Жизнь под обстрелами: как относятся к тем, кто остался в Луганске во время оккупации

21.04.2019, 23:09 • 1357 • 0

"Я работаю в "ЛНР" с 2014 года" или "Мы же не уезжали никуда" звучит примерно так, как если бы человек имел 50 лет трудового стажа на одном месте.

Здесь ценится то, что человек прошел все перипетии военного времени изнутри, а не с теплого дивана, уезжая куда-то в безопасное место. Правда, и здесь есть куча нюансов. Кто-то говорит, что уезжал, ну, и что? Это нужно говорить с особым вызовом. С напором, как будто это вообще к ситуации ровным счетом значения никакого не имеет. Или говорить как будто это твоя проблема, что ты был здесь все время, а никак не того человека, который оказался нормальным и позаботился о себе.

Читайте также: Самое страшное в "ЛНР" – "шпионаж"

Но в любом случае, если нужно подчеркнуть значимость личности, сотрудника или ценного кадра, о нем говорят именно так – был здесь с 2014 года. Эти пять лет уже сейчас как пережитая блокада Ленинграда, как война с 41-го по 45-й, или как особое беспримерное мужество. Звучит так помпезно, что порой совсем не вяжется с личностью человека, о котором говорят. И не стыкуется возраст того, кто был на "боевом посту" все это время, не стыкуются мотивы, и ты не веришь буквально всему в этой истории.

Моя знакомая рассказывая мне о своей работе, подчеркнула, что полгода она не получала зарплату. Я не буду уточнять, но ее место работы как раз в тот период тоннами получало гуманитарную помощь для нуждающихся. Да, денег им не платили, как и всем бюджетникам тогда. Но сказано это было так, что я почти пустила слезу, опомнившись лишь тогда, когда поняла, что сама не получала в тоже время полгода заработную плату. А мои мама и крошечный ребенок 9 месяцев не получали ни социальных выплат, ни пенсий. Я ходила именно к этой знакомой, чтобы она выдала на мою семью из тех тонн гуманитарки один пакет помощи. Волновало ли кого-то, как мы живем тогда? Сомневаюсь. С одной стороны, выживали все вокруг, а с другой, если ты молчал, то, значит, как-то жил.

Моя знакомая пришла просить помощи для своей матери – героя труда, жителя блокадного Ленинграда. Ни у нее, ни у матери не было тогда пенсий. И когда она пришла в одну из таких вот гуманитарных миссий, сотрудники там как раз пили чай. С шоколадными конфетами. К моей знакомой повернулись и…отказали.

Тот чай с конфетами она запомнила на всю жизнь. Тогда ей сказали то ли прийти позже, то ли позже позвонить. Она, стоя в дверях, просила помощи для девяностолетней матери, а ей, повернувшись от стола с конфетами, отказали – помощи не было. Почему-то именно такие вот штрихи запоминаются на всю жизнь. Но кто-то говорит после всю жизнь о том, как выживал полгода без зарплат или работал под обстрелами с лета 2014 года. А кто-то привычно молчит, потому что не видит в этом повода для хвастовства или кича.

А если говорить иначе, многие просто работали, потому что нужно было на что-то жить. Не потому, что хотели что-то отстроить, сохранить или приумножить. Не потому, что имели какие-то особо высокие или особо благородные мотивы. Просто так сложилось – не уехали или вернулись, и где-то нужно было работать. Но я думаю, что еще пару годков, и за эти заслуги здесь будут давать ордена. Не всем, конечно, но непременно будут.