Наши девки хороши,

ловят сразу по две вши,

а партком велел по пять,

чтоб Стаханова догнать

народная частушка, 1936

Забывает страна героев. В угаре буржуазного национализма, заполонившего землю славных свершений рабочего класса, наше общество почти готово придать забвению легендарный юбилей бессмертного подвига славного сына донбасской земли, великого советского шахтера, талантливого руководителя угольной промышленности СССР, организатора производства, орденоносца, Героя Социалистического Труда Алексея (вернее, Андрея, хотя, не исключено, что и Александра) Григорьевича Стаханова.

Именно в эти дни ровно 80 лет назад, в ночную смену с 30 на 31 августа, на шахте «Центральная-Ирмино» в Кадиевке он, согласно официальной версии (за сомнения в которой было уничтожено руководство его шахты), с двумя крепильщиками за стандартную рабочую смену 5 часов 45 минут выработал 102 тонны угля, чем перевыполнил норму в 14 раз.

Уже 2 сентября газета «Правда» в заметке «Рекорд забойщика Стаханова» шумно рекламирует тщательно подготовленный и организованный половиной сотрудников предприятия «стихийный почин» простого трудового мигранта из Орловской области, приехавшего в Украину «дать стране угля». Однако в текст заметки вкралась небольшая неточность: парня ошибочно называют Алексеем. Робкая попытка героя исправить неточность получает достойный отпор: «в «Правде» ошибок не бывает!» - и Стаханову срочно выправляют документы на Алексея.

В последующие дни кадиевские шахтеры улучшают рекорд Алексея: 3 сентября Мирон Дюканов нарубил 115 тонн, 5 сентября Дмитрий Концедалов дал 125 тонн, а сам Стаханов 9 и 19 сентября добыл 175 тонн и 227 тонн. Уже 11 сентября 1935 в «Правде» появляется термин «стахановское движение», описывающий впрочем, не столько способ интенсификации производства путем разделения труда, сколько идеологию и мотивацию рабочего класса.

И тут началась многолетняя история «стахановского движения» - борьбы за превышение норм производства. Тут важно понять, что с экономической точки зрения превышение отдельными рабочими норм выработки не только не имеет смысла, но и просто деструктивно без изменения структуры производства, без модернизации.

Так, Бернард Шоу недоумевал, почему стахановцы чрезвычайно популярны среди своих товарищей, ибо в Англии за перевыполнение нормы английские рабочие «бьют по голове кирпичом». Но сатирик не понимал сути советского строя: советский социализм изначально поощрял безынициативность, иждивенчество и безделье, а поэтому целью стахановского движения была простая мотивации рабочего класса к работе.

Это псевдоэкономическая, это лагерная логика. Таким образом, мы имеем дело не с экономическим, а с социокультурным явлением, юбилей которого отмечаем в эти дни.

Стахановцам мы обязаны появлением крылатой фразы «Жить стало лучше, стало веселее» (из речи И. Сталина 17 ноября 1935 на Первом всесоюзном совещании рабочих и работниц - стахановцев: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится... Если бы у нас жилось плохо, неприглядно, невесело, то никакого стахановского движения не было бы у нас»).

Именно эти слова определили мотив всеобщей культурной имитации на следующие 50 лет: что бы ни происходило - жить становилось все «лучше и веселее». С этим настроением под знаменем Алексея Стаханова мы шли от победы к победе (несмотря на отдельные недочеты на местах), поражая своим энтузиазмом передовую творческую элиту Запада.

Стахановское движение ширилось. Результатом его стало, в частности, увеличение норм выработки, за неисполнение которых многие отправляются в лагеря. Попытки научного обоснования норм злобно высмеиваются в партийной печати, а специалисты репрессируются. По экономической теории и эконометрике наносится очередной удар. Попытки рабочих противодействовать фальсификациям при подготовке «рекордов» пресекаются как «теракты». Раскручивается пропагандистская кампания.

А сам скромный герой тем временем перебрался в Промакадемию в Москву, занял одну из стремительно освобождавшихся квартир в печально известном «Доме на набережной», тихо пересидел войну в эвакуации начальником шахты в Караганде, а после спокойно спивался на должности начальника сектора социалистического соревнования в Народном комиссариате угольной промышленности СССР.

Крутой поворот в жизни нашего культурного героя связан с именами двух других «шахтеров» и не менее известных культурных деятелей - Мориса Тореза и Никиты Хрущева.

В 1957 лидер французских коммунистов, бывший шахтер Торез в ходе визита в Москву поинтересовался у Хрущева: «Помнится, был у вас такой передовик - Стаханов. А где он сейчас?» «Как где? На Донбассе, уголь добывает» - бездумно дал самый очевидный ответ Хрущев. Когда генсеку доложили, что Стаханов уже 15 лет в Москве, в Министерстве угольной промышленности, он впал в ярость - так опростоволоситься перед иностранным гостем! - и приказал в 48 часов отправить Стаханова на Донбасс.

Так Стаханов оказался на должности заместителя управляющего трестом в г. Чистяково Донецкой области. Без жены, которая отказалась оставлять квартиру в Москве, с непонятным статусом опального героя. По иронии судьбы всего через 7 лет - в 1964-м - место ссылки Стаханова было переименовано именно в Торез.

Дальнейшая история Стаханова - история деградации в ожидании возвращения: он неудержимо спивался, потерял работу, опустился, попадал в психиатрические больницы. Он стал неинтересен партийной пропаганде - даже термин «стахановец» постепенно вышел из употребления и был заменен громоздким «ударник социалистического труда». Стаханов и «стахановцы» стали объектами «романтики первых пятилеток» бесцветной государственной пропаганды и рутинной темой для соленых шуток советского рабочего класса, к тому времени вполне люмпенизированного.

В 1970-м, благодаря неожиданному вмешательству бывшего коллеги - парторга шахты «Центральная-Ирмино», а теперь первого секретаря райкома Константина Петрова, о Стаханове вспомнил Брежнев. Удивление генсека вызвал тот факт, что в отличие от многочисленных стахановцев, сам Стаханов не имеет звания Героя Социалистического Труда. И в ознаменование
35-летия трудового подвига Стаханов был награжден звездой Героя.

Но и тут слава была половинчатой: опустившегося героя никто не собирался возвращать в Москву. Торжества имитировали партийные власти республиканского уровня, курсируя между Торезом и Киевом.

Демонстративное забвение, тотальная имитация «юбилея», одиночество и пустота окончательно подкосила Стаханова. Накануне светлого праздника, славного юбилея - 60-летия Великой Октябрьской Социалистической революции, в психиатрическом отделении больницы г. Тореза перестало биться сердце легендарного шахтера.

И уже через несколько лет даже смотрители местного кладбища не могли указать место, где он похоронен. Его могилу нашел и привел в порядок местный житель уже в середине 1990-х.

Стаханов и «его» движение остались бы в истории как бессмысленный идеологический проект, отмененный за ненадобностью, если бы не его культурная компонента: фильмы, книги, анекдоты, частушки. В мире тотальной лжи и имитации ничего другого и быть не могло, заставить рабочего работать в социалистической системе ведения хозяйства - утопия. «Наливай хоть пять стаканов, только подноси, но работать как Стаханов, Боже упаси» - ответил пролетариат на стахановское движение.

Впрочем, Стаханов внес вклад и в мировую культуру. Наряду со всемирно признанными sputnik, pogrom и perestroika, в итальянском языке благодаря ему появилось отличное слово stacanovista, обозначающее показушного трудоголика, активного имитатора, бессмысленного трудягу. Английский словарь предлагает великолепное лексическое соответствие термину stacanovista - eager beaver - «нетерпеливый бобер», безумный энтузиаст, зачастую стремящийся произвести впечатление на начальство.

Исключительно точная метафора - так и стахановское движение превратилось в тотальную имитацию, а сонмы нетерпеливых бобров превратили реку в застойное, зловонное болото, в котором никакая жизнь невозможна, а испарения его продолжают отравлять жизнь соседям.

С юбилеем вас, товарищи энтузиасты.