«НАТО методически и настойчиво развивает свой военный аппарат – на Восток Европы и в континентальный охват России с Юга. Тут и открытая материальная и идеологическая поддержка „цветных“ революций, и парадоксальное внедрение Северо-атлантических интересов в Центральную Азию. Всё это не оставляет сомнений, что готовится полное окружение России, а затем потеря ею суверенитета».

Это не Владимир Путин или Александр Дугин, не Владимир Жириновский и не Наталья Витренко. Это - фрагмент из интервью Александра Солженицына, которое он дал в 2006 году одному из официозных московских изданий. Но сегодня стоит вспомнить не заявления и тексты такого банального сорта, а совсем другое.

...В далеком уже 1970 году российский писатель Александр Солженицын получил Нобелевскую премию по литературе. Это была не просто заслуженная, а выстраданная не только самим писателем, но и всей свободной русской литературой награда. Точнее, свободной частью литературы, составлявшей едва ли не во все времена абсолютное меньшинство от общего литературного потока. И это был громкий шлепок прогнившему тоталитарному режиму, который не знал, что теперь делать с «литературным власовцем», а именно так официальная советская пропаганда назвала Солженицына, офицера-фронтовика, многолетнего узника сталинских концлагерей, звездную фигуру культурных процессов времен хрущевской «оттепели» и автора многотомного «Архипелага ГУЛАГ» - приговора большевистской системе и памятника миллионам погибших за колючей проволокой.

Разумеется, на вручение премии Солженицына не пустили. И традиционную Нобелевскую лекцию он произнести не смог, опубликовав ее только в 1972 году. Тогда писатель еще не стал на ура-патриотические имперские позиции, хотя и противопоставлял либеральному Западу православную Русь. Но в те времена он еще высоко ценил воинов УПА, с которыми познакомился - как зэк с зэками - в лагерях, считал Полтавскую победу Петра несчастьем для российского народа, уважал западную литературу и не выражал пренебрежение к либеральным диссидентским группам в СССР. Писатель основал «Фонд Солженицына» для помощи политзаключенным и их семьям, стартовым капиталом которого стала четверть Нобелевской премии; в Фонд перечислялись все гонорары за издание «Архипелага ГУЛАГ» (а тогда это было возможно только за пределами СССР). Поэтому в 1970-80 гг. этот Фонд спас немало оппонентов тоталитарного режима - независимо от их этнического происхождения и политических взглядов.

Вот именно такому Солженицыну, а не тому, который на склоне лет стал ярым пропагандистом имперской идеологии, врагом Запада и апологетом Путина, принадлежат те фрагменты из его Нобелевской речи, которые пережили самого писателя и написаны словно сегодня - о «зрелом путинизме», о его грубости и агрессивности, о нынешних «кремлевских бесах».

«Все меньше стесняясь рамками многовековой законности, нагло и победно шагает по всему миру насилие, не заботясь, что его бесплодность уже много раз проявлена и доказана в истории. Торжествует даже не просто грубая сила, но ее трубное оправдание: заливает мир наглая уверенность, что сила может все, а правота – ничего. Бесы Достоевского – казалось, провинциальная кошмарная фантазия прошлого века, на наших глазах расползаются по всему миру, в такие страны, где и вообразить их не могли, - и вот угонами самолетов, захватами заложников, взрывами и пожарами последних лет сигналят о своей решимости сотрясти и уничтожить цивилизацию! И это вполне может удаться им…

Дух Мюнхена – нисколько не ушел в прошлое, он не был коротким эпизодом… Оробелый цивилизованный мир перед натиском внезапно воротившегося оскаленного варварства не нашел ничего другого противопоставить ему, как уступки и улыбки. Дух Мюнхена есть болезнь воли благополучных людей, он есть повседневное состояние тех, кто отдался жажде благоденствия во что бы то ни стало, материальному благосостоянию как главной цели земного бытия. Такие люди – а множество их в сегодняшнем мире -- избирают пассивность и отступления, лишь дальше потянулась бы привычная жизнь, лишь не сегодня бы перешагнуть в суровость, а завтра, глядишь, обойдется… (Но никогда не обойдется! – расплата за трусость будет только злей. Мужество и одоление приходят к нам, лишь когда мы решаемся на жертвы.)

А еще нам грозит гибелью, что физически сжатому стесненному миру не дают слиться духовно, не дают молекулам знания и сочувствия перескакивать из одной половины в другую. Это лютая опасность: пресечение информации между частями планеты. Современная наука знает, что пресечение информации есть путь энтропии, всеобщего разрушения. Пресечение информации делает призрачными международные подписи и договоры: внутри оглушенной зоны любой договор ничего не стоит перетолковать, а еще проще – забыть, он как бы и не существовал никогда (это Оруэлл прекрасно понял). Внутри оглушенной зоны живут как бы не жители Земли, а марсианский экспедиционный корпус, они толком ничего не знают об остальной Земле и готовы пойти топтать ее в святой уверенности, что "освобождают".

…В великих надеждах человечества родилась Организация Объединенных Наций. Увы, в безнравственном мире выросла безнравственной и она. Это не организация Объединенных Наций, но организация Объединенных Правительств, где уравнены и свободно избранные, и насильственно навязанные, и оружием захватившие власть. Корыстным пристрастием большинства ООН ревниво заботится о свободе одних народов и в небрежении оставляет свободу других. Угодливым голосованием она отвергла рассмотрение частных жалоб – стонов, криков и умолений единичных маленьких просто людей, слишком мелких букашек для такой великой организации. Свой лучший документ – Декларацию Прав человека – ООН не посилилась сделать обязательным для правительств условием их членства – и так предала маленьких людей воле не избранных ими правительств.

Казалось бы: облик современного мира весь в руках ученых, все технические шаги человечества решаются ими. Казалось бы, именно от всемирного содружества ученых, а не от политиков должно зависеть, куда миру идти. Тем более, что пример единиц показывает, как много могли бы они сдвинуть все вместе. Но нет, ученые не явили яркой попытки стать важной самостоятельно действующей силой человечества. Целыми конгрессами отшатываются они от чужих страданий: уютней остаться в границах науки. Все тот же дух Мюнхена развесил над ними свои расслабляющие крыла».

Писатель надеется на всемирное содружество литераторов, на их солидарность в борьбе за правду, на их умение действовать над головами правительств и политиков: «Одно слово правды весь мир перетянет». Утопия? Да. Но принципиально отличающаяся от тоталитарных утопических построений, которыми был так богат ХХ век и которые воскресли в XXI веке – например концепция построения «русского мира» и его противостояния «прогнившему Западу». А «дух Мюнхена» открывает путь носителям таких утопий - и не только путинской...

Поэтому давайте на будем забывать предостережения Александра Солженицына, написанные им когда он был действительно великим русским писателем и еще называл вещи своими, им принадлежащими, именами...