С осени 2013 года и по сей день события на Украине – главная тема российской политики и массмедиа. Сначала – украинский выбор между Европейским и Таможенным союзами. Затем – противостояние Януковича и Майдана. Далее – Крым и сепаратистские выступления на юго-востоке. Наконец, в последние несколько месяцев – антитеррористическая операция в Донбассе.

К настоящему моменту большинство этих сюжетов в прошлом. Невозможно представить себе Украину членом Таможенного союза. Янукович давно проживает в России на положении то ли беженца, то ли заложника. Сепаратизмом в Харькове, Днепропетровске, Запорожье, Херсоне, Николаеве и прочих русскоязычных регионах даже не пахнет: людей, рискнувших появиться там в общественном месте с российской символикой или георгиевской ленточкой, местные жители часто сами сдают в милицию. Крым, наоборот, уже почти полностью отрезан от Украины и транспортно, и ментально (в будущем вопрос о его статусе наверняка еще не раз будет подниматься разными сторонами, но пока горячей новостной темой он не является). Наконец, территория, контролируемая Донецкой и Луганской «народными республиками», с каждым днем уменьшается. Если Россия так и не введет войска, существовать этим республикам осталось от нескольких недель до нескольких месяцев. 

В общем, пора приступать к рассмотрению результатов девятимесячной антиукраинской госкампании, с легкой руки радикального националистического публициста Егора Холмогорова получившей название «русская весна». Конечно, многое еще может измениться, однако у нас в стране есть давняя политическая традиция подводить итоги задолго до того, как к этому возникнут все необходимые основания (так, доклады «Путин. Итоги» появляются года с 2008-го, а первые круглые столы «Москва после Лужкова» начали проводить еще, кажется, в 1999-м). 

Провал по всем направлениям

Начнем с заявленных целей. На протяжении разных периодов «русской весны» российский политический истеблишмент и обслуживающие его СМИ оправдывали активность России на Украине при помощи трех типов аргументации.

1. «Ностальгический», связанный с желанием восстановить союз хотя бы какой-то части республик, составлявших основу Российской империи и СССР. Согласно концепции, впервые предложенной Солженицыным, обязательными частями такого союза должны быть Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан. Поэтому намерение Киева заключить Ассоциацию с Евросоюзом было воспринято как серьезнейшая угроза объединительному процессу на постсоветском пространстве и «антироссийский шаг». Что спровоцировало попытку перекупить Януковича, Евромайдан и все последующие события.

2. «Геополитический», согласно которому весь мир – поле битвы нескольких центров силы, занимающихся постоянным переделом сфер влияния, где главным противником России являются США (или «западная цивилизация» в целом). Согласно этой логике, Украине просто не повезло стать очередной территорией нашего сражения с американцами, инициировавшими там антироссийский переворот. А главный мотив вмешательства в происходящие там события – не допустить «появления баз НАТО у наших границ», сохранить Украину «в зоне российских интересов» и т.д.

3. «Националистический»: наша цель – защитить русскоязычное население Украины, подвергающееся дискриминации по сравнению с украиноязычным. А также укрепить «русский мир», объединить «разделенный русский народ» и прочее «русское рисорджименто». Начиная с марта эта система аргументации стала безусловным мейнстримом.

При этом к началу августа 2014 года даже наиболее верные поклонники «русской весны» должны признать: ни одна из вышеуказанных целей не только не была достигнута, но и, наоборот, по каждому из направлений мы добились ровно противоположных результатов.

1. Никто в здравом уме и трезвой памяти не может сейчас представить себе Украину членом какого бы то ни было объединения, инициированного Россией. Причем проблема не в одной Украине. Вследствие «русской весны» Белоруссия с Казахстаном тоже охладели к любым интеграционным проектам на постсоветском пространстве. Благо и у Лукашенко, и у Назарбаева есть свое русскоязычное население, которое отныне воспринимается как мина замедленного действия: а вдруг им тоже захочется «федерализации» или «народных республик»? Поэтому с проектами Таможенного и Евразийского союзов, скорее всего, можно окончательно попрощаться. 

2. Даже если согласиться, что Майдан был «антироссийским переворотом, инициированным американцами», при нормальном течении событий любые политики, пришедшие к власти на Украине, все равно были бы вынуждены лавировать между Западом и Россией. Слишком велики у них были экономические, энергетические и бытовые связи с нашей страной, слишком сложно было бы от них отказаться. Однако теперь украинский политический класс к такому разрыву готов. Поэтому «базы НАТО под Белгородом» из патриотических страшилок становятся почти вполне представимой реальностью.

3. Еще печальнее ситуация с «защитой русскоязычного населения». Тысячи трупов с обеих сторон – и почти все они при жизни были теми самыми русскоязычными. Люди, лишившиеся своих домов, и вынужденные беженцы – тоже. Адепты «русской весны» могут сколько угодно говорить, что без их вмешательства судьба этих людей была бы еще плачевнее, однако все, кто знаком с реальным положением дел, а не только с телевизионной мифологией, знают: до появления на Украине вооруженных сепаратистов «притеснения» русскоязычных сводились к необходимости использовать украинский для государственного делопроизводства и учить историю Украины в школах. И всё, и более ничего. А все нынешние смерти, кровь, боль, слезы и разрушения – исключительно следствие «защиты русского мира».

В принципе, одного этого было бы достаточно, чтобы любой нормальный русский националист проклял «русскую весну» и всех ее инициаторов. Однако разрушительные для «русского мира» результаты «русской весны» не ограничиваются Донбассом. Множество жителей других областей юго-востока, до последнего времени самоопределявшихся как «русские», сейчас предпочитают записываться в украинцы. Еще больше, продолжая называть себя русскими, не хотят иметь ничего общего с государством Россия. Люди, владеющие обоими языками, но в бытовой жизни ранее пользовавшиеся русским, массово переходят на украинский. А те, кто так и не удосужился выучить его за предыдущие 23 года, срочно садятся за учебники. 

Все разговоры о федерации, повышении самостоятельности регионов, одном государстве для двух народов, русском как втором официальном и проч. сданы в утиль. Днепропетровск, Запорожье, Харьков, Сумы, Николаев и прочие некогда пророссийские города и села теперь стали центрами украинского патриотизма и надежными бастионами единой украинской нации. Конечно, еще осталось множество граждан Украины, продолжающих считать себя русскими и воспринимающих Россию как близкую им страну. Однако с каждым днем их количество уменьшается, особенно среди молодежи. И это только если считать одну Украину, а ведь кто-то начал «выписываться из русских» и в Белоруссии, и в Казахстане, и в других республиках бывшего СССР.  Поэтому не будет сильным преувеличением сказать, что «русская весна» уже сократила русскую нацию на миллионы людей. Больше, чем половцы, Батый и Наполеон. Вот уж защитили так защитили, ничего не скажешь! 

Зато Крым наш!

Единственное, что сторонники «русской весны» пока еще могут записывать в свои достижения – это включение в состав РФ двух новых субъектов: Республики Крым и города Севастополь. Однако, во-первых, на фоне заявленных амбиций – в разное время речь шла то о восьми украинских регионах, то о тринадцати, то о всей Украине в целом – эти приобретения выглядят скромно. Во-вторых, будущий статус Крыма еще будет оспорен Киевом, и нет сомнений, что после завершения АТО в Донбассе он постепенно вновь выйдет на первый план. Ведь ни одно из значимых государств мира не признало смену государственной юрисдикции полуострова, а курортная зона не может вечно существовать в условиях транспортной и туристической блокады.  

Жернова истории мелют медленно

Теперь переходим к последствиям «русской весны» для самой России.

Оптимисты (или, наоборот, алармисты – в зависимости от отношения к существующему сейчас в России режиму) нередко утверждают, что она приведет к отстранению Владимира Путина и его команды от управления государством. Особенно такие разговоры участились после катастрофы «Боинга MH17» и последовавшей за ней реакцией Запада. Дескать, мировое сообщество готово закрывать глаза на очень многое, но существуют «красные линии», после выхода за которые любому авторитарному лидеру приходит конец. Как правило, в связи с этим вспоминают южнокорейский «Боинг»-1983, террористический акт над Локерби и вторжение Саддама Хусейна в Кувейт. 

Однако каждый из этих примеров показывает: даже если оптимисты-алармисты в данном случае правы, Путин и Ко будут править Россией еще долгие годы, если не десятилетия. С момента уничтожения «Боинга KAL007» советским истребителем-перехватчиком до крушения коммунистического режима в СССР прошло почти восемь лет. Саддам Хусейн был отстранен от власти через 13 лет после захвата Кувейта. А Муаммар Каддафи после Локерби и вовсе оставался единовластным хозяином Ливии почти четверть века. Конечно, в итоге и СССР, и Хусейн с Каддафи закончили очень плохо. Однако каких-либо поводов для оптимизма нам не найти и здесь: в первом случае правящий режим погиб вместе со всей страной, а в двух других его свержение привело к перманентной гражданской войне, хаосу и анархии. 

Так или иначе, это разговор об очень далеком будущем. Для современного человека и восемь лет, и тем более 23 – совершенно немыслимый горизонт планирования. Но до тех пор нас ожидают лишь все усиливающиеся санкции со стороны Запада и ужесточение антизападной риторики по иранскому образцу («США – Большой Сатана») со стороны отечественной госпропаганды. 

Мечты наивных романтиков

Существует также версия, по которой главная опасность для Путина и его окружения исходит из «национал-патриотического» лагеря. От горячих сторонников и участников «русской весны», научившихся захватывать административные здания, формировать низовые структуры власти без участия государства и сражаться с превосходящими силами противника в условиях городских агломераций. 

Тем не менее эта версия представляется совершенно безосновательной. Отечественные органы госбезопасности традиционно умели работать с представителями «национал-патриотического» лагеря еще с 1980-х годов и вряд ли растеряли былые навыки. Одних, по примеру Рогозина, можно интегрировать в систему. Других перенаправить на борьбу с «пятой колонной» и «национал-предателями». Третьих посадить по 282-й и аналогичным статьям УК. А если кто-то все же рискнет устроить национал-патриотический бунт, их можно будет спокойно расстрелять из танков, как в 1993-м, при молчаливом согласии либеральных СМИ и западного общественного мнения. Сами по себе националисты в современном мире побеждают достаточно редко, а уж на посткоммунистическом пространстве и вовсе нигде. Как, впрочем, и либералы-западники. 

Россия и русские проиграли, Путин выиграл

И здесь мы подходим к моему главному тезису. Опыт всех посткоммунистических стран однозначно свидетельствует: отстранение от власти сверхкоррупционной партийно-комсомольско-гэбэшной элиты возможно лишь там, где против «старого режима» объединяются условные «либералы» и условные «националисты». Образованные европеизированные горожане, требующие демократических институтов и соблюдения их гражданских прав, плюс романтическая молодежь, воспринимающая борьбу с режимом как освобождение от оккупации, «возрождение народа» и «становление политической нации». 

Так было в большинстве стран Восточной Европы во время «бархатных революций» конца 1980-х. Этот же путь прошли государства Балтии после распада СССР (причем в Латвии и Эстонии националистическая составляющая заключалась не только в риторике). В Сербии Милошевич мог не опасаться ни националиста Шешеля, ни либерала Джинджича, однако пал от революции с лицом национал-либерала Коштуницы. «Революция роз» в Грузии, первый и второй Майданы на Украине, Молдавия – везде в Восточной Европе гражданскому обществу удавалось добиться победы над наследниками коммунистического режима только под либерально-националистическими лозунгами. И никак иначе. 

На втором и (пока) последнем Майдане стоит остановиться отдельно, поскольку он проходил, когда еще не забылись российские митинги «за честные выборы», так что сходства и различия между ними бросались в глаза даже непосвященным. И дело тут не столько в непосредственно националистических организациях (конечно, пресловутый «Правый сектор» сыграл определенную роль в победе Майдана, но далеко не такую огромную, как пыталась показать российская госпропаганда), сколько в визуальном контрасте. Море национальных флагов. Постоянное групповое пение национального гимна. «Слава Украине» в начале и конце чуть ли не каждого выступления. Священнослужители, читающие с трибуны молитвы... Представить себе хотя бы что-то из этого на наших Болотных просто немыслимо. 

При нормальном течении событий после победы Майдана многие участники отечественных протестов 2011–2012 годов могли задуматься: может, этим и объясняется различие в результатах, достигнутых российскими и украинскими протестующими? Может, стоит выступать против власти под триколорами, с возгласами «Слава России» и групповыми молитвами? Может, Россия также могла бы вырваться из советских реалий под либерально-националистическими знаменами?

Однако «русская весна» положила этим разговорам конец, разбросав либералов с националистами по разные стороны баррикад. Да так сильно, что теперь даже теоретическая возможность сотрудничества категорически отвергается обеими сторонами, увидевшими в противоположном лагере олицетворение всех своих фобий. Для националистов либералы теперь надолго «предатели», которые, чуть что, могут ударить в спину, и «всегда против русских». А националисты для либералов – глупые и безответственные маньяки, которых надо если не вешать, как Штрейхера, то уж ни в коем случае не подпускать к власти и на пушечный выстрел. 

Именно в этом и состоит для Путина и его команды главное достижение «русской весны». Вряд ли речь идет о произвольном и заранее запланированном эффекте, скорее о неожиданном бонусе. (Планировалось скорее просто помешать победившим на Украине революционерам построить общество, привлекательное для россиян, или хотя бы затормозить этот процесс.) Но нашему президенту постоянно везет, такое бывает. В результате и Россия как государство, и русские как народ от «русской весны» проиграли. Причем на многие десятилетия вперед. А Путин, исходя из его личных мотиваций, скорее выиграл. По крайней мере больше, чем если бы он после 21 февраля сидел и спокойно ждал собственного Майдана.