Есть старая байка. Много лет назад некий режиссер снимал некий фильм (название первого и имя второго история не сохранила). По сценарию, картина должна была окончиться стереотипным хэппи-эндом: Герой и Героиня, обнявшись, уплывают в закат на океанском лайнере. Режиссёру такой финал казался чрезмерно слащавым, но поменять концовку, не перекроив сюжет от и до, не выходило. Но хитрец всё же сумел добавить драмы на ровном, казалось бы, месте. Помимо счастливой парочки, он воткнул в кадр спасательный круг, на котором отчетливо читалось имя корабля: "Титаник". Я сейчас вроде этого режиссёра.

Истории об интересных людях и нетривиальных событиях читаются совсем иначе, когда все знают, как всё в итоге плохо закончилось. Не правда ли?

Старая добрая редакция была, по большому счёту, унылым местом. Древняя, рассыпающаяся на глазах мебель, компьютеры времен верхнего неолита, трухлявые окна и громадные пыльные пачки бумажных неликвидов. Правда, мне ещё повезло: у меня в кабинете стоял кондиционер. В коробке. Под стенкой. Однажды он достался нашей газете по бартеру - некая фирма заплатила за рекламу. К сожалению, услуги по его установке в состав бартера не входили - и потому он пылился в уголке памятником чьей-то жадности. А памятником чей-то лени служил факсимильный аппарат: он стоял рядом с телефонным проводом, около него валялся непочатый рулон бумаги. Но подключить его, зарядить бумагу и использовать, наконец, по назначению - желающих не нашлось.

Мой кабинет, по хорошему, был рассчитан на 4 рабочих места - но редко когда удавалось запихнуть туда больше двоих журналистов. Становиться репортёром в городе, где даже троллейбусный кондуктор зарабатывал раза в полтора больше, желающих не находилось. То есть, были, конечно, мальчики и девочки с горящими глазами. Они прибегали, окрылённые, и ломились к главному редактору. Главный, как правило, не снисходил до общения с простыми смертными. Он занимался куда более важными вещами: вырезал и клеил при помощи ПВА статьи для наборщиков (ибо ctrl-c/ctrl-v не признавал), сочинял спортивные новости (ну, любил старик футбол) и читал что-то интеллектуально-диссидентское - вроде Милана Кундеры. Поэтому личинки журналистов попадали в локальное Чистилище - к заместителю редактора Юрию Иванычу.

Иваныч был самым добродушным циником и самой обаятельной чёрной дырой для вашего времени, какие только мне встречались. Он рассуждал о преимуществах социализма, и тут же на ходу соображал, как бы притырить тысячу-другую. Он часами мог с видом заботливого дядюшки травить, травить и травить байки о всякой ерунде: от историй из собственной службы на атомной подлодке и эпизодов из жизни своей кошки до роли масонов в Великой Французской Революции. Когда байки кончались, он ставил какую-нибудь винтажную музыку и вновь долго-долго объяснял собеседнику различия между Саймоном и Гарфункелем. Но в конце милой беседы замредактор мог, не моргнув глазом, объяснить внештатнику, что денег на сей раз тот не получит, ибо материал его - говно, а автор - неудачник. Справедливости ради, зачастую так и было.

Вот к нему-то и попадали новички. После общения с "Ереванычем" неофит, обычно, получал какое-нибудь несложное задание, писал плохонькую (а чаще - вообще нечитабельную) статейку и быстро охладевал к профессии.

Поэтому я не особенно волновался, когда в моём кабинете за соседним, пустующим компьютером появилось очередное юное дарование по имени... ну, допустим, Ксения. Хотя кому сейчас важны эти имена, не правда ли? В любом случае, я не назову здесь её настоящее имя - ибо считаю моих читателей достаточно проницательными людьми, а раскрывать факты из биографии небезызвестного человека без согласия этого человека считаю свинством.

Итак, девочке было 17. Девочка была перепуганной темноволосой худышкой, удивлённо и зеленоглазо смотревшей на меня.

А я, к тому моменту, стал, как мне казалось, Журналистом с большой буквы Ж. Ибо взял немало важных интервью, отхватил пару почётных грамот в деревянных рамочках, съездил в Верховную Раду и даже провёл несколько Настоящих Журналистских Расследований. По факту, конечно, Ваш покорный слуга занимался своим любимым делом - подавал надежды и делал успехи. Но моё имя все же периодически появлялось на газетных страницах.

И потому я весь буквально раздулся от гордости, когда пришелица робко спросила: "А Вы, наверное, и есть ТОТ САМЫЙ Данил Чикин? Я представляла Вас намного старше!"

Впрочем, скоро мы перешли на "ты". Ксения оказалась студенткой-заочницей Горловского инъяза. Она родилась и выросла в небольшом селе у самой окраины Донецка. Её отец, директор сельской школы, в далёкие времена успел побыть местным сельским головой - поэтому иногда, в шутку, я дразнил Ксению "мэрской дочкой". Чуть позже я придумал ей иное прозвище - Ксюшь. Так и написал ей в СМС-ке что-то вроде "Ксюшь, выключи, пожалуйста, мой комп, а то я забыл". На вопрос, а нафига здесь, собственно, мягкий знак, объяснил: согласно правилам русского языка, существительные женского рода с шипящими на конце (Ночь, Печь, Мышь etc.) пишутся с мягким знаком. Так она и стала Ксюшью - чуть позже ей, впрочем, даже начало нравиться.

Ксюшь была страстной футбольной фанаткой: болела за донецкий "Шахтёр", а в отсутствие матчей - за московский "Спартак", мечтала стать спортивной журналисткой. Поэтому и первое её задание было "околофутбольным": написать статью о донецких ультрасах.

И девочка написала. Да, не без огрехов. Да, заголовок придумал "Ереваныч" в своей по-хамски развесёлой манере - "Фаер фраера погубит". Но - удивительное рядом - материал оказался вполне удобоваримым, и даже был опубликован. Кстати, ультрасы сильно обиделись, на своих форумах призывали поймать и наказать "нехорошую" журналистку (впоследствии ей удалось пообщаться с ними и даже подружиться). Так 17-летняя сельская девушка сумела не просто сообразить неплохую статью, но и вызвать, так сказать, публичный резонанс.

Ксюшь прижилась в газете. Теперь мы сидели с нею в кабинете вдвоём. Время от времени я подсказывал ей что-нибудь по теме или успокаивал её, когда она нервничала перед интервью с каким-нибудь чиновником. Впрочем, моя помощь почти не требовалась: малышка училась быстро, работала упорно и вскоре чувствовала себя вполне уверенно.

Именно из-за неё я впервые послал на три весёлых "Ереваныча", который до этого был для меня непререкаемым авторитетом. Дело было так. Разговор у нас с ним зашёл о прекрасном поле и замредактора, подкрепляя некий тезис, выдал:

- Посмотри на Ксению! Она же некрасивая. Нет в ней красоты.

- Минуточку, - парировал я. - Но у неё же есть жених, и, насколько мне известно, у них всё взаимно...

- Да он же из того же села, этот жених! - засмеялся Иваныч. - Вот выходит утром на крыльцо. Глядь налево - там корова. Глядь направо - там коза. Глядь прямо - а тут и не корова, и не коза, и ещё разговаривает.

Вот тогда-то я, используя минимум эпитетов, обозначил шефу дальнейший маршрут. Что характерно, он, вроде бы, не обиделся: то ли проверял меня "на вшивость", то ли оставлял за мной право тоже быть хамлом.

Ксюшь, конечно, не была фотомоделью, а была ещё по-подростковому нескладной девчушкой. Красота пришла к ней позже. Но умные зелёные глаза, весёлый незлобивый нрав и острота ума компенсировали временные недостатки. Нельзя было, конечно, сказать, что я в неё влюблён. Точнее, сказать-то было можно, ну а толку, если юная особа несвободна?

Меня манили шальные деньги, а мою юную коллегу - громкие имена. И потому наши дороги разбежались: она перешла работать в куда более именитую газету, а я - на вольные хлеба, в "пиарщики".

"Кто умён, а кто дурак: один за книгу, другой в кабак". Ксюшь трудилась, не покладая рук, и так, в итоге, оказалась в столице - и в каких-то 23 года заняла очень высокую должность в очень крупном СМИ. Ну а я продолжал делать успехи и подавать надежды. Конечно, в итоге мне тоже улыбнулось счастье сделать пафосную карьеру - от которой, впрочем, теперь остался пшик. Какое-то время мы с Ксенией переписывались. Но когда, наконец, стало можно сказать то, что раньше говорить было бесполезно - я был уже слишком толстым и унылым, а она - чересчур занятой и высокопоставленной.

Во всяком случае, я тешу себя мыслью: быть может, в становлении новой журналистско-менеджерской звёздочки есть и мой скромный вклад. Конечно, когда она лет в 40 получит Пулитцеровскую премию, едва ли упомянет меня в своей речи в списке "special thanks". Да и вообще, едва ли вспомнит человека, отхватившего-таки билет первого класса на донецкий "Титаник".

А теперь, как обычно, о забавном.

Помните, в начале текста упоминался некий факсимильный аппарат? В нём наличествовала ещё одна интересная функция - автоответчик. Однажды я всё-таки подключил его. Встал вопрос о том, чтобы наговорить приветствие. Моё визгливое тарахтение с ужасной дикцией тут явно не годилось - поэтому я попросил Ксению мне помочь. Она долго смеялась, ещё дольше улыбалась, но потом всё-таки без запинки начитала текст, написанный мною на бумажке. И с тех пор каждого незадачливого абонента встречал звонкий девичий голос, словно со школьной линейки:

"Здравствуйте! Вы дозвонились в редакцию нашего еженедельника! Пожалуйста, оставьте сообщение после длинного сигнала, и, ВОЗМОЖНО, мы будем рады с Вами пообщаться!"