Многие из нас в последнее время перестали понимать, что происходит с нашими друзьями, совсем еще недавно разумными людьми, умевшими спорить без брани, обид и навешивания ярлыков. В Москве и в Киеве теперь полно людей, с которыми если еще не поссорился, то лучше вовсе не обсуждать политику. На всякий случай.

Что произошло? Довольно красноречивые ответы есть в нескольких старых книгах о психологии толпы и ее вожаков, особенно в «Психологии народов и рас» Гюстава Лебона, изданной в 1895 году, и в комментариях к ней Зигмунда Фрейда.

Никогда бы не подумал, что буду цитировать эту расистскую, в общем-то, книгу изобретательного француза, который, кроме социальных и психологических, выдвигал и физические теории, оказавшиеся впоследствии ложными. «Можно легко сделать бакалавра или адвоката из негра или из японца, — писал, например, Лебон. — Но этим ему дают чисто внешний лоск, без всякого воздействия на его психическую природу, из которой он не может извлекать никакой пользы».

Последние события, однако, отбросили и Россию, и Украину так далеко назад, что обсуждать состояние наших умов с позиций XIX века не только снова легко, но и полезно. Дорогу к цивилизации пора проходить заново. Перечитывать Лебона и обильно ссылавшегося на него Фрейда: глядишь, и сохраним рассудок, не окажемся среди бегущих в ту или иную сторону баранов.

«Самый поразительный факт, наблюдающийся в одухотворенной толпе, следующий, — писал Лебон. — Каковы бы ни были индивиды, составляющие ее, каков бы ни был их образ жизни, занятия, их характер или ум, одного их превращения в толпу достаточно для того, чтобы у них образовался род коллективной души, заставляющей их чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из них в отдельности».

Мы имеем дело, таким образом, не с конкретными приятелями, знакомыми и даже родственниками, а с этой самой коллективной душой. И все хорошее, и все плохое, пробудившееся в людях неожиданно для нас, на самом деле не их личные свойства: «Различные импульсы, которым повинуется толпа, могут быть, смотря по характеру возбуждения, великодушными или свирепыми, героическими или трусливыми, но они всегда настолько сильны, что никакой личный интерес, даже чувство самосохранения, не в состоянии их подавить. Так как возбудители, действующие на толпу, весьма разнообразны и толпа всегда им повинуется, то отсюда вытекает ее чрезвычайная изменчивость. Вот почему мы видим, что толпа может внезапно перейти от самой кровожадной жестокости к великодушию и выказать даже при случае самый абсолютный героизм».

«Небесная сотня» и всеобщая взаимопомощь на Майдане? «Стихийное волеизъявление соотечественников» в Крыму? Ну да. Раздражительность и импульсивность, раньше нашим знакомым не свойственные? Неизбежные качества одухотворенной толпы.

Вы вдруг осознали, что никого словно не интересует, что там происходит на самом деле — у каждого есть ссылки на свой список ресурсов, постоянно и последовательно подтверждающих его позицию? Например, украинец ссылается на «Украинскую правду», русский — на «Лайфньюс», и оттого у них нет даже общей фактуры, которую они могли бы спокойно обсуждать. А в нейтральных источниках просто повторяются пропагандистские россказни обеих сторон. Я ему про вездесущего бородача, всем своим видом доказывающего присутствие ГРУ в Донецкой области, он мне — про визитку Яроша. Не беда: так было и сто с лишним лет назад.

«Толпа, лишенная всяких критических способностей, должна быть чрезвычайно легковерна, — писал Лебон. — Невероятное для нее не существует, и это надо помнить, так как этим объясняется та необычная легкость, с которой создаются и распространяются легенды и самые неправдоподобные рассказы. Люди, находившиеся в Париже во время осады, видели множество примеров такого легковерия толпы. Зажженная свеча в верхнем этаже принималась тотчас же за сигнал неприятелю, хотя довольно было бы минуты размышления, чтобы убедиться в нелепости этого предположения, так как, конечно, неприятель не мог различить пламя свечи на расстоянии нескольких миль».

Ну это ведь точь-в-точь про нынешние многочисленные «фейки», вот хоть про рекламу «Приватбанка» — «$10 000 за москаля»!

Фрейд, додумывая тезисы Лебона, писал в 1922 году в «Психологии масс и анализе человеческого "Я"»: «Массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, от которых они не могут отказаться. Ирреальное всегда имеет у них преимущество перед реальным, несуществующее оказывает на них столь же сильное влияние, как и существующее».

Одно за другим появляются сообщения о погибших людях — или пойманных шпионах, например, — а ни трупов, ни кающихся агентов нет? Нормально. Лебон: «В то время, как я пишу эти строки, все газеты переполнены рассказами о двух маленьких утопленницах, вытащенных из Сены. По крайней мере около дюжины свидетелей признали личность этих детей самым категорическим образом. Все их показания были так согласны, что в уме следователя не могло возникнуть никакого сомнения, и он написал уже свидетельство о смерти. Но в тот момент, когда хотели хоронить утопленниц, обнаружилось, что предполагаемые жертвы живы и только чуть-чуть похожи на утонувших».

Мы хоть и живем в эпоху YouTube, но и в роликах ведь каждый замечает только то, что и вся толпа, к которой он принадлежит.

Вас не желают слушать, злятся, записывают во враждебный лагерь по каким-то неопровержимым (для собеседника) признакам? «Не испытывая никаких сомнений относительно того, что есть истина и что — заблуждение, толпа выражает такую же авторитетность в своих суждениях, как и нетерпимость. Индивид может перенести противоречие и оспаривание, толпа же никогда их не переносит». И дальше: «Все убеждения толпы имеют такие черты слепого подчинения, свирепой нетерпимости, потребности в самой неистовой пропаганде, которые присущи религиозному чувству; вот почему мы и вправе сказать, что верования толпы всегда имеют религиозную форму».

Фрейд считал, что Лебон, разобравшись в психологии толпы, плохо понял роль вожаков, вождей, природу их власти над толпой. Он считал недостаточным пассаж Лебона, применимый нынче в равной степени к лидерам Майдана и к Владимиру Путину: «Как бы ни была нелепа идея, которую они защищают, и цель, к которой они стремятся, их убеждения нельзя поколебать никакими доводами рассудка. Презрение и преследование не производят на них впечатления или же только еще сильнее возбуждают их. Личный интерес, семья — все ими приносится в жертву... Напряженность их собственной веры придает их словам громадную силу внушения».

По Фрейду, идея как таковая, если она обладает силой религии, может и заменить вождя. Поэтому нет ничего удивительного в том, что люди, без уважения относящиеся к конкретным лидерам, все равно ведут себя как часть толпы.

Но даже если так, Лебон, кажется, был прав, утверждая: «Всегда готовая восстать против слабой власти, толпа раболепно преклоняется перед сильной властью. Если сила власти имеет перемежающийся характер, то толпа, повинующаяся всегда своим крайним чувствам, переходит попеременно от анархии к рабству и от рабства к анархии».

Это, конечно, и про нас в России, и про украинцев. Слабую власть свергаем, сильной охотно подчиняемся, а если нет ее — устраиваем Гуляй-поле и Запорожскую Сечь.

От цитат из Лебона и Фрейда прямая дорожка к конспирологии: ведь те, кто метят в кукловоды, читали, естественно, и про die Masse, и про la foule. И, зная свойства толпы (натовпу, если по-украински), должны, конечно, манипулировать этой совокупностью людей. Только вряд ли у них это получается: лидеры неспособны предсказать долгосрочный эффект манипуляции. «Обыкновенно вожаки не принадлежат к числу мыслителей — это люди действия, — писал Лебон. — Они не обладают проницательностью, так как проницательность ведет обыкновенно к сомнениям и бездействию».

Может, нами и пытаются манипулировать, но и мы тоже кое-что можем.

Вот сейчас кто-то из нас предполагает, что украинцы в дальнейшем станут ненавидеть и сторониться русских — не забудут и не простят нынешнего грубого вмешательства в их дела. А кто-то — что отойдут, поймут свои ошибки, и будет все как раньше. Но на самом деле мы не знаем, как будет. Как только рассыплются толпы на людей, что-то решит для себя каждый. И украинец, ныне твердо заявляющий: «От вас — подальше», поедет работать в Москву, за другими возможностями, а русский сторонник захвата Крыма купит деревенский дом в украинской глуши, обзаведется хозяйством, получит синий паспорт.

Когда думаешь своей головой, пусть и одной, как-то все сложнее получается.