Наша страсть неистребима. Приличные люди стесняются об этом говорить, но аура была создана – в своем послании Путин скажет что-то такое, что мы окажется в другом государстве: в замечательном, свободном, либеральном государстве.

И в самом деле – ну, разве это пустые надежды? Ведь сколько их было, этих посланий. И каждый раз мы оказывались в замечательном государстве. В мечтах. До того, как послание прозвучало.

Казалось, можно уже было бы научиться. Но... неистребима надежда. А вдруг. А вдруг сейчас. Нет, конечно, мы всё понимаем. Ну, а вдруг...

Послание прозвучало. И заставило меня задуматься.

Я хорошо помню отчетные доклады Брежнева на партийных съездах. Да, и как их забудешь, когда от съезда к съезду, пять долгих лет мы их разучивали, хорошо еще что не наизусть. И вот, ко мне в голову, только что ознакомившуюся с новым посланием, пришла в голову такая вот крамольная мысль. Даже не мысль, а вопрос. А где было больше правды – в тех посланиях, простите, отчетах, или в этом отчете, простите, послании?

И знаете, что я вам скажу. Пожалуй, послания Брежнева были правдивее. И пожалуй – полезней прагматически. Во всяком случае, я не припоминаю там пассажей вроде: "Здоровая семья и здоровая нация, переданные нам предками традиционные ценности в сочетании с устремленностью в будущее, стабильность как условие развития и прогресса, уважение к другим народам и государствам при гарантированном обеспечении безопасности России и отстаивание ее законных интересов – вот наши приоритеты".

В переводе с языка речеписцев на человеческий: стремиться вперед, повернувшись назад, развиваться, не меняясь, и уважать других, давя их – а в целом, здоровое тело нации при больном ее же, нации духе.

Нет, товарищи антикоммунисты, я хоть и сам антикоммунист, но должен отдать коммунистам должное – до такого они не договаривались.

Но ведь мы уповаем не только на действующего царя. Мы и о преемниках возможных не забываем. Дескать, ну, не повезло с Владимиром, так повезет с Михаилом. Вот уж царь – всем царям царь. И очень мы огорчаемся, когда оказывается, что и надежда прогрессивного человечества говорит нечто такое, что нам слышать противно. Противно совести. Почему огорчаемся? Потому что верим в чудо.

А ведь и здесь чуда никакого быть не может. Об этом нельзя было говорить, когда Ходорковский был узником совести в тюрьме. Как-то не очень хорошо это тогда звучало бы. Но ведь, слава богу, сейчас он на воле. Чего мы хотим от человека, который никогда не сказал ясно и членораздельно, как он относится к способу формирования своего состояния и способу, которым он этим состоянием распоряжался? Хотя о чем это я? Он же все время об этом говорил: и что состояние появилось нормальным образом. И способ распоряжения им (ну, скажем, та же "налоговая оптимизация", а попросту говоря воровство у народа неуплаченного налога) тоже был нормальным.

Ну, так чего же мы удивляемся, что он считает и покорение Чечни нормальным, и аннексию Крыма нормальной? Это же в самом деле для него нормально. Брать, то что можешь взять, это нормально. Бизнес. Ничего личного. И при чем здесь всякие прекраснодушные химеры, вроде совести. Тут же дела серьезные. Бизнес, политика... А вы – ну, прям как дети...

Хорошо, а где взять других? Где взять бело-пушистых? Чтобы со спокойной душой можно было бы сажать на трон. Ведь нет же других.

Других нет. И не может быть. Особенно, если помнить, что трон – сама по себе штука пачкующая. Но нам и не нужны белоснежные. Нам нужны чистящиеся. Такие, чтобы не говорили, что принципиально ни о чем не жалеют. Чтобы не боялись признаваться в собственных ошибках, глупостях и подлостях. Потому, что подлость, в которой признаются, подлостью быть перестает. То же и с глупостью. Поэтому сильные душой люди подобных признаний и не боятся. В отличии от душевных рахитиков.

Ну, и конечно, сам трон нам пока нужно сдать на долгое хранение. Нет и не предвидится у нас людей, которых можно было бы посадить на трон. Нет у нас подобных духовных великанов. Так что, исходя из имеющегося человеческого материала, нам нужно строить иную конструкцию государственного устройства. В которой группа людей, самых высоких в одном отношении, например, профессиональных управленцев, сдерживалась группой самых высоких в другом отношении (например, мудрецов) под контролем групп самых высоких в третьем (самых добрых и человеколюбивых) и в четвертом (самых совестливых) отношениях...