Очень хорошо помню первые годы после чернобыльской катастрофы. Глупая, растерянная ложь минздрава СССР, диагноз «радиофобия», поставленный всем нам, озабоченным желанием избежать воздействия рассыпанной после взрыва реактора радиоактивной пыли… И – агония прежде грозной империи, сопровождавшаяся распадом всех советских «вертикалей», в том числе и системных научных.

О, как наслаждались тогда зреющей самостоятельностью отечественные ученые мужи, гордо, вопреки мнению старших московских товарищей, совершавшие все новые и новые «научные» открытия! Тогда послечернобыльская радиация стала причиной всего, ею объясняли и болезни желудка, и развитие катаракты, и урологические проблемы. Даже мои коллеги, психиатры, отметились в этом сладком пиршестве научной вседозволенности. Славное было время для всех этих освободившихся от московского ига шарлатанов.

Так было. И так есть. С тоской наблюдаю новое пиршество на крови и человеческом горе. Воспрявшие из глубокой тени всевозможные специалисты «травматологи» (т.е. специалисты по лечению посттравматических стрессовых расстройств) гордо несут себя в высокие министерские кабинеты, предлагая невиданное и несбыточное. За деньги, разумеется. А вскоре пойдут массово и диссертации, об успехах, разумеется. О личных своих успехах.

Майдан не закончился. Тысячи молодых (и не очень молодых) украинцев вернулись к обычной жизни, в семьи, в профессию. Не все, многие ушли воевать. Победив ложь Януковича, намерены победить ложь Путина. Но есть «третьи» – не умеющие уйти из недавнего своего прошлого, из Майдана.

Им трудно, очень трудно. Жены требуют денег на ведение семьи, соседи не хотят слушать бесконечные воспоминания о Майдане, по ночам приходят погибшие друзья, стреляет «Беркут», летят в бутылках зажигательные смеси… Единственное спасение – алкоголь. Разлагающий душу, усиливающий одиночество.

Есть и другое. Нарастающее, страшное, на поле боя и в госпиталях. С этим трудно жить. А в армии нет психологов, настоящих, квалифицированных. Мы ведь к войне не готовились… Помогают волонтеры, их немного, и квалификация очень разная, приходят обыкновенные люди, совсем не обученные, но – искренние, чуткие, сердобольные. Разговаривают, читают вслух несложную прозу, отвлекают от черных мыслей. От мыслей о будущем. О будущем калеки, инвалида. Эх, Путин-Путин, жестокий ты человек…

Это – не сумасшествие. Здесь нет необходимости лечиться в психиатрической больнице. Подобное пережил и я, долгие годы после жизни в политическом лагере ночью меня посещал однообразный кошмар: четверо охранников забирают меня на этап, а я не успел сообщить товарищам, где спрятал рукописи, готовые к отправке из зоны… Ушло, рассосалось. Прошлое потускнело.

Да, существует и термин – посттравматическое стрессовое расстройство. Мы, медики, любим термины, названную, но зачастую условную определенность. На самом деле все это возможно объяснить проще: выраженная, тяжелая реакция на экстремальную и угрожающую жизни ситуацию. Война и смерть товарищей – экстремальная ситуация.

Так жить нельзя. Но – приходится. Эх, Путин-Путин…

Мы наслушались, начитались о вьетнамских, афганских и прочих синдромах. Даже стокгольмский сюда попал. Сегодня эта боль и эти реалии пришли к нам. Любая война – экстремальная и ненормальная ситуация. Для всех, победителей, побежденных, мирного населения. Реагирование страхом и другими эмоциями здесь норма. Бесстрашные солдаты долго не живут.

А пока циничные проходимцы (и врачи, и психологи) атакуют минздрав всевозможными предложениями о создании центров, центриков и т.д. и т.п. Даже «дипломированные» экстрасенсы предлагают себя. И хотят одного, единственного, нежно воркуя о желании помочь страждущим – денег! Больших денег, которых нет у воюющего государства и жертв противостояния с Януковичем и Путиным. Тут вам и «выдающиеся» гипнотерапевты, и какие-то особенные, украинского разлива психоаналитики, и психологи-натуропаты. В Украине лгать, мошенничать в психотерапии легко и безопасно, никто эту деятельность не регулирует, жуликов с дипломами и без оных не останавливает. Беда с этим, настоящая серьезная беда.

Ростки искреннего, «доказательного» знания с трудом продираются сквозь укрепившиеся твердые стволы псевдопсихотерапевтических техник. Понимаю, что вызову шквал ненависти, но скажу и такое: во вполне европейской Великобритании в систему доказательного (т.е. проверенного) медицинского психотерапевтического знания входит лишь одна когнитивно-поведенческая терапия (за небольшим исключением нескольких еще психотерапевтических практик при некоторых расстройствах).

Кстати, и с такой популярной у нас гомеопатией там, у англичан, есть проблема: работать не запрещают, но – отдельно от общепринятых доказательных методик, по принципу «плати отдельно», как психоаналитику или народному целителю.

Война закончится. Тысячи наших сограждан не смогут легко вернуться в обыкновенную, довоенную жизнь. Им понадобится помощь специально обученных социальных работников, квалифицированных психологов, иногда – психиатров. Их, жертв посттравматического стрессового синдрома, нужно будет научить жить рядом со своим прошлым. Именно так, не забывая его, вспоминая мертвых друзей, соседей, родственников. Страшная травма в душе будет тускнеть. Без влияния медикаментов.

Здесь важнее другое: семья, тепло прижавшегося к тебе ребенка, ночные ласки жены, внимание общества. И, в необходимых случаях, помощь и советы специалистов. Они уже есть, квалифицированные, не требующие денег у клиента. И волонтеры, работающие в государственной системе. Только вот трудно им, тех, ненастоящих и наглых много больше. Мы ведь родина Анатолия Кашпировского и Андрея Слюсарчука.