Когда-то, давным-давно, наверное, в конце 1980-х я прочел чье-то интересное наблюдение. Говорилось о том шоке, который испытали первые советские диссиденты, оказавшись в 1970-е года на западе. Они до этого представляли запад как такой себе Советский Союз, в котором просто больше свободы и колбасы. Оказалось, что запад — совершенно другая планета.

Впрочем, это вполне естественно для любого человека. Наш мозг настроен на распознание и систематизацию устойчивых повторяющихся сочетаний или patterns. В результате, даже оказавшись в совершенно новой, непривычной для нас обстановке, мы все-таки какое-то время будем продолжать искать аналогии к утвердившимся в нашем сознании понятиям, несмотря на то, что вокруг нас мало что им соответствует. Когда человек, в конце концов, осознает такую нестыковку, у него появляются два принципиальных варианта реакции: или признать, что его предыдущая модель поведения не сочетается с обстоятельствам и, и начать строить новую с нуля, или настаивать на верности своего изначального видения мира и, вместо изменения себя, пытаться найти объяснения конфликта своего видения с реальностью в неких внешних факторах.

Украина, на сегодняшний день, как государство и как общество, на мой взгляд, находится в точке такого выбора. До недавнего времени была старая реальность, зовите ее советская или постсоветская. Но это уже в прошлом. Лучше английского писателя Л.П. Хартли тут и не скажешь. “Прошлое — это чуждая нам страна; вещи там делаются совершенно по-другому, чем у нас”.

Скажем так, в течение 2014 года, страна предприняла попытку эмиграции из своего прошлого и… оказалась в новом, незнакомом для нее мире, сюрреализм которого только подчеркивался грохотом бочек и столбами огня на Грушевского и бледно-призрачными руинами Донецкого аэропорта, как будто специально созданные для голливудского блокбастера. Эмиграция, сама по себе, дело психологически нелегкое. Эмиграция из одной эпохи в другую может оказаться опасной для жизни. И залогом успешной эмиграции может стать то, что в христианстве называется “смирение гордыни”.

Позвольте объяснить на моем собственном примере, что я имею в виду. Когда почти 25 лет тому назад я очутился в Канаде, оказалось, что со мной через океан перелетело и ощущение значимости моего прошлого, моей культуры, моей первой страны, значимости не только для меня, но, как мне казалось, для всех на свете, для целого мира. Пока я лично не столкнулся со всем этим миром, пойдя на курсы английского для эмигрантов. С самими канадцами особых проблем не было. Они давно знали русских духоборов и поколения местных украинцев, они пережили Холодную войну, и, самое главное, детально помнили, где находился каждый из них тот момент, когда Пол Хендерсон забил Третьяку победный гол в Суперсерии 1972 года. Но, к моему ужасу, обнаружилось, весь остальной мир: Тайвань, Венесуэла, Индонезия, Пакистан, Гана, и так далее, не имел ни малейшего интереса к существованию великого Советского Союза, или России, или Украины, и их исторического и культурного значения. Единственное, что вызывало вялую реакцию, было упоминание Горбачева, который тогда постоянно маячил в новостях: “Oh, Gorbachev country!” Тогда впервые я испытал то, что можно передать только стихами Владимира Бурича, еще одного великого уроженца Украины, о котором практически никто не знает:

Я заглянул к себе ночью в окно

И увидел

что меня там нет

И понял

что меня может не быть

Ну, или чтобы не было слишком грустно, как в “Швейке”: “…что представляет собой капитан по сравнению с великолепием природы? Такой же нуль, как и любой зауряд-прапорщик.”

В контексте планеты даже огромные страны с раскрученной историей и культурой не так уж и важны. Приятно думать, что Украина, в силу своего географического положения, или истории, или ее особого духа, или чего угодно, глобально значима, и весь мир, затаив дыхание, живет ее проблемами; с чувством собственной важности рассуждать, какую выгоду ищет Америка в развале Украины или России, почему Европа сливает Украину России, вместо того, чтобы отважно воевать в Донецке и Крыму до последнего португальца. Но в мире более 7 миллиардов людей, это где-то 160 украин, на Земле 190 с чем-то стран, и у каждой, поверьте мне, есть свои особые проблемы. Это нефтяные режимы, вроде России или Саудовской Аравии, пока их нефть покупают, могут позволить себе заниматься идеологической экспансией. Современным же Америке, Германии или Великобритании приходится заниматься внешней политикой лишь настолько, насколько, в конечном счете, она способна повлиять на политику внутреннюю. Когда выбирают канцлеров, президентов и премьер-министров, западных избирателей меньше всего интересует их мнение по поводу ситуации в Харцизке или Киншасе, а больше всего – экономический рост и занятость. Исходя из таких предпосылок, для них политически, по разным причинам, важны Европа, Ближний Восток и Юго-Восточная Азия. А вот Дарфур, Руанда и Восточный Тимор сами по себе не стоят внимания, сколько бы там народу не гибло. И прежде чем вытащить старый пропагандистский штамп о том, что жадный и трусливый Запад заботиться только о себе, признайтесь, сколько слез лично вы пролили над Дарфуром, Руандой и Тимором? Это если вы еще о них вообще что-то слышали. Но я вас не упрекаю. У вас тоже свои приоритеты. Как говорил жуликоватый папаша Дулиттл из пьесы “Пигмалион” Бернарда Шоу: “Ну что для вас значит пятифунтовая банкнота? И что для меня значит моя (дочь) Элайза?”

Если бы Путин не начал свою не столь “вежливую” агрессию в 2014 году, я подозреваю, что даже оставленная в покое Украина вполне могла бы обрушиться внутрь себя и стать одним из несостоявшихся государств. Во всяком случае, без участия России, которая решила единолично поменять состояние дел в Европе, заинтересованности помогать стране, чье экономическое, политическое или культурное значение практически никак не регистрируется в мире, но при этом хорошо известной своей коррупцией и развалом общественных институтов, наблюдалось бы гораздо меньше.

Я даже соглашусь с утверждениями, в основном идущими из России, что Украина с момента своей независимости, всегда, в сущности, была failed state, что было наглядно продемонстрировано в тот момент, когда от государства впервые потребовалась способность подтвердить и защитить свой суверенитет. И то, что произошло и происходит сейчас, можно, вероятно, рассматривать как попытку покинуть эту так и не состоявшуюся страну ради совсем другой Украины.

Для успешной иммиграции, будь то в другую страну или в новую эпоху, важно не забывать, что, какими бы великими не были наши прошлые заслуги и достижения, факт остается фактом – мы ушли оттуда, чтобы оказаться здесь, и это наш сознательный выбор. Это значит, что тут, сейчас, есть нечто, чего у нас, тогда, не было там. То есть, совершенно не требуется отрицать себя и свое прошлое. Что есть, то есть, что было, то было. Но важно выйти за рамки сложившихся представлений и понятий, расширить свое видение мира, который гораздо больше нас всех. Это американцы могут позволить себе быть невежественными по отношению к остальному миру, потому что это весь мир и так иммигрирует к ним в Америку. Поэтому, на мой взгляд, лучший способ вписаться в новую реальность – предположить, что ты ничего не знаешь. Я знаю, что вы умны, образованы и играете на роялях, и этого у вас не отнимешь. Но помните, я в начале упомянул о нашем мозге, который настроен искать знакомые ему сигналы? При этом он также стремится отсеивать незнакомую ему информацию. Ту самую, которая так необходима нам при переходе из одного состояния в другое.

Это только кажется тривиальным, но достаточно пробежаться по ресурсам интернета, чтобы убедиться, что совершить такой переход невероятно трудно. От того, что пишут даже профессиональные аналитики, не говоря уже о форумных стратегах, глаза на лоб лезут. Они берут информацию из иностранного источника, просеивают ее через сито своего, местного понимания вещей, и получают такие оторванные от действительности выводы, что пресловутые пикейные жилеты начинают казаться эталонами политического анализа.

Большинство народа уверено, что жизнь состоит из больших, общих деклараций. Свобода, демократия, капитализм и тому подобное. На самом деле жизнь состоит из бесконечного количества личных контактов и взаимодействий, взглядов и недомолвок, которые мы, вырастая в определенной среде, впитываем в себя натурально. Попав же в непривычную для нас ситуацию, нам приходится учиться различать и понимать те мелкие детали жизни аборигенов, которые для них, конечно, вполне естественны. И когда мне какой-нибудь москвич заявляет о Канаде, что он не желает жить в стране, где не сможет попросту на месте откупиться от дорожного полицейского, я его понимаю. Он, в принципе, не против свободы, демократии, капитализма, и тому подобного. Он просто не хочет начинать жить заново. Эмиграция, как и революция, в какой-то мере, шанс второго рождения. Но это так же значит, что какое-то время придется побыть несмышленым ребенком, что для взрослого человека может быть очень неприятным состоянием. И когда говорят, что год назад родилась новая Украина, то забывают добавить, что у нее обязательно начнутся болезни роста. Иначе просто не бывает. Ребенок может и не выжить, кстати, дело такое.

Эмиграция или революция – просто жизнь начинается заново. Есть вариант избежать такого впадения в детство. Можно просто не меняться, не перерождаться, закрыться в своем добровольном гетто, покидать его исключительно по крайней необходимости, и продолжать жить как раньше, как будто ничего не произошло. Многие люди и некоторые страны так и живут. Но тогда, собственно, зачем было весь этот сыр-бор городить? Понятно, что в 1991 году советские люди по советским лекалам попытались создать независимую Украину и, как могли, они это сделали. А могли они, как те диссиденты, в силу своего понимания жизни, создать только Советский Союз, но с большей свободой и, по возможности, с колбасой. Но выросло новое поколение, и выбор теперь представляется другим. Но и он имеет свои вариации.

Интересно в этом плане сравнить Американскую и Французскую революции, случившихся примерно в одно историческое время и в относительно сопоставимых, хотя и с натяжкой, социальных контекстах. В разгар борьбы американских колоний за независимость, к американскому герою-генералу Вашингтону пришли армейские офицеры и предложили, не мудрствуя лукаво, сделать его монархом. Везде в мире, куда ни глянь, монархии, все знают, как монархия работает, а эти какие-то непонятные, независимые ни от кого штаты, ну их, чего, собственно, выламываться? Зачем менять всю систему, если можно взять то, что есть, и просто наполнить ее новым содержанием? Знакомо, не так ли? Но Джордж Вашингтон отказался, исходя из того, что американцы боролись не с тиранией конкретного короля, тоже, кстати, по имени Джордж, а против монархии и тирании как таковых, и менять шило на мыло, Джорджа Третьего на Джорджа Первого, не имело смысла. “Давайте, — сказал, наверное, он, вставив себе в рот деревянные зубы, — вместо старой системы создадим новую, которая будет отражать не средневековую европейскую традицию, а наши, новые, я бы даже сказал, нетрадиционные ценности и идеалы”.

В подобной же ситуации, уже французский герой-генерал Наполеон Бонапарт (как я это себе представляю), небось, тут же радостно воскликнул: “Monsieurs, что ж вы, подлецы, так долго тянули-то?! Я аж заждался. Извольте, я стану не просто вашим королем, а целым императором! Не для себя, разумеется, а токмо волею пославшей мя нации!” В результате, в Америке сравнительно быстро установилась довольно стабильная политическая система, а Франция, как и вся Европа, политически устаканилась более-менее только к 1969 году. То, для чего США потребовалась всего одна республика, у Франции заняло аж пять республик, не считая промежуточных империй и королей.

Устойчивость американской модели объясняется ее негативным подходом к роли власти вообще. В том, что остальной мир видит гарантию законности и порядка, американцы видят потенциал для возникновения тирании и коррупции. Поэтому украинцам, которые, похоже, тоже разделяют с американцами глубокое недоверие к любым властям, стоит присмотреться к политической системе США. Не случайно ведь Украина родила махновское антигосударственное движение, которое уж очень подозрительно отражало идеалы демократии Томаса Джефферсона.

Но, справедливости ради, американцы дали и негативный пример, когда отказ своевременно решать назревшую проблему приводит к долгосрочному подрыву системы. Конечно же, речь идет о рабстве, основе трудоемкой доиндустриальной экономики, главным образом, в южных штатах. Отцы-основатели, в большинстве своем вполне образованные и прогрессивные люди эпохи Просвещения, осознавали, что наличие института рабовладения коренным образом противоречило положениям Декларации независимости и Конституции, но решиться на моральный поступок, который потенциально мог подорвать всю их экономическую систему, так и не смогли. За этим неизбежно утвердился институционный расизм, который не смогла изменить и последующая гражданская война, а социальные последствия такого бездействия до сих пор создают серьезные проблемы в американском обществе.

История Украины последних 25 лет тоже история подобного бездействия. Все проблемы, которые, казалось, вдруг вылезли за последний год, на самом деле были всегда и на виду. Их просто никто не хотел замечать, ни идентифицировал, не анализировал, и, как следствие, не предпринимал попыток их решения. Все было пущено на самотек, но не в том плане, что все освободилось политически, социально и экономически, как мечтают либертарианцы, и оставлено в покое вариться в собственном соку. Нет, просто от чахлого набора метастазов и рудиментов советской системы почему-то стали ожидать самоисправления и самоизменения и очень удивились, что в результате получились коррупция и олигархи. Но что еще могло получиться из советского государственного капитализма, из-под которого выдернули идеологическую подоплеку?

Возможно, что это результат менталитета, в котором благие намерения приравниваются к конкретным действиям и достижениям. Мы считаем, что мы – хорошие люди, и не понимаем, почему этого недостаточно для тех, кто нас лично не знает. Когда-то давно, пребывая в Киеве, я, как великий “знаток” языков и международного права, сопровождал родственницу на собеседование в западное посольство. Пока она там, в кабинете объяснялась, зачем ей нужна виза, я сидел под дверью и, понятно, подслушивал. Когда она, вся в расстроенных чувствах, вышла, и начала мне жаловаться, я ей честно ответил, что я бы ей визу тоже не дал, потому что на все конкретные и детальные вопросы, интересовавшие работника посольства, она отвечала тем, что каждый раз рассказывала, какой она хороший и замечательный человек. Но другому человеку важно лишь насколько хорошо ты понимаешь его условия и, что самое главное, насколько ты соответствуешь им.

Так же и Украина. Она стремится, она борется, она хочет перемен, но… Стремится куда, борется за что, перемены в чем? Общих ответов стало недостаточно. Говорить про европейский выбор и ценности уже недостаточно. Даже проведение отдельных, несистемных реформ, вроде реформы ДАИ, ничего не значит, если их контекст остается тем же постсоветским суповым набором артефактов прошлого. Это напоминает латание ветхого тряпья отрезками роскошного шелка. Не зря же западные партнеры начинают интересоваться, когда начнутся настоящие перемены, вместо деклараций о намерениях. Они уже знают, что украинцы хорошие, но им также важно быть уверенными в том, насколько украинцы серьезны в своих декларациях.

Или, если на то пошло, почему бы и не начать просто с самой декларации? Меня в последнее время часто спрашивают, что бы стоило сделать, чтобы сдвинуть с места воз перемен? Наверное, для начала, забыть все, что есть и было, и переосмыслить, что такое Украина вообще. Если вас спросить, что бы вы изменили в жизни, представься такая возможность начать все сначала и принять правильные решения, сделать другие выборы, то каков будет ваш ответ? И на основе этого создать, скажем так, Декларацию новой Украины, в которой обозначить принципы создания и устройства нового государства. Сравнить ее с существующей Конституцией Украины. Провести референдум, подтверждающий приверженность населения страны новым, а может, кто знает, и старым, принципам. Главное, что ответственность за решение будет общая.

Имеется явное недоверие к власти, причина которому скрывается в старом механизме репрезентации и управления. Пытаясь в очередной раз наполнить новым содержанием старую форму, не стоит ли, наконец, задуматься, а не в самой ли форме дело? Все чаще раздаются призывы к созданию параллельных и альтернативных государству общественных и военных структур. Вероятно, это и есть реакция на несоответствие имеющихся форм организации общества требованиям времени. Но такой подход несет угрозу внутреннего конфликта, не хочу даже думать о гражданской войне. Поэтому я бы рекомендовал ориентироваться на Конституцию Украины, где говориться, что “Носителем суверенитета и единственным источником власти в Украине является народ. Народ осуществляет власть непосредственно и через органы государственной власти и органы местного самоуправления” и все действия власти, все принятые законы поверять исключительно Конституцией. То, что Конституционный Суд уже давал ту или иную трактовку ее положениям, ничего больше не значит. Произошла смена эпох, и трактовка Конституции тоже требуется другая.

Так, например, поступил лидер движения за гражданские права чернокожих в США Мартин Лютер Кинг, по сути, сталкивая положения Конституции, как с местными законами, так и с ее интерпретацией Верховным Судом. И, в конечном итоге, администрации вполне такого себе южного расиста Линдона Джонсона пришлось-таки встать на сторону Конституции и уровнять в правах всех граждан.

Китайская поговорка гласит, что путь в тысячу ли начинается с первого, то есть одного, шага. Таким шагом для Украины был Майдан. С тех пор страна прошла незначительную часть своего пути, и еще тризубом на воде писано, если она не развернется и потопает обратно. Поэтому, еще со времен осады Трои, те, кто решался идти до конца, сжигали за собой корабли, чтобы не осталось соблазна поддаться малодушию.

У Украины своя, особая история. Особенность ее в том, что на сегодняшний день почти ничего в ней не имеет практического значения для страны. Ее настоящая история, хотите вы этого или нет, только начинается. Но это также значит, что ее можно начать писать с чистого листа. И как сказал один известный китайский поэт по имени Мао Цзэдун: “На чистом, без всяких помарок листе бумаги можно писать самые новые, самые красивые иероглифы, можно создавать самые новые, самые красивые рисунки”. Можно, правда, бумагу и по другому назначению использовать. Как получится.

И последнее. Системное изменение Украины необходимо не только самим украинцам или их западным партнерам. Путинская Россия, Донбасс и Крым вступили в конфликт и противодействие со старой Украиной, в самом начале ее переходного процесса. Новая Украина с освобожденными политической и экономической системами, сможет бросить настоящий вызов “русскому миру”.

Но для этого нужно признать, что, как говорил старина Сократ, я знаю только то, что я ничего не знаю. И начать все с начала. Как в первый раз.

P.S. В последнее время мне стали часто задавать вопросы, которые можно разделить на две условные категории.

Первый. Почему я считаю себя вправе судить о событиях в Украине, если я в ней не проживаю? На это я предпочитаю отвечать цитатой из Феликса Кривина “ Чтобы знать вкус борща, не обязательно в нем вариться”. К тому же, я веду речь не об Украине, а о том, как вещи вообще работают. Например, гравитация. Или экономика. А где это происходит, не так важно.

Второй вопрос, который задают все чаще, очень герценовский. Что делать? Кто виноват, все, похоже, уже в курсе, а что делать – еще не все. Проблема тут в том, что вопрос подразумевает ответ. От меня ожидают ленинской конкретики – захватить мосты, почту, телеграф. А я отвечаю примерно так – делайте, что вы считаете нужным, что для вас лично важно или интересно. Люди разные и у всех свои возможности и лимиты. Ожидать героизма от каждого не стоит, да и не нужно. Жизнь не ограничивается линией фронта, хотя она и жизненно важна. Жизнь ограничивается только пассивностью людей. Поэтому, если вы просто выходите из дому, вступаете в общение с другими людьми и что-то делаете вместе, это уже вклад в улучшение общества, уже вызов власть предержащим.

Моя старшая сестра, которой уже много лет 21 год, живет в небольшом украинском городе. Она помогает беженцам, руководит литературным клубом, организовывает художественные выставки, пытается решить проблему бездомных собак и кошек, и многое другое. Добровольно, часто за свои, и без того мизерные деньги, исключительно для того, чтобы качество жизни стало лучше для всех. И главным препятствием для нее является не власть. Городская администрация, как раз, время от времени помогает по возможности. Ей противостоит апатия окружающих. Люди интересуются, участвуют, помогают, но как только она останавливается, все моментально замирает. Никто не подхватывает знамя. Те самые люди, которые вовсю ругают государство за то, что оно ничего им не делает.

Поэтому, вопрос должен стоять так – что я не делаю, хотя могу это делать?