На протяжении некоторого периода времени, который в России называют этапом устойчивого "путинского консенсуса", считалось, что при заполненном холодильнике - или, говоря иными словами, в условиях относительного достатка - население (народом его никто и не думал считать) с готовностью предоставит власти carte blanche на любые политические шаги, позволяя ей ограничивать гражданские свободы, расширять пространство коррупции и сводить экономические и личные счеты с оппонентами. И действительно, в такой ситуации большинство населения практически никак не реагировало на очевидно менявшуюся обстановку в стране: даже кризис 2008-2009 годов власть "залила" деньгами, и протесты исчезли, не успев появиться.

Следующим этапом стало формирование новой реальности, с ухудшающимся экономическим положением (темпы роста замедляются ровно столько же месяцев и лет, сколько В. Путин находится в Кремле в свой третий президентский срок) и необходимостью на это реагировать. Собственно, именно с этого времени и можно говорить о той "борьбе телевизора с холодильником", о которой мы так много слышим.

Важнейшей задачей власти в этой ситуации стал поиск врага и постоянное смещение фокуса пропагандистской машины. Мы, как помнится, слышали про необходимость бороться с иностранными агентами в среде общественных организаций; про угрозу нашей нравственности, исходящую от людей "нетрадиционных" сексуальных ориентаций; про растущую агрессивность Запада, не понимающего, с чего бы это вдруг Россия начала "воссоединяться" с не принадлежащими ей территориями, и так далее.

Мы пока еще живем именно в этом периоде, где задачей пропаганды является формирование у граждан убежденности в том, что некоторое ухудшение их материального положения (вследствие инфляции, невозможности повысить зарплаты и пенсии, эффекта дешевеющего рубля, самоограничений в поставках импортного продовольствия и др.) - вполне допустимая плата за "вставание с колен" и повышение (иллюзорное или нет, решать каждому человеку) международного престижа России.

Война идет, по сути, между реальным и воображаемым миром, между повседневной реальностью и ее восприятием. Пока, судя по рейтингам поддержки и всем опросам общественного мнения, воображение побеждает реальность.

Подавляющее большинство либерально настроенных экспертов убеждены в том, что такое состояние не может продолжаться долго, и с упоением ждут (многие уже семь-восемь лет) неизбежного краха режима. Однако год за годом горизонт их надежд отодвигается - и, как положено горизонту, способен перемещаться, на мой взгляд, практически до бесконечности.

Почему итог эпической схватки так и не кажется определенным и может ли власть обеспечить "телевизору" победу над "холодильником" (под победой я понимаю в данном случае возможность удерживать существующее status quo неопределенно долгое время)?

Оптимисты (те, кто рассчитывает на перемены на "политическом фронте" по причине сложностей на "экономическом") исходят из понятного для них концепта нормы. В любой западной стране сокращение экономики на 5-6% в условиях двукратного обесценения национальной валюты способно вызвать общественный протест, который снесет любое правительство. Однако, оценивая российскую ситуацию, нужно учитывать две особенности.

С одной стороны, российский социум бессубъектен. В большинстве развитых стран между властью и населением стоит масса общественных структур, транслирующих сигналы, идущие как сверху вниз, так и снизу вверх.

Сигналы, посылаемые властями, уцениваются в зависимости от степени влияния этих институтов. В случае, если правительство "продвигает" реформу трудового законодательства, которую не поддерживает большинство профсоюзов, она не будет воспринята трудящимися с энтузиазмом, какими бы ни были усилия пропагандистов.

Если некоторые группы граждан недовольны тем или иным трендом в политике, это недовольство вряд ли воплотится в модификацию политического курса, если не будет поддержано ни одной из влиятельных партий (или если не спровоцирует создание новой).

В России же "поражающая способность" (в любом значении первого слова) провластной пропаганды неизмеримо выше, чем в большинстве демократических стран, а обратное влияние жителей на власть - неизмеримо ниже. Поэтому влиятельность "холодильника" (импульсов снизу) менее значительна, чем "телевизора" (нажима сверху).

Именно поэтому, даже если значение "холодильника" для большинства людей начнет перевешивать роль и влияние "телевизора" (что отчасти уже происходит), обществу просто сложно будет об этом узнать.

С другой стороны, здесь есть куда более важное обстоятельство, на котором я и хочу остановиться подробнее.

Когда большинство населения считает свое материальное положение хорошим, кажется, что в случае его изменения люди могут выйти на улицы. Если уровень жизни снижается до некоторого предела, так и происходит: недовольных становится больше, протест оказывается все заметнее.

В какой-то момент наступает опасная "точка бифуркации": люди перестают в массе своей верить пропаганде, но при этом их жизнь еще выглядит нормальной, т. е. располагающей к нормальному ответу (к протестам, критике, организованным выступлениям, избирательной активности).

Это и есть самый опасный для властей момент: страна выглядит по сути своей нормальной, хотя власть очевидно "сошла с рельсов". Именно в такие моменты возможны, на мой взгляд, серьезные социальные потрясения, завершающиеся в итоге продуктивными реформами.

Однако если ни перемен, ни реформ не случается, вполне вероятен "провал" общества ниже этой точки неустойчивости - в, как ни странно, "новую стабильность". Если пропаганде удается удерживать общество в состоянии напряжения; если значительная часть критически мыслящего населения выходит из борьбы (например, эмигрирует); если воображаемая угроза продолжает выглядеть реальной для большинства - в такой ситуации "холодильника", который обусловил бы его триумф над "телевизором", просто не существует. Для полной победы пропагандистов над здравым смыслом необходимо лишь, чтобы процесс выживания стал занимать все время и мысли большинства граждан.

В России многие уже привыкли к тому, что главный вопрос дня - в какой ресторан пойти ужинать, и, неважно, как этот выбор в итоге будет решен, за ужином можно будет посудачить о власти и ее безумствах. Но если предположить, что после работы надо отстоять в очередях за самым необходимым, связаться с "дядей Петей", обещавшим отложить дефицитные "импортозамещающие" шины для автомобиля, потому что свободная продажа запчастей давно забыта, а еще желательно немного заработать денег в дополнение к основной зарплате, на которую не выжить, - где тут место обсуждению властей и время для участия в пикетах?

Собственно говоря, так жили не только в Советском Союзе, в который, по некоторым параметрам, мы стремительно возвращаемся, - такой была реальность существования во многих странах, правительства которых сумели убедить свои народы в том, что они находятся во враждебном окружении, и смогли создать минимально эффективные системы силового подавления недовольных.

Я в данном случае не говорю о Северной Корее - достаточно вспомнить вполне европейскую Югославию второй половины 1990-х годов, Зимбабве 2000-х и, на худой конец, сегодняшнюю Венесуэлу, где народ на в целом демократических выборах два года назад предпочел необразованного демагога в президентском дворце продуктам и туалетной бумаге на полках магазинов.

Сегодня в России, на мой взгляд, существуют серьезные предпосылки для "проваливания" в это новое состояние стабильности. Власть мастерски осуществляет ползучее наступление на права граждан (выдавливает политику из жизни общества, ограничивает возможности протеста, готовится к резкому перекрытию доступа к информации); активно выдавливает из страны несогласных (новые законы, формально ограничивающие выезд из России, на деле направлены скорее на поощрение эмиграции); делает все от нее зависящее для усиления доминирования политики над экономикой (что хорошо видно на примере, в частности, последних дебатов в Экономическом совете). И я думаю, что у нынешней политической элиты есть хорошие шансы на успех и на достижение нового стабильного состояния, в котором идеология радикально возьмет верх над здравым смыслом.

Момент, в который в системе могла возникнуть необходимая бифуркация, пришелся на 2013-2015 годы: в это время внутренняя политика, проводившаяся властями и дополненная изменениями экономической конъюнктуры на глобальных рынках, вела ситуацию именно к такому коллапсу, который мог бы дать реальности преимущества перед иллюзией.

Однако столь опасное для власти развитие событий было купировано целым рядом событий: от Олимпиады в Сочи с российским триумфом и захвата Крыма до усилий по политическому воссозданию "русского мира" и конфронтации с Западом. На поднятой ими волне способность общества к адекватному восприятию негативной информации снизилась - и поэтому близится "второй акт" в борьбе телевизора с холодильником, акт, который пройдет при более явном доминировании первого над последним, чем то, которое мы наблюдали ранее.

Каким окажется финал? Разумеется, он сведется к возвращению страны и общества к более рациональным типам поведения. Однако произойдет это не раньше, чем сама властная элита утратит желание продолжать ранее выбранный курс (что в принципе может случиться - примером является Куба с ее медленными реформами), либо уйдет со сцены по естественным причинам (хотя пример Р. Мугабе дает не слишком обнадеживающие ориентиры по срокам таких изменений). По крайней мере, на быстрые перемены я бы не рассчитывал. Система как никогда далека от разбалансировки - хорошо это или нет.