Я не люблю говорить о Крыме. Но сегодня позволю себе.

Два года назад мы сидели в офисе и, конечно, смотрели выступление Путина. В тот момент я уже устала созваниваться с родственниками, живущими прямо у воинской части, и слушать как они рады принимать у себя беркут, который мы, дураки такие, разогнали. Президент РФ закончил речь словами, что граждане республики Крым автоматически принимаются в российское в течение 1 месяца. Ребята кричали и тыкали факи в экран со стримом. А я только спросила: "Пацаны, а шо мне с документами делать?" Что делать с документами стало понятно через три недели. Мою прописку в Киеве признали в севастопольском жэке еще через месяцев десять и тысячу справок из паспортного стола. Если признали.

Со мной в Крыму не случался первый секс, я не обжиралась кислотой на пляже, у меня нет любимой винной лавочки на набережной Назукина, я даже не травилась пловом с мидиями.

Зато в Крыму меня принимали в почетные октябрята в 1996 году. Просто потому что директор школы была убежденной коммунисткой, в стране после развала совка ничего хорошего случится не может, да и вообще нужно было нравственно воспитывать молодое поколение. Она же годом ранее сказала моей маме, что украинский учить не обязательно.

Зато в Крыму я единственный раз в своей жизни давала взятку. В два с половиной раза превышающую стоимость аналогичной услуги в Киеве. Это было так легко и обыденно, прямо при подчиненных. После я даже позволила себе выпить за завтраком. Крым бывает открыточным, и бывает - физический.

Я не езжу отдыхать в Крым, как только начала оплачивать свои каникулы и отпуска. Я много лет не пью крымские вина. Я предпочитаю нюхать морько, которое будьте уверены впитала с молоком матери, в Одессе и Стамбуле. Сейчас я сократила общение с родственниками из Севастополя до минимума, я устала мягко объяснять, почему не приеду. Мне страшно думать, что здоровье моей бабушки совсем закончится и в ночном истеричном разговоре я честно признаюсь, что не хочу общаться с новообращенными россиянами. Эти слова будут совсем некстати. Меня не заточали под стражу и не лишали имущества. В результате долгосрочной промывки головы и русской весны я всего лишь не могу выдержать общения с ближайшими родственниками. Ценности совсем разные.

Спустя годы я еще не могу собрать мысли, чувства и до конца принять, что больше не пересеку перешеек. Ведь у меня там был аппендикс жизни. Такой самой обычной, когда просыпаешься утром, принимаешь душ, завариваешь кофе и ешь бутерброд, убираешь за котами и гуляешь собаку, ездишь на троллейбусе и покупаешь батон в магазине.

В моей голове до сих пор не укладывается, что после геноцидов, голодоморов и холокоста, люди все еще могут отбирать чужие территории и ради этого убивать.

В Крыму красивая природа, но уже два года я не люблю говорить о Крыме.