Коррупция не обязательно ограничивается бедными странами. В зажиточном мире она приобретает более изощренные формы

Однажды мне пришлось дать взятку.

Это был вечер пятницы. Я ехал за рулем машины друга в стране, которую предпочитаю не называть (власть там мстительная, руки у нее длинные, лучше перестраховаться), когда меня остановила дорожная полиция. Полицейский сказал, что от меня слышен запах алкоголя (хотя я не пил), и начал выжидать. Он ждал взятку, которая на тот момент составляла для иностранца около $50. Меня переполняло чувство гражданского долга - нужно было противостоять беззаконию. Пауза затянулась. Раздраженный полицейский забрал меня на свою станцию, где явно пьяный врач взял пробу на алкоголь и заявил, что я нахожусь в состоянии алкогольного опьянения.

Полицейский добавил, что все очень серьезно, я буду задержан до понедельника. Автомобиль конфискую. Мне сделают анализ крови. Моему другу нужна была машина, неделя выдалась напряженная. Еще одна пауза, за которую мои благие намерения испарились, и я спросил: «Можно ли решить вопрос как-то по-другому?». Полицейский оживился: «Конечно, можно!». Вопрос решился уже за $150.

Это был маленький инсайд, история для друзей (или для колонки). Тем не менее, мой рассказ подтверждает давнюю истину: коррупция непоколебима. Она поддается лишь самому решительному вмешательству. 21 год назад издание Financial Times назвало 1995 год «годом коррупции». С тех пор стало только хуже.

Пример не из моего опыта: согласно недавнему опросу, дорожная полиция Ганы по 16 раз останавливает местных дальнобойщиков, чтобы получить от них взятку. Ганские водители, по сути, оказываются между молотом и наковальней: либо задержание, либо взятка. И наковальня в этом случае является более приемлемым вариантом: дай взятку - и езжай дальше; дай взятку - получи необходимый документ; дай взятку - и твоего ребенка будут лечить. Большинство людей в развивающихся или традиционно коррумпированных странах занимаются этим постоянно.

Но коррупция необязательно ограничивается бедными странами. Когда британский премьер-министр Дэвид Кэмерон на прошлой неделе заявил, что готов провести в Лондоне новаторский саммит по борьбе с коррупцией, его политический советник Стив Хилтон отметил в Twitter, что Британия «тоже невероятно коррумпирована». (Хилтон написал свой комментарий после слов Кэмерона королеве Елизавете о том, что на саммите ожидаются «лидеры некоторых невероятно коррумпированных стран», в частности, Нигерии и Афганистана).

В ходе саммита был создан глобальный форум по возвращению активов. Его цель - обсудить вопрос возвращения украденных активов странам, у которых они были похищены - зачастую их же министрами и прочими чиновниками. Кэмерон также пообещал, что британское правительство заставит иностранные фирмы, которые владеют недвижимостью в Лондоне - а это постоянно растущие инвестиции, в городе, являющемся одной из главных «прачечных» по отмыванию украденных средств в мире - задекларировать свои активы в государственном реестре.

Кэмерон находится под давлением с момента публикации Панамских документов. В списке клиентов панамской фирмы, предоставляющей офшорные услуги своим клиентам, значилась фамилия его покойного отца, Иэна Кэмерона. Премьер не мог полагаться исключительно на свою показную добродетель, запятнанную финансовыми сделками его семьи, и инициирование закона, согласно которому компании будут нести уголовную ответственность, если кто-то из сотрудников помогает им в уклонении от уплаты налогов.

Бывший советник Кэмерона Хилтон считает, что политика, «поддерживаемая деньгами групп интересов», все чаще провоцирует возникновение коррупционных обвинений в адрес политических деятелей.

В последующие месяцы это станет наибольшей слабостью кандидата в президенты США Хиллари Клинтон. Несмотря на то, что обвинения в использовании частного сервера во время работы на должности госсекретаря могут быть квалифицированы как криминальное преступление, общественность больше обеспокоена по поводу ее баснословных гонораров, полученных от банков с Уолл-стрит - некоторые из этих гонораров составляли $1,6 млн (за восемь выступлений), по данным statista.com.

Когда соперник Клинтон из Демократической партии, сенатор Берни Сандерс, выиграл праймериз в Западной Вирджинии, он сказал: «Рабочие люди страдают». Да, они страдают, причем доверие к тем, кто говорит от их имени, страдает больше, чем их кошельки.

Любому политику, обязанному группам интересов и неспособному обуздать преступления и проступки бизнеса, придется заискивать и создавать мнимое впечатление. А система, которая заставляет выборных представителей власти тратить месяцы на сбор денег, сокращает политическое поле.

В Британии взаимоотношения по линии «деньги-политика», безусловно, более изысканны, однако по-своему скандальны. Крупным донорам дают средневековые титулы - баронов, баронесс - и членство в Палате лордов. Эти благородные мужчины и женщины часто являются экспертами, общественными деятелями и трудягами, а еще они живут в своем отдельном мире привилегий, который, по всей видимости, требует от них огромных вкладов в партийную казну. Это обеспечивает им большое влияние на законодательный процесс.

В США и Великобритании государство практически не финансирует партии, но во Франции, Германии и Италии все наоборот - партиям остается лишь собрать дополнительные средства. Тем не менее, скандалы возникают и там. В частности, бывшего президента Франции Николя Саркози, готовящегося снова вступить в президентскую гонку, обвиняют в том, что он принимал незаконные средства, в том числе от бывшего ливийского диктатора Муаммара Кадаффи, в своих кампаниях 2007 и 2012 года. Сам Саркози всячески отрицает выдвигаемые обвинения.

Что касается Германии, то в 2000 году стало известно, что бывший канцлер Гельмут Коль имел тайные счета для получения денег от сторонников. Правящая правоцентристская Народная партия Испании в этом и прошлом году пережила волну арестов, отставок и разоблачений, связанных с коррупционными действиями. Правление итальянского премьера Сильвио Берлускони, занимавшего эту должность три раза в период между 1994 и 2011 годом, отметилось чередой сексуальных и финансовых скандалов, судебных разбирательств и драматических кризисов.

Что касается Евросоюза, то два года назад Европейский комиссар по внутренним делам Сесилия Мальмстрем при подготовке отчета обнаружила невероятное количество коррупционных действий, связанных с финансированием стран-членов. «Кажется, политической воли для реального искоренения коррупции нет», - печально отметила она.

Я не пытаюсь поставить между всеми приведенными примерами знак равенства. Бывает коррупция в больших и мелких масштабах. Однако Хилтон прав. Пока политики и богатые представители истеблишмента будут обхаживать друг друга с целью заключения непрозрачных сделок, подозрительные представители электората, живущие в более прозрачном мире, будут видеть повсеместные фальсификации. (Стартап Crowdpac, инициированный Клинтон, является попыткой изменить деятельность партий таким образом, чтобы у них не было необходимости привлекать средства честными или нечестными методами. Он может оказаться успешным.)

Политики, кричащие о коррупции в странах, где она является хронической, будут терять доверие. В мире постепенно создается глобальная система привилегий и воровства (как в мелких, так и в крупным масштабах) - непроницаемая, непоколебимая и разъедающая доверие.

Джон ЛЛОЙД, перевод "Нового времени"