"Захочет выжить – выпьет", или О ком забыли на оккупированном Донбассе
Вы заметили, что в сводках новостей, называя цифры по погибшим, особенно выделяют из пострадавших детей. В этом, будто бы, какая-то забота, особое участие и какой-то иной взгляд на жизнь и смерть: взрослый пожил и отвечал за себя сам, а вина за смерть ребенка всегда ложится на взрослых. Как укор, как напоминание, как крест. И после очередной трагедии в России, которые отчего-то случаются сейчас регулярно, поражая размахом, нелепостью, халатностью, начинается массовое возложение цветов и игрушек, муссирование темы загубленного детства, слезы незнакомых людей и комментарии тех, кто пришёл на похороны. От этого может казаться, что Россия – одно целое, где "все друг за друга" и чужой беды не бывает.
Читайте также: Самая скрываемая тема в ОРДЛО
Летом 2014 года мы остались в городе. Дурацкая история. Мама не хотела оставлять дом, хорошо понимая, что его разграбят сразу же, а я не хотела оставлять маму одну. И вышло так, что мы стали заложниками ситуации, нашего дома, этой войны. Летом 2014 года моему сыну было полтора года. Я часто задавала себе вопрос, а понимают ли это те, кто стреляет, кто воюет, кто начал эту войну. Конечно, я отдавала себе отчет в том, что о нашей жизни и жизни маленького мальчика никто из них не знал. Но были ведь и другие дети, кто, как и мы, остался в городе, кто также боялся обстрелов, кто лежал на полу, прятался в погребе, а после так и не начал говорить, пережив эту войну так. И где тем летом и после была та хваленая российская солидарность, когда тему пострадавших детей канонизируют сразу же.
Я ходила тогда по городу искать детское питание и памперсы. Каждый раз я объясняла, для кого я их прошу. Нелепость была в том, что нужно было озвучить это – у меня ребенок, ему полтора года, и мы нуждаемся пока и в памперсах, и в детском питании. Никто не говорил тогда и слова о том, что это дети, это святое, это та самая особая цифра сводки, как любят подчеркивать после трагедии… Однажды я просила лекарства – у сына была кишечная инфекция, что было немудрено в ситуации без воды – и мне девушка на выдаче помощи грубовато сказала: дай ему ромашку, захочет выжить, выпьет. И снова в том круговороте было не до детей. Ни в очередях за хлебом, ни в общем стремлении выжить.
Читайте также: В "ЛНР" жизнь снова "налаживается"
В июле 2014 мы попали по "скорой" в больницу. Маленькие дети часто болеют. На все отделение было два крошечных пациента, и для нас открыли подвал на случай обстрелов, положили на пол противогазы. А мы успевали выскакивать в коридор и прижиматься к стене, пряча под собой детей. Так и стояли с той горбатенькой мамой рядом лицом к стене, закрывая собой детей. Огромные окна в палатах дребезжали во время обстрелов, персонала не было, лекарство мы купили сами. На крыше взрослой больницы рядом стояли зенитки. На перекрестках стояли люди с оружием. Нашу "скорую" остановили для досмотра автоматчики. Нас не кормили, и всем вокруг не было дела до одного маленького мальчика, который остался в городе, который был жив, но мог стать той самой строчкой сводки, которые превозносят до сих пор. И мне до сих пор стыдно, что я как мама не смогла защитить сына. Обеспечить ему мир, безопасность и счастливое детство тем летом.
Підписуйся на сторінки UAINFO у Facebook, Twitter і Telegram
Повідомити про помилку - Виділіть орфографічну помилку мишею і натисніть Ctrl + Enter
Сподобався матеріал? Сміливо поділися
ним в соцмережах через ці кнопки