Все чаще суть русско-украинских баталий в социальных сетях можно уложить в простую формулу: "кто ты такой, чтобы мне говорить, кто я такой?".

Еще проще – кто имеет право называть себя украинцем, русским, говорить от их имени? Кто настоящий, а кто нет? Вообще, они (мы) существуем как народ или нас (их) нет как народа? В ход идут история, антропология, художественное творчество Льва Гумилева, даже обзор культуры – у кого она глубже и длиннее, а ясность не наступает.

Все это можно назвать войнами идентичности. Эти войны за ответ "кто мы?" и "кто они?"очень важны, потому нет вопроса идентичности без политики и наоборот. Потому мы так жадно всматриваемся в национальные социологические исследования и результаты переписей, надеясь понять, сколько нас, а сколько их, которые другие.

Различают простые и сложные индентичности. 

Сегодня простые идентичности играют с нами плохую шутку. Мы перестали воспринимать не только других, но и самих себя сложными – "ну я же русский, значит, мне нужно поддерживать русскую политику, мне она не нравится, но не отказываться же от Родины, если она плохая" - говорит мне один из моих бывших студентов. "Вы не можете, Ольга, быть русскокультурной и писать о том, что Крым - украинский, вы просто по-русски говорите. Если бы вы были русскокультурной, вы бы чувствовали ту же радость от русского Крыма, что и мы здесь" - говорит моя собеседница - крымчанка. "Чого це ваш журнал виходить російською?! Це мова загарбників! Ви розумієте, що якщо ви користуєтеся російською, ви робите слабкішим й без того слабке українство" - возмущается в личной переписке читатель нашего журнала. "Я теперь нигде не чувствую себя дома: в России я - предатель, который поддерживает "укров", а в Киеве, прости, но тоже чужой" - говорит мне мой близкий друг, русский гражданин Украины, живущий в Москве. Все это об отрицании сложных идентичностей, которым нет места в простом мире.

До февраля 2014 года я жила в Крыму и последние 10 лет занималась исследованием идентичности как ученый. Знаете в чем проблема? То, как люди переживают идентичность и то, как принято о ней говорить – две большие разницы. Для многих людей характерна сложная идентичность, это когда вы одновременно чувствуете себя русскокультурным человеком и гражданином Украины. Гражданином Украины, но русскоязычным мусульманином. Крымским татарином и при этом христианином и гражданином Украины. Все это - реальные примеры того, как отвечают для себя на вопрос "Кто я?" мои знакомые.

Другое дело, такие идентичности в мире политики редко кто любит. Сложные идентичности – лакмусовая бумажка демократии. Чем демократичнее государство – тем больше людей могут свободно проживать свои сложные идентичности, принадлежать не к одной, а к многим группам, на первый взгляд противоречивым. Сложные идентичности объединяют гражданскую нацию.

Например, среди 20-ти летних жителей Крыма, тех, кто родился в несоветские поздние 80е, многие считали и продолжают считать себя русскими и при этом гражданами Украины, но говорить об этом вслух никто бы не стал. Чувствовать себя этническим русским и политическим украинцем одновременно было отчего-то стыдно, это значило кого-то предавать. Причем такое чувство наблюдалось по обе стороны тогда еще не очень заметных баррикад.

За 20 лет мы таки не сработали позитивного мифа, почему интересно быть, например, русскокультурным украинцем. Мы не строили сложных равновесных идентичностей, а простые сегодня часто ломаются по перфорации при первых признаках конфликта. 

Все потому, что идентичность в политическом и общественном дискурсах чаще инструмент разделения и создания простых групп - оппозиций: русский, потому что не украинец, крымский татарин-мусульманин, потому что не православный, украинец, потому что не русский. 

Такие группы легче сплотить, они консолидированы, а внутреннее разнообразие идентичности воспринимают как угрозу.

Один народ – одна вера – она культура - один язык - это идея простой национальной идентичности родом из конца XIX века, откуда нас греет романтическое представление о едином типаже нации. Такими группами легко и приятно управлять. Потому что если идентичность сложная, отражает картину реальности, то всякий диалог кого на территории в килограммах больше – исконных украинцев или исконных русских лишен смысла - нет простого разделения.

Вместе со своей простой идентичностью-крепостью, мы научились прикупать узость мира, отказывать себе и другим вправе быть разными. А это значит, мы не очень готовы к гражданской нации.

Ведь деление и окукливание в простых сходных группах сложно остановить. Мы продолжаем разделять, формируя представление о хороших и плохих украинцах, недостаточно украинцах и избыточно украинцах, накладываем эти категории на дончан, луганчан, киевлян, львовян. Разделенность по принципу простого единообразия – самая благодатная вода на мельницу любого конфликта. И этот совсем не наша сила, а наша катастрофическая слабость. Кстати, общая, по обе стороны необъявленной войны.