«Даже чемпионат [мира] 2018 года может оказаться не самой главной картой, которая может быть разыграна», – и это не слова либерального политика или измышления оппозиционного блогера. Это часть документа эпохи – реплика главы РЖД Владимира Якунина, предположительно сказанная им на исполкоме РФС. Принадлежащий к ближайшему кругу Владимира Путина Якунин, два миллиардера (Сергей Галицкий и Сулейман Керимов) и другие непоследние люди России рассказали очень много: и о единственно возможном в стране способе принятия всех решений («Сейчас звонить ВВ? Ну давайте мы позвоним ВВ, вопросов нет»), и о призрачности любых, тем более миллиардных состояний («У меня компания упадет раза в четыре-пять и станет стоить миллиардов семь из тридцати»), и о риторике ответственных за российский спорт людей («Слушай, до чего ж ты мусор, а!»).

Главным смысловым, а не общекультурологическим выводом из беседы для меня стала реальная готовность России пожертвовать Чемпионатом мира по футболу 2018 года, для которого уже было сделано так много и на который, казалось, как и на Олимпийские игры в Сочи, делалась огромная ставка. Слова Якунина вызвали у меня смешанные чувства. Это, с одной стороны, и капля журналистской гордости, которую сложно спрятать: пару недель назад я практически дословно их предугадал, рассуждая о возможном лишении России права на чемпионат. С другой – это как раз тот случай, когда гораздо больше хотелось бы ошибиться. Когда-нибудь все закончится (или хотя бы стихнет), и российские банки снова получат кредиты за границей, Якунин сможет поехать в Европу, а на прилавках будут пармезан и хамон. А вот чемпионата мира, который если отменят, то уже безвозвратно, в России на моем веку может больше и не случиться. Государственную систему приоритетов в этом вопросе на заседании Якунин очертил предельно лаконично и конкретно: «По отношению к единству территории страны это не рассматривается».

Разговоры о лишении России права на чемпионат мира прошли три стадии. Маргинальную, когда об этом говорили только популистские и малозначимые политики. Политическую, когда после катастрофы «Боинга» в Донецкой области об этом стали говорить без стеснения и респектабельные значительные фигуры. И, наконец, юридическую, в которую эти разговоры вошли прямо сейчас. За всем многообразием смыслов и подтекстов, которые явила нам эта беседа о духе времени, логично и ожидаемо затерялся повод и сам предмет спора. Напомню или расскажу, что говорили о включении крымских клубов в чемпионат России по футболу. Вопрос на первый взгляд глубокий, но это на самом деле совсем не так. Наличие крымских клубов в российских турнирах – история совершенно не о футболе (или не только о футболе), но о фактическом международном признании Крыма российской территорией.

Во вторник три крымских клуба («Жемчужина» из Ялты, ТСК из Симферополя и совсем уж непроизносимый СК ЧФ из Севастополя) сыграли первые официальные матчи под российской юрисдикцией. Тут необходимо сделать немного занудное, но совершенно необходимое отступление. В уставе ФИФА (статья восемьдесят четыре) есть прямой запрет для клубов на участие в «соревнованиях на территории другого члена ФИФА». Из правила возможны только два исключения: полюбовное соглашение между украинской и российской федерациями (его, разумеется, нет и быть не может) или таинственные «особые обстоятельства». Украинские чиновники, дождавшись первых матчей, сразу же отправили в ФИФА письмо с просьбой разобраться и покарать Россию. Если ФИФА наказывать Россию откажется (что вполне вероятно), украинцы наверняка тут же пойдут в Спортивный арбитражный суд в Лозанне. Дела там рассматриваются относительно быстро, и именно эта инстанция будет вынуждена дать первое официальное юридическое заключение на тему «Крым наш». Решение в пользу России будет означать, что Швейцария де-факто признает Крым российской территорией, поэтому, вероятнее всего, Россия суд проиграет.

В футболе в отличие от политики коридор принятия решений значительно уже: ситуация, когда санкции вроде и есть, а на деле их как бы и нет, там практически невозможна. Российские клубы могут отлучить от европейских и мировых турниров, сборную – дисквалифицировать, чемпионат мира – отобрать. И в этой ситуации совершенно непонятно, куда и зачем так сломя голову спешат с крымским футболом. На полуострове сейчас логичный и ожидаемый бардак, и в условиях, когда нет, например, стабильной и надежной мобильной связи, футбол совсем не выглядит предметом первой необходимости. Команды собирали в пожарном режиме из свободных и малоизвестных игроков, а степень зрительского интереса к игре прекрасно описал игрок СК ЧФ Илья Кричмар: «Со стороны могло показаться, что болельщиков нет, но они все равно были». Аргумент о необходимости как можно скорее интегрировать Крым в Россию по всем возможным направлениям тут совершенно не подходит. Во время того самого разговора глава правления «Газпромнефти» Александр Дюков сказал: «"Газпром" в Крым не идет, "Роснефть" в Крым не идет, РЖД в Крым не идут, Сбербанк не идет… И это происходит не просто так». Единственным логичным и внутренне непротиворечивым объяснением всей этой околоспортивной возни (которая еще обернулась такой масштабной утечкой) видится изначально самый неправдоподобный вариант – чемпионатом мира рискуют и ставят его под удар осознанно и умышленно.

Эта мысль впервые появилась при знакомстве с другим знаковым документом эпохи – недавним интервью Геннадия Тимченко агентству ИТАР-ТАСС. В нем был один примечательный спортивно-экономический фрагмент: Тимченко жалуется, что сметы на стадионы в Волгограде и Нижнем Новгороде, которые должен построить его «Стройтрансгаз», предполагают для компании убытки в несколько миллиардов рублей. «Пересматривайте, перераспределяйте бюджеты, или откажемся от участия в проектах», – произносит бизнесмен, который страницей ранее готов был, если потребуется, переписать все свои активы на государство. Министр спорта Виталий Мутко в ответ честно признался, что пока вообще не знает, сколько стоит не только вся совокупная подготовка к чемпионату, но хотя бы конкретные стадионы, которые необходимо построить: «У нас на данный момент есть только один стадион, где пройдена госэкспертиза и начато строительство, – это Самара». Мутко, по сути, подтверждает, что в остальных локациях пока не то что не выделены деньги, но даже нет понимания, в каком количестве они там нужны.

Для подготовки к Сочи, где никто и никогда не стоял за ценой, ситуация совершенно немыслимая: на Олимпиаду тратили сколько считали нужным, и обсуждение денежных вопросов никогда не выплескивалось наружу (за исключением публичной порки семейства Билаловых). Находясь за пределами денежно-распределительной системы, точно посчитать суммарный бюджет крупного спортивного события практически невозможно. Огромный массив инфраструктурных трат всегда можно отнести к разделу «так было запланировано», поэтому сторонний наблюдатель может оперировать только более или менее точными оценками. По самым консервативным подсчетам, если изначальные сметы застынут и не будут в процессе расти (а когда такое было?), только реконструкция «Лужников» и строительство пяти новых арен (Калининград, Самара, Нижний Новгород, Волгоград, Ростов-на-Дону) обойдется не дешевле ста тридцати миллиардов рублей. И это без учета всех инфраструктурных городских затрат, которые при подготовке к чемпионату мира в Бразилии составили, по разным оценкам, до 70% консолидированного бюджета турнира. Россия получила права на проведение чемпионата в самые тучные годы, когда о повышении налогов, замораживании пенсионных накоплений и тем более расходах на Крым не было даже мыслей. Теперь же любая дополнительная нагрузка на бюджет рассматривается через максимально мощное увеличительное стекло.

Другой не материальный, но, вероятно, еще более важный аспект – это место чемпионата в ценностной пирамиде Владимира Путина. Весь разговор на исполкоме РФС в конечном счете упаковался в полтора вопроса: нужно ли спросить Путина, и если нужно, то кому и как. Подобное опять-таки невозможно представить применительно к сочинским Играм: все изначально знали, что это едва ли не личный проект президента; ради него он пошел на немыслимые, казалось, уступки в виде помилования Михаила Ходорковского, амнистии Pussy Riot и части фигурантов «болотного дела». Сейчас камень преткновения видится гораздо более мелким: три собранных на скорую руку клуба, суммарная аудитория которых не превысит нескольких тысяч человек.

Об отношении Путина к футболу сложно сказать что-то конкретное. Есть легенда, что он следит за «Зенитом» и немецким «Шальке-04», который спонсируется «Газпромом». Президент якобы рассвирепел, когда узнал, что самый талантливый вратарь Германии Мануэль Нойер был продан в «Баварию». Впрочем, сколь-нибудь надежного подтверждения этому слуху так и не нашлось. Можно лишь с уверенностью сказать, что к футболу у Путина нет такой трепетной любви, как к хоккею. Там он лично решал вопрос о трансфере бывшего тренера сборной Билялетдинова из Казани в Москву, а о его любви к самой игре с одинаковой восторженностью готовы говорить и друзья-олигархи, и олимпийские чемпионы.

Сочинские Игры вкололи путинскому рейтингу щедрую инъекцию гормона роста. Но этого гарантированно не будет через четыре года, если чемпионат останется в России. В отличие от Олимпийских игр чемпионат мира – это история в первую очередь не про церемонию открытия и организацию, а про соревнования и атмосферу. И, несмотря на то что бразильцы свой чемпионат организовали и провели так себе, его практически единогласно называют одним из лучших в истории; России при любых вложениях будет критически сложно к такому результату хотя бы приблизиться. Португалец Криштиану Роналду хотя и женат на россиянке, как олимпийский чемпион Виктор Уайлд, но в нашей сборной оказаться никак не сможет, даже если очень захочет. Перспективы российской сборной на ближайшие четыре года туманны.

В сложившихся условиях от ФИФА ждут внятного и оперативного решения, как бы ее главе Зеппу Блаттеру не хотелось как мантру повторять «спорт вне политики». Блаттера называют неофициальным чемпионом мира по дипломатической изворотливости, но сейчас пространство для маневра у него съежилось до микроскопического пятачка. Он максимально стеснен довольно конкретными формулировками собственного устава, неослабевающими подозрениями в коррупции при выборе площадок для двух грядущих чемпионатов и, разумеется, ежедневно возрастающим (и уже ничуть не скрываемым) политическим давлением на него в Европе. Декларируемая неготовность России к компромиссу и нежелание признавать чемпионат той самой «последней картой» буквально толкает его к самому тяжелому в карьере решению о возможном перебазировании чемпионата. Горизонт принятия этого решения тоже совсем не далекий: определяться нужно в этом году, иначе нормально подготовиться к турниру уже не получится.