Только что прошло общее собрание и выборы в Национальной академии наук Украины – организации, что объединяет около четверти национальных научных учреждений и трети отечественных ученых. От этого собрания много ожидали, и многие теперь высказывают неудовлетворение отсутствием шагов к «реальному реформированию». Почему так произошло? Были ли ожидания наблюдателей завышены, возможны ли изменения вообще, и что нужно для этого делать?

Еще в 1704, в своем трактате "Новые опыты о человеческом разуме", Готфрид Вильгельм фон Лейбниц сформулировал позицию, которая, в том числе, отображает социопсихологические принципы научной деятельности: "Мы созданы, чтобы мыслить. Нет необходимости в том, чтобы мы жили, но необходимо, чтобы мы мыслили". Таким образом, он очертил науку как, прежде всего, методологию формирования человеческого мировоззрения на основе систематической умственной деятельности.

Однако при этом, всю историю развития науки общество запрашивало у ученых вовсе не знание или мировоззрение, а намного более примитивные вещи - дешевую еду и простую безопасность, а политики - эксклюзивные инструменты могущества: золото, оружие, пророчества и тому подобное. В массовом сознании ученый почти не отличался от колдуна. Поэтому и "управление наукой" представлялось просто: поймать и кормить колдуна в зависимости от количества игрушек и занятных штучек, которые он сможет спродуцировать. Когда "что-то идет не так" - "дождь не идет, гром не гремите, золото не воссоздается" - сжечь этого колдуна, и захватить или купить нового. Если кто-то считает, что критерии управления наукой сегодня существенно изменились, то он ошибается - немного усложнились методы подсчета "игрушек", например, добавились наукометрические базы, патенты и акты внедрения, но суть осталась почти неизменной.

Поэтому когда мы говорим сегодня о "реформе науки", следует помнить, что наша дискуссия не должна развиваться вокруг того чем кормить "нашего колдуна", как лучше его сжечь, или где купить нового, "лучшего". Потому что будет то же - науки не будет. Не потому, что колдун плохой. А потому, что он - не колдун. Хотя, бесспорно, ученый может "дать" дешевую еду, мощное оружие, продлить жизнь, и даже создать "философский камень", но это будет лишь побочным продуктом его деятельности, фокусировка на котором убьет и ученого, и науку и общество.

Наука как служение: система vs. миссия

Академия, в идеале, является добровольным объединением людей, структурированных по профессиональным признакам, и управляемых квалификационными принципами, деятельность которого направлена на общий поиск истины. Объединением ради целенаправленной поддержки той свободы мышления, которая является более необходимой, чем наше существование. Понятно, что любое объединение такого рода, не имея организационной поддержки, непременно превратится в бессодержательный и непродуктивный клуб, кружок говорунов. Но, становясь организацией, академия превращается в систему, которая, как и любая система, деформирует людей, нивелируя цели своего основания.

Бюджетная деятельность без цели, без миссии поощряет интеллектуальный разврат, угрожает превращением научной деятельности в бесконечную имитацию, а ученых разделяет на маргинальных изгнанников, терпеливых лентяев, предприимчивых говорунов и откровенных жуликов. Общий поиск истины - работа уязвима с точки зрения целостности личности. И, чтобы заниматься ею безопасно для себя и окружающих, надо быть преданным идее служения истине и обществу больше, чем карьере или заработку. Нужная специфическая мотивация, основанная на базовых ценностях свобод и приоритетах развития общества.

Устарела ли, в том числе и в этом смысле, наша системная наука, нужно ли ее реформировать, и есть ли те или иные показатели индикаторами стагнации и деградации отечественной науки, и на каком пути нас ожидает хотя бы относительный успех - дискуссия по этим вопросам продолжается по меньшей мере последние 25 лет. На первый взгляд кажется странным, что видимого результата это обсуждение не дает - ситуация имеет признаки ухудшения из года в год.

Индикаторы стагнации и развития: управленческая и исследовательская мотивация vs. разрушение

Обычно, рассматривают несколько "стандартных" индикаторов. Например, по количеству исследователей в пересчете на количество населения, по данным ЮНЕСКО, Украина занимает 43 место в мире, имея 1476 исследователей на миллион населения. Это количество непрестанно сокращалось в течение последних 20 лет, особенно ощутимо в 2006-2010 гг. И судя по тенденции, сейчас мы почти достигли дна.

При этом количество "научного продукта" в валовом пересчете (общее количество любых публикаций, патентов, отчетов и тому подобное) также уменьшалось. Впрочем, здесь тенденция не такая линейная - по количеству публикаций сегодня мы занимаем 39 место в мире и 5 в Восточной Европе с немного более чем 122 тысячами индексированных публикаций за последние 17 лет. В пересчете на все научные учреждения, включая не только Национальную академию наук, университеты, но и ведомственные академии и учреждения, это составляет немногим более, чем одну публикацию в год на одного исследователя, а в индексированных изданиях - лишь 0,15. Это катастрофически мало. Средний показатель для Европы составляет в пять раз больше, а для научно развитых стран уровня Великобритании, США, Германии - в 10-12 раз больше.

Однако тенденция как раз позитивна - к увеличению количества качественных индексированных публикаций. Даже в условиях сокращения количества научных учреждений, количества ученых и финансирования научно-исследовательских работ.

Кстати, финансирование - простая и упрямая вещь, даже в "магической парадигме" отношения к науке: если хотите получать от своего колдуна полезные игрушки - кормите его соответственно, то есть прилагайте усилия, чтобы кривулька на рисуночке, который отображает финансирование, не опускалась ниже отметки 0,9% ВВП - уровня исполнения экономической функции науки. А если хотите, чтобы он накапливал и воссоздавал знания, нужные обществу, - следите, чтобы уровень не падал ниже 0,4% - уровня обеспечения социокультурной функции.

Динамика финансирования научных и научно-исследовательских работ в Украине по годам ярко свидетельствует, что требовать что-то от "науки" или от "колдуна" в таких условиях просто бессмысленно. И если исполнение экономической функции теоретически может быть связано с привлечением внешнего финансирования (хотя роль долгосрочных, именно государственных инвестиций здесь решающая), то осуществление познавательной функции общества - социокультурная роль науки должна обеспечиваться в первую очередь за счет государственной поддержки. К чему может привести вмешательство в социокультурное пространство других агентов, мы видим сейчас.

При сравнении приведенных данных, между прочим, возникает вопрос: если у нас количество научно-исследовательских учреждений и исследователей за последние 10 лет уменьшалось (почти на 20%), а результативность научного труда, которую можно условно измерять количеством индексированных публикаций, хотя и не существенно, но росла (приблизительно на 25%), то нельзя ли признать, что существуют позитивные сдвиги, то есть реформы, хотя и медленно, но идут? Потому что в условиях катастрофического уменьшения финансирование это можно объяснить лишь повышением мотивации и увеличением эффективности научно-организационного управления.

Впрочем, почти никто не сомневается, что системная наука наша инертна, устаревшая (и в прямом и в переносном смысле), неэффективно и недостаточно финансируется, и трудно управляемая. Но главное, что убивает нашу науку, - это невозможность коммуникаций: свободного доступа к текущей научной информации, современным учебникам, монографиям, недопустимо низкий лингвистический уровень ученых (что объясняется доминированием "имперской школы" науки, к которой относятся больше 70% работников научных учреждений), отсутствие возможности свободного передвижения.

Наука не развивается без общения, запрет (я настаиваю именно на такой формулировке) посещения международных научных конференций не только существенно остановил развитие наших исследований, но и сделал невозможной публикацию наших результатов в международных изданиях, что сейчас пытаются использовать в качестве критерия эффективности научной деятельности.

Просто дать деньги на новые приборы - не просто недостаточно, но и не имеет смысла. Надо научить людей современным методикам не только сбора, но и обработки, и интерпретации данных, методологии решения новых задач, дать возможность в прямом многостороннем общении обсудить не только результаты, но и методы исследований. Тогда мы получим воссоздаваемый научный результат, а не колдовскую игрушку.

Реформа науки: методы и цели

Современная наука в действительности может решить почти любую задачу. Это, кстати, определяет полу-подсознательное отношение к науке в обществе как к "фабрике волшебных палочек". Ключевым вопросом остается вопрос методологии: как достичь необходимого в каждом случае уровня не только точности и достоверности, но и полезности получаемых оценок и прогнозов. Именно в рамках такого взгляда равнозначно важными становятся и корректные методы, и адекватные цели деятельности.

Относительно критериев эффективности и методов реформ, направленных на оптимизацию структуры и управления научной и научно-технической деятельностью, нам есть что использовать, и за этим даже не надо далеко ходить. Еще в 1970-х украинские исследователи Г.М. Добров, Л.П. Смирнов, В.М. Клименко, Е.И. Левин и другие, предложили методологию оценивания эффективности научных исследований и оптимального управления научным и научно-техническим развитием. Для развития идей профессора Г.М. Доброва был использован опыт Международного института прикладного системного анализа, существенный вклад в деятельность которого внесли и вносят отечественные ученые.

Эти разработки были внедрены в нескольких ведущих странах мира, но у нас, к сожалению, практического развития они почти не получили. А между тем, аналогичные подходы к управлению научными работами используются в американской корпорации RAND, на них ссылаются при разработке методов теории управления ученые Гарварда. Разница заключается в том, что они имеют цель, а потому могут применять имеющиеся методы.

Следовательно, реформирование "системной науки" требует четкого понимания цели реформ. Для чего мы это делаем? Возводить все к одному критерию или запросу - ошибочно. Следует отделять разные запросы и отношения в сложной, встроенной в глобальную конъюнктуру социальной среде, частью которой является научная сфера.

Например, существует проблема стратегического отношения и формирования стратегических запросов к системной науке со стороны властных институтов и, в частности, со стороны лиц, принимающих решения. В условиях многолетней нестабильности государственных институтов и стратегической неопределенности лиц при власти, эта проблема не имеет и теперь четкого решения. Как общество, научное сообщество и общественные институты могут системно влиять на представителей власти, чтобы те не то, чтобы принимали продуктивные решения, а хотя бы не предлагали откровенно разрушительных идей?

Существует проблема взаимодействия общества и научного сообщества, какая тесно связана с социальной компетентностью ученых. В нашем обществе, которое быстро трансформируется, ученые должны быть динамической частью общества, не просто реагировать на изменения, а генерировать их. Искусственное самоограничение социальной активности ученого, попытки замкнуться в лаборатории, немотивированная пренебрежительность и фальшивая сакральность - это оборотная сторона "синдрома колдуна". Все это в конечном итоге приводит к тем же последствиям - разрушению науки, ученого и общества.

Существует вопрос взаимодействия научного сообщества, системной науки и образования в формировании мировоззренческой базы общества. Это, между прочим, проблема использования науки как коммуникативного инструмента общества, в частности, и на уровне взаимодействия с общественными институтами. Это сложный и многомерный процесс, и здесь мы еще в самом начале пути. Например, ученому почти нет смысла приходить в университетскую аудиторию, если медиа-пространство переполнено "битвами экстрасенсов". Политики должны бояться не "враждебных пиар-агентов", а того, что эксперт-математик поймает их на фальсификации статистических данных. Авторитетом - и в повседневной жизни, и при принятии и внедрении общественно важных решений - должен стать образованный, интеллектуально развитый человек, чтобы люди при общении не пугались "сложных" слов, и подбирали не самые простые мемы из первого попавшегося языка, а пользовались словами и понятиями, которые лучше всего отображают суть мысли и ее связи в социокультурном поле. Это залог социального развития и уменьшения уязвимости по отношению к внешним кризисным влияниям.

Все это разные, хотя и взаимосвязанные проблемы, которые следует учитывать, чтобы отделить комплексный общественно значимый запрос и, таким образом, определить, наконец цель "реформирования отечественной науки".

Ход дискуссий по вопросам реформы науки за последние 20 лет продемонстрировал, собственно, лишь одну вполне очевидную вещь: ни общество (в том, по крайней мере состоянии, в котором оно находилось до прошлого года), ни тем более власть (пока еще) не готовы сформулировать приемлемый и понятный запрос, а также критерии эффективности реформы науки. Сегодня в наибольшей степени именно научное сообщество владеет корректными критериями эффективности научной деятельности и, таким образом, может сформулировать принципы реформы.

Но этого недостаточно, потому что цели реформ должно сформулировать общество. Для этого нужна основательная дискуссия ученых с общественными институтами и обществом. Здесь должна обозначиться роль науки как коммуникативного инструмента, и проявиться социальная компетентность ученых. Мы можем решить почти любую задачу, но мы не можем самостоятельно определить, зачем это делать.

Но не следует забывать, что есть лишь один путь, который может, хотя бы теоретически, привести к позитивному результату. Он базируется на ключевых ценностях демократического общества: диалоге, взаимопомощи, сотрудничестве и доверии. Пренебрежение этими ценностями - сознательное или неосознанное - превращает реформаторов в ликвидаторов, а в наихудших случаях - в мародеров.