Стрела-10".

Видимо, летчики передали более точные координаты. Потому что вскоре я вместе с другими пленными попал под плотный артиллерийский обстрел на российских позициях. Два часа украинская артиллерия довольно метко накрывала российские позиции. Все попрятались кто где, я прятался под российской БМД.

Затем я осмотрел оборону российского подразделения, где меня держали. У них был окопан только один танк - БМД окопов не имели, и должны были маневрировать. Больших потерь они, надо признать, в бою не понесли. Знаю, что в соседних подразделениях у них потери были.

У меня после той крови и страданий, который я видел, а возможно и из-за двух контузий, совсем пропало чувство страха. Я требовал от русских помогать раненым, давать еду и воду людям. Это был для них сложный вопрос.

Многие российские солдаты сами выглядели как оборванцы. Грязные, замученные. Офицеры рассказали, что их перебросили в Украину еще 21 августа, но снабжение им никто не организовал. Они ели то, что взяли с собой, и пили то, что найдут. Воды у них у самих было недостаточно.

Меня держали с завязанными глазами - я был в офицерской форме, со всеми документами. И тут ко мне подошел какой-то офицер. Он сказал, что полковник вооруженных сил России, и он очень мне сочувствует, постарается, чтобы мне не доставили неприятностей. И тут чтобы забрать меня в Донецк приехали какие-то чеченцы. Но российский полковник меня чеченцам не отдал. Россияне меня передали кому-то. Но в плену я был недолго - всего 10 дней. Меня обменяли.

Сейчас я в госпитале, спасибо, что позвонили, а то я думал, что все уже забыли Иловайск. Там погибло двое моих саперов. 
Им, мертвым, дали ордена. Живых не наградили ни одного. Обидно, конечно. У меня нет наград и моих ребят тоже нет, а ведь мы сделали очень немало на войне и до и после и во время Иловайска. Но хоть я и полковник, а мое мнение ничего не значит. Такое впечатление, что государству нужны только мертвые герои Иловайска. А живые напоминают о неприятном...

С саперами, с которыми прошел Иловайск поддерживаю контакты. Им я говорю так, чтобы не обижались и продолжали служить: "Мы пошли на войну чтобы делать нашу работу. И мы сделали свое дело хорошо, потому что нам досталась самая главная награда - мы вернулись домой живыми".