Культовый белорусский музыкант дал большое интервью «Украинской правде» и «Белорусскому партизану». Оно выйдет в двух частях: первая - в украинском издании, вторая часть содержит послание белорусам, поэтому выйдет только в «Белорусском партизане». Сегодня прочитайте первую часть необычного, неожиданного разговора с бывшим лидером группы «Ляпис Трубецкой» и создателем хулиганской группы Brutto. Записал разговор с музыкантом журналист Павел Шеремет.

9 мая бродил я утром по дальней набережной Одессы. Иду вдоль моря, слышу - где-то на горе кто-то поет песню из репертуара ‪ группы ‎Brutto. Сразу подумал, что отдыхающие одесситы включили магнитофон. Несмотря на утро, горожане потянулись в выходной день на море, где-то даже успели развернуть мангалы и жарили шашлыки. Прислушался - нет, живая музыка. Еще больше напрягся, всматриваясь в человеческие точки на вершине горы. Отчетливо с порывами ветра слышу голос Сергея Михалка. Вскарабкался на гору - точно он, лидер группы «Ляпис Трубецкой» и новой группы Brutto.

Оказалось, в Brutto гитаристы - одесситы. И музыканты с утра пораньше над морем снимали видео для нового клипа. Возбужденные неожиданной встрече мы отметили 9 мая дружным и громким "Жыве Беларусь! и Героям слава!" и несколькими брутальными селфи. Потом спрятались с Михалком в небольшом кафе и 2 часа проговорили.

Михалок это - термоядерный реактор. Он говорит напористо, четко, чуть не сломал стальную ложку, и на мои осторожные вопросы отвечал так громко, что все напоминало митинг на площади.

31 августа 2014 года на последнем концерте культовой группы «Ляпис Трубецкой» ее создатель и безусловный Сергей Михалок объявил о том, что проект закрыт. Через сутки появилась «Бригада Революционного Угара и Творческого Отпора имени Орнеллы Мутти» - группа Brutto, и еще через 2 недели вышел ее первый альбом Underdog.

Появление Brutto многочисленных поклонников Михалка если не разочаровало, то сильно озадачило. Это группа не веселых и пьяных музыкантов-панков, а банда качков и хулиганов. Чего стоит только, что одним из солистов стал чемпион-тайбоксер Виталий Гурков.

«Поющие гантели» - так поначалу прозвали новый проект злобные критики. Михалок объяснял, что его проект про СОЖ - "свободный образ жизни", а критики упорно видели в нем только ЗОЖ - «здоровый образ жизни» и прославление утренней зарядки. Но очень быстро Михалок доказал, что спорт и музыка совместимы. И песня «Гарри» сейчас в Украине вызывает такой же эмоциональный отклик, как и «Воины света».

В Беларуси проекты Михалка тради онно под запретом. Не удалось выступить даже с одной композицией на спортивной арене перед хоккейным матчем «Динамо» в Минске. В России Brutto успела дать всего 4-е концерта, прежде чем окончательно попала в список вражеских групп, пропагандирующих «Майдан».

Сергей Михалок вынужден был перебраться жить в Киев, и нед о Brutto проехала по всей Украине с успешным туром. Правда, за фотографии с бойцами полка «Азов» какие-то злопыхатели сорвали концерты группы в Германии, обвинив их в пропаганде фашизма. Инцидент, к счастью, практически исчерпан, и осенью Михалок с товарищами отправится в Германию.

Если «Ляписы» были однозначно белорусской группой, то про Brutto этого уже сказать нельзя. В команде есть, например, Лэфт - одесская звезда хардкора из группы Homesick и одессит-гитарист Петр.

Brutto уже записала новый альбом, который официально представят в сентябре.

Разговор с Сергеем Михалком получился неожиданным, не таким эпатажным и скандальным, как все привыкли, хотя слова х*й и бл**ь в нем встречаются регулярно.

- Поразительно. Одесса, 9 мая. Два белоруса случайно встречаются на берегу моря и разговаривают.

- Это не случайно. Это значит, нас привели сюда.

- Белорусов разбросало по миру. Ты не потерялся между Беларусью, Россией и Украиной?

- А мы с тобой сейчас в Беларуси. Вот я вижу, что это - Беларусь, я ее такой вижу. И она такой будет. Просто нужно понять, что те наши, настоящие люди еще не построили свою коммуникацию.

Brutto - это первая, небольшая, может быть, моя личная коммуникация, когда я хочу с такими белорусами идти, жить рядом с такими белорусами, которые отвечают за свои поступки и готовы физически и морально в нужную минуту помочь. Они - хорошие товарищи, которые понимают, что свой личный подвиг, личный рекорд - это и есть главное предназначение человека.

Brutto воспевает личный рекорд. Я не говорю, что все должны сделать что-то мегагалактическое, что мы все рождены Гераклами, нет. Вопрос в одном - поставь свой хотя бы личный рекорд.

- И вас только что закончился большой и долгий тур по Украине. Проехались с Brutto, кажется, по всем украинским городам. Какие впечатления?

- Я не видел присутствия властей, вообще нигде. Не было министерств, ведомств и бесконечных согласований. И при этом все было круто.

В России, в Беларуси я их всех видел и знал. Есть государства, которые ко всему хотят иметь отношение, даже к музыке. В Украине я никого из чиновников не видел, и при этом все работало хорошо.

Плюс, конечно же, та публика, которую я сейчас вижу на концертах Brutto. Я вижу очень много активных людей, которые не просто живут чем-то революционным, они поняли, что революция - это единственная возможность жить по-настоящему всегда. Что революция - не просто переворот, чтобы кого-то свергнуть с тумбы и забраться самому туда, а революция - это неизменно и незыблемо. Они такие сейчас здесь - горящие глаза, очень яркие, много ребят, прошедших АТО, много активной молодежи. Я с ними разговариваю, и каждый что-то делает.

Я не видел пессимистов и людей, которые готовы уехать на Гоа. Не видел! В России и Беларуси всегда я встречал очень много людей, которые говорили: «Та, наш бардак, я вот на Гоа собрался». Эти говорят: «Я буду здесь!» И поэтому для меня, для человека с анархическим мировоззрением, наконец-то слово «патриотизм» не стало шаблонным и формальным. Вот украинский патриотизм сейчас со словом «священный». И многие мои песни я сейчас пою искренне, от души, и вижу, что это - священный огонь, они про то, что происходит сейчас.

Украинцы знают, о чем я пою. Они знают, что такое «крепкий молот в руке». Они это видели. Видели эти огни. Мои ветряные мельницы эти люди видели воочию. Мое артистическое донкихотство, мой творческий и романтический эпос многие здесь реализовали. И в Украине такой мощный обмен энергией. Поэтом на «Воинах света» я говорю, что эти песни для вас, эти песни про вас, спасибо за вдохновение. «Эти песни для вас», - я мог сказать и в России, но не мог - «эти песни про вас...».

Я сейчас не играю концерты ни в России, ни в Беларуси. И по-прежнему мы самая популярная панк-группа в России и в Беларуси. Потому что Brutto - это группа еще и прямых действий. Все понимают, о чем мы поем. И все видели, что мы можем и словом, и делом отвечать. Мы были на Майдане. Если нам срывает башню, то мы и деремся.

- То есть со сцены прыгнуть и дать в морду наглому фанату, как это произошло на концерте в Полтаве, - это не режиссерский ход?

- Какой режиссерский ход? Я похож на идиота? Ты понимаешь, сколько бы стоило денег снять такую постановку?

Самое смешное, что перед концертом я сидел и час говорил пацанам, что у нас теперь новый код - мир. Потому что уже была песня «Адидас»:

Хочешь больше слов?
(Больше слов!)
Считаешь, в словах дело?
(О-О-О!)
А я пи***ть не готов!
(Не готов!)
С каждым пи****вым телом!
(О-О-О!)
Припев: Иди на**й
Коротко и ясно
Иди на**й
Пацаны согласны!

Вокруг нас стало много агрессии, некоторые люди стали нас уже бояться. Скоро родители перестанут пускать детей на концерты, потому что много боевого контекста, но боевого по-настоящему. Я в Полтаве сидел и перед концертом говорил: «Все, ребята, теперь дзен, спокойствие, мы ни на что не реагируем, ни на какие провокации». И это было уже после фотографий с бойцами «Азова», всякий идиотских запретов.

И вот - концерт. Как я могу смириться с тем, что стоит пьяный, большой человек, выше всех на голову и требует моего внимания в переполненном зале, мне тычет факи, водит большим пальцем по горлу? Я бы выдержал песню любую, Underdog, поскакал бы. Я видел столько всего на свете, я готов все на, что угодно. Но я пою песню «Гарри», рядом стоят люди, которые не видят, что он делает. Он воспользовался тем, что фанаты в этот момент - у них там есть такой флешмоб во время «Гарри», когда они садятся на пол - и они его не видели, ему же, кстати, повезло. Они бы его от***дили. На наши концерты такие пацаны ходят, что пиз**ц. Я, может, спас ему жизнь.

Я пою «Гарри» и у меня начинают колени дрожать. Потому что я испытал дикий ужас от того, что все видят, что он мне показывает фак, а я не знаю, что с этим делать. Если бы прыгнул Огурец или Бразил, то его бы увезли в больницу. И я испытал страх, глубокий страх, что я пою «Гарри», в зале - бойцы АТО стоят, смотрят, у кого-то глаза слезятся. Это же не просто песня, она же про то, что происходит... От нее идет дрожь. И у меня начали колени дрожать.

Я очень испугался. И от этого страха потерял контроль. Я что-то просчитывал? Я даже не успел микрофон отдать. Я его не знаю, не видел его лица, я просто видел, что он больше других. И меня сняли, когда я уже топтал его. Я боксом занимаюсь пять лет, но я его даже кулаком не смог ударить. Дрался, как на улице. Когда меня уже вытащили на сцену, я про него ни слова не сказал, и продолжился концерт.

Где-то во мне живет эта дикость и ярость. Иногда она мне спасала жизнь. Я не горжусь этим поступком, я не говорю, что молодец. А может, он на что-то обиделся, подумал, что мы зазнаемся, или он не поддерживает эту позицию, или просто пьяный? Он вообще, может, не слушал, что к чему. А может, он думал, что факи - это поддержка меня. Я поборолся со своим страхом. Мне нужно иногда свой страх убирать.

- А «Гарри» - как бы песня про качалку, а оказалось песня про жизнь, про память, про погибшего друга...

- Раньше спрашивали - кто Brutto? Это «Гири», гантели? (Смеется) Сейчас это - «Гарри», первая наша народная песня.

- Когда я слушаю «Гарри», то у меня комок в горле. Потому что когда еще представляешь контекст: Украина, война, молодые парни...

- Потому что она не эфемерна, она реальна. Она больше даже про то, что когда я на Майдан приехал, я увидел тех ребят, которых очень долго считали маргиналами: хулиганы, спортсмены какие-то. В обществе про них обычно говорят: «Ну, ерундой занимаются, чё они там дерутся». Но в трудную минуту, в момент революционный именно они стали флагманом. Они, оказывается, единственные, кто мог противостоять по-настоящему настоящему злу. Они знали, как с ним бороться. Они его не боялись. Они физически (не метафизически, не морально, не идеологически) противостояли, они знали как драться с ментами, что нужно делать и что к чему.

- Ты не ожидал, что «Воины света» станут гимном Майдана?

- Ну конечно, нет. «Воины света» я написал в Доминикане...

- ...лежа на пляже?

- Да, глядя на голубых китов, вспоминая капитана Блада. Все мои юношеские, романтические книги и все, что мне нравилось в пиратах - их первые анархические республики. Какая-то джентельменская договоренность: этих не трогаем, делим добычу, вместе идем туда-сюда. И это все там, в Карибском бассейне. Поэтому я такую песню написал.

Борьба как единственно возможный путь поэта и артиста. Что нужно романтизировать? Донкихотство. И придумывать ветряные мельницы.

«Воины света» - это патетический гимн. Он обо всех: о маленьких людях революции, о больших людях революции, о единстве, о большом обществе, о том, как коллективный кретинизм, который в большинстве случаев побеждает, когда появляется страх, агрессия, еще что-то, вдруг переродился в коллективное созидающее начало. Превратился в громадную силу, которая просто разбила...

Для меня Майдан всегда был Давидом. Он всегда был маленьким. А система - Голиафом. Всегда!

Поэтому я как старый партизан всегда знал, что в партизанской войне: ударил исподтишка - убежал, никогда не выходить на открытые столкновения. Это моя позиция, это тактика партизанской войны.

Чтобы не было громадного отряда, соединения, с тёлками, коровами, козами и обозом. Иначе тебя идентифицируют, прямой наводкой ёб**т и пиз**ц. А тут получилось, что маленький Давид разросся, показал такую мощь, что разбил Голиафа. И голиафы оказались не голиафами, а големами, потому что у них не было никаких скреп между собой.

- Я помню ваше выступление на Майдане. У меня сложилось впечатление, что оно было осторожное...

- Осторожное - неточное определение. Во-первых, вечером был концерт. Во-вторых, я под названием «Ляпис Трубецкой» с эпосом «Яблонь», с моими похождениями, попадая в настоящую, героическую ситуацию, где реальные слезы, кровь, где реально вершится история, всегда чувствовал себя неловко.

«Ляпис» изначально - это театр абсурда и это театр комедиантов, как и создавался. Это театр пародий. Да, там есть панковская основа, но это комический театр. А «Ляпис» последних лет приобрел уже серьезную основу... Но название оставалось старое.

Я всегда чувствовал себя неловко, когда рядом появлялись оппозиционные лидеры или какие-то политики реальные подходят, или серьезные журналисты, или люди, которые воевали - настоящие, не ряженые. И когда они со мной говорят как с равным, я всегда себя чувствовал неловко. Я революционер, но все-таки творческий. То есть я ближе к ситуационистам. Я не веду политической борьбы, у меня нет политического противника, я не занимаюсь политикой.

С другой стороны, это мне не мешает выходить из контекста времени здесь и сейчас, соответствовать важным постулатам, выходить и иногда предчувствовать и быть как мои любимые авторы Филипп Дик или Брюс Стерлинг. Это - киберпанк. Поэтому многие песни сбываются, потому что реальность Киева я увидел за несколько месяцев до этого в Москве, а реальность Москвы я увидел за несколько лет в Минске, а будущее Киева я увидел в Вильнюсе за какое-то время до основных событий. Когда ты ездишь, особенно в нашей консерве, на обломках империи, ты попадаешь в разные эпохи: иногда ты попадаешь в прошлое, иногда - в будущее.

Мы сейчас сидим в Одессе, в Украине, и это уже будущее Минска. И в этом месте уже больше Вильнюса, Праги, больше Германии, чем Сыктывкара и Кемерово.

- Ты пытался жить в Москве, адаптироваться там. Половину жизни прожил в Минске. Сейчас живешь в Украине. Есть разница в народе - белорусском и украинском? Или все люди одинаковые, просто обстоятельства иногда заставляют вставать то на светлую, то на темную сторону?

- Разница есть. Даже в своем цинизме громадная разница. Наши про Украину: «Когда там что-то изменится, когда они все-таки что-то сделают?». Наши все смотрят, какой сейчас закон Лукашенко примет, заденет это их или нет. Украинцы в некоторые моменты говорят: «А мы будем делать сами». Таксист мне говорит: «Я работаю таксистом, я сам живу». У них больше ощущения того, что они сами могут что-то изменить. Сами!

Украинцы готовы больше брать ответственность за свою жизнь, чем россияне и белорусы. Я не слышал от них коллективного недовольства кем-то. Вот в чем громадная разница.

Коллективное недовольство белорусов кем-то я видел, коллективное недовольство россиян кем-то - тоже. У украинцев есть коллективное недовольство к агрессору, тем, кто на них напал. Есть Лесь Подервянский, который сказал «От**битесь от нас». Но я не видел коллективного недовольства венграми: «Бл**ь, вот эти венгры!» Или кем-то еще. Я не видел этого.

Но при этом они боевые! И в этом - европейский подход: «Я здесь живу, буду заниматься своими делами, не чипайте меня, мы здесь все сделаем». Мы в Одессе живем, мы в Одессе сделаем все класс. Там сделаем ресторан, там еще что-то, мы работаем, мы мутим, пятое-десятое. В этом смысле достоинство и гордость как громадная ответственность за свою собственную жизнь. Вот это - Украина.

Поэтому их стихийное может перерасти в созидательное. Поэтому на Майдане - и белорусы, и грузины. Они приехали и были восхищены. Ты что не видел, как это было круто? И даже сейчас я вижу, что страна в этом плане на подъеме...

Что мне еще нравится - моряки тут возвращаются и рассказывают, что вот там классно, там красиво, там здорово. А белорусы вечно приедут из Европы и давай хаять - там очереди, там то, там сё. Россияне все время кем-то недовольны. Они все кем-то недовольны. Им подавай, кто виноват в их жизни. То чурки виноваты, то теперь чурки не враги, хохлы виноваты, пиндосы... Главное, что кто-то виноват, только не мы сами. Никакой личной ответственности. Это кто, я что ли сделал? Главное, чтобы не отвечать: «Это не я, это не мы».

И еще важное отличие. В разных странах, разных городах украинцы всегда объединяются - школы национальные, кружки какие-то, газетки печатают, ходят в вышиванках и с венками. Белорусы все разобщены, русские вообще прячутся друг от друга. А украинцы держатся вместе.

- Многих белорусов раздражает в Украине бардак: «Не хватает порядка».

- Пошли они все на х*й! Не понимаю, о каком порядке они говорят. Я никакого порядка не знаю. Я здесь вижу больше порядка во всем.

Слово «порядок» - это когда есть алгоритм действий. Тебе вот сказали, есть правила, своды, по ним надо делать так, даже в беспорядке.

Самоорганизация, договоренность, чтобы было удобно и комфортно - это и есть порядок. А не порядок предполагает кучу каких-то схем и государственное вмешательство.

Янык за что больше всех получил? За то, что государство попыталось быть везде. У украинцев это не прошло. Чем меньше здесь будет государства, как в Европе, тем быстрее здесь будет суперпорядок.

Я не то, что прям воспеваю какую-то власть, я же спорю... «Та наши, бл**ь, тоже, вот ваш батька...», - мне тут все хвалят белорусские порядки. Я говорю: «Ребята, разница громадная в чем? Путин, Назарбаев, Лукашенко и Янукович, они мне или Паше Шеремету, или любому человеку, кто живет в Беларуси, России или еще где-то, достижением каких-то своих мрачных целей угрожают физически. То есть, чтобы достичь своей цели, они готовы разорвать тебя, затоптать танками, прислать бандитов, чтобы ты исчез, они готовы перейти тот Рубикон, который пахнет Данте и кругами ада.

Ну, а человек, который делает шоколадки, или тот же Яценюк - я не вижу в них этого страшного кода. Это уже разница громадная. Они хитрые? Хитрые. Олигархи? Олигархи. Но разница огромная!

Бл**ь, говорят, «главное - чтоб боялись». Ни х*я! Современный политик должен достигать уважения без слова «страх». Что, мы Меркель уважаем потому, что мы ее боимся? Что она страшная? Разве Саркози страшный? И я хочу, чтобы были те, кто не страшные, кто не готов физически всех уничтожать ради своих каких-то мрачных целей. Хитрить со мной? Давай, давай поиграем. В шахматы, поддавки - в это я готов.

Порядок, когда «если ты не с нами, то мы тебя ух**рим» - это не порядок. Поэтому Беларусь, Россия - «ты не с нами, тебе пи**ец». Не президент лично, но он создает среду. Я проездил по России прошлый год, я знаю, что такое нагнетание. Разве Макаревич по-настоящему что-то сказал, он Майдан поддержал, он был на Майдане? Щелкнули пальцем, и он превратился в главного врага. Да он безобидный человек по-прежнему. Вы что забыли? Макар - это тот, кто программу «Смак» ведет. Какой он революционер? Он давно никакой не революционер, да и не был им никогда. Это интеллигентный, московский, образованнейший, талантливый поп-музыкант. Разве ты когда-то воспринимал «Машину времени» как нечто революционное? С Софией Ротару они снимались в фильме «Душа», вот и все. Но создалась такая среда, когда «ты не наш - уе**вай, или с тобой что-то случится, или у**ем».

В Беларуси, когда я говорил слово «геноцид», я имел в виду, что создается такая среда, когда яркий и несогласный, который противоречит, бузит и не вписывается, он должен у***ать.

- Тебе тоже пришлось уехать из Минска из-за твоих высказываний о Лукашенко. Ты не жалеешь, что наехал на Лукашенко?

- В смысле - жалеешь?

- Ну, мог бы не трогать, промолчать...

- Я рад каждой секунде своей жизни. Я рад всему, что делал и делаю. Я совершал кучу ошибок и совершил много хороших поступков. Но это не мой путь - жалеть. Я сказал то, что в том момент чувствовал.

Меня больше волнует не лично Лукашенко. Да, я вижу его код, кто он и что он. По большому счет, у всех у нас главная претензия - мы хотим нового в глобальном, космическом плане. Мы за новое и обновление, а они за старое. Даже если бы старое было хорошее, все равно надо было бы поменять. Даже если бы страной руководил просветленный Ганди, я бы все равно сказал: «Все, старику пора уйти, ему нужно читать лекции».

Главное: я борюсь со старостью во всем, я против геронтократии. Я знаю, что геронтократия и старики делают нашу планету хуже. Современные методы косметологии, фармацевтика приводят к тому, что очень много стариков засиделось на нашей планете, они хотят жить, у них есть виагра, они хотят молодых любовниц, но они не готовы к новой жизни... Поэтому когда мне говорят, что сняли старого мэра Вильнюса, я думаю: «Какого старого, я его знаю, он был на пару лет меня старше». Но сейчас поставили вообще молодого и я согласен: «Я хочу постоянного обновления».

Поэтому даже в своем пути я сам ухожу. Там был клоуном, все меня надо заменить. А как заменить? Я делаю другую группу. Сейчас я в Brutto. Сколько я смогу быть в Brutto молодым, столько я там продержусь. Если я увижу, что я уже немощный старик и уже не могу бороться...

- Глядя на тебя, я иногда ловлю себя на мысли: ты прикалываешься или это все искренне? В твоей жизни спрессовались и замешались «Ляпис» ранний - пьянство, безумие, карнавал, попса, и «Ляпис» поздний - какие-то зубодробильные ритмы, сумасшедшие тексты. Ты сам понимал, где ты есть?

- В этом же и была главная проблема прежней группы, «Ляпис Трубецкой». Это надо было назвать цирк Барнума или цирк «Ляпис Трубецкой». Цирк «Ляпис Трубецкой» как цирк Дурова. Тогда он предполагает не цирк одного Михалка, а дивертисмент: здесь - серьезный канатоходец, который рискует жизнью, здесь же бегает коверный, который упал, прыгает на попке и разбивает шарик, а здесь - дрессированные ежики и настоящие тигры.

Цирк был современный, с современной агитацией, новыми постановками и всякими делами. Но, конечно же, в каждом этом амплуа (я это слово не люблю), но как творческая личность я старался идти досконально. Врать и лицемерить - это часть моей профессии. Но врать художественно, без искреннего, внутреннего наполнения невозможно - тебе никто не поверит. В нашей профессии (и в вашей профессии журналистов) художественное переосмысление превращается в гонзо.

Неужели описывая скучные и тупые гонки по пескам или описывая свои болезненные трипы и придумывая каких-то чуваков Хантер Томпсон пи**ел? Нет, он не пи**ел. Это и есть гонзо. Я добавляю в это энергию, краски. И как актер древних каких-то гаерских кровей, как актер-передвижник, которому предстоит выступать то в большом городе, то в маленькой деревне, то перед образованнейшей публикой, то перед какими-то тупыми гопниками, то перед красноармейцами - я все время нахожу язык общения. Да, это Шекспир.

Но, наверное, с альбома «Капитал» произошла та трансформация, когда я начал показывать своего внутреннего, экзистенциального намного больше. И поэтому мне нужно было группу в 2002-м расформировать, а в 2007 создать новую группу и назвать ее «Капитал», «Рывок Юхансона»...

- Но болото шоу-бизнеса засосало...

- Я не знаю, почему. У меня была одна вещь: я не хотел, чтобы кто-то говорил, что Михалок играл в ху**ой группе «Ляпис Трубецкой». Мне нужен был реваншизм, мне нужно было отмыть эту группу. Потому что до 1997 года я играл в самой крутой, самой панковской и самой противоречивой, интересной группе Беларуси. Когда уже пошли «Сочи», «Яблони», тогда мы превратились в говно: в говно культурологическое, в говно человеческое, в говно с любой точки зрения. В говно! То есть я сам знал, что это говно. Поэтому я курил и прятался.

Прошлое, которое сейчас ненавидит Сергей Михалок

Мне нужно было отмыть группу и перед «Веселыми картинками» мне нужно было бригаду распустить. Три альбома сделать и разойтись. Альбом «Веселые картинки» - это был мой сольный альбом. Ребята принимали участие только как приглашенные музыканты: сыграть ритм-секцию, еще что-то - но они даже не участвовали в созидании. Поэтому «Веселые картинки» пришлись по душе фанатам старого, нового, будущего «Ляписа». Было меньше всего примесей. Был только я. Это был мой сольный альбом и все поняли - при чем тут «Ляпис Трубецкой»? Вот Михалок, он такой - сегодня, здесь и сейчас. А потом пошло Brutto.

Надо было разорвать бомбу. Вот Шнур, есть же параллели меня и Шнура...

- Которого ты активно критикуешь...

- Дело в том, что Шнур пропагандирует то, что ведет к неминуемой смерти. Такой жизнью может жить только Шнур. Встречаться, корешить с олигархами, топовыми футболистами, с главными бандитами, с ментами, бухать и исповедовать этот образ жизни и говорить кому-то, например, что это и есть современный протест, это есть единственная возможность...

- А потом чистить организм в Испании...

- ...потом в Испании делать чистку, ставить себе самые дорогие прокачки, встречаться с классными чувихами. И главное: он попал в этот мир уже со знаниями, у него была культурная среда, база, с ним был Вдовин - гений, и группа «Ленинград» появилась как бомба. Все это делалось с ёрничеством, понтом, это было псевдохулиганство. Все то же, что было в раннем «Ляписе Трубецком». Но согласись, то, что являет собой в данный момент группа «Ленинград», она превратилась в такой же «Ляпис Трубецкой», когда те, для кого он пел и для кого были обращены его тонкие моменты, они на х*ю вертели и Шнура, и всех...

Его слушают менеджеры в перерывах между рыбалкой и «Крымнаш», и всей этой ху**ей...

Не Расторгуев, не «Любе», а «Ленинград» - главная ватная группа современности, главная вата: «Е**л в рот, яйца, пошел на х*й, я тут выпью, на х*ю вертел, Америка»... Никто уже не видит никакой подоплеки, никто не понимает, что если Шнура вот так взять за грудки: «Шнур, а иди, на х*й, сюда, расскажи, ты что, бл**ь, любишь Путина? Ты что тоже считаешь, что хохлы - гондоны и фашисты?» Он скажет: «Вы что, ребята, посмотрите, кто я. Мои же друзья...» Начнет рассказывать, заплачет. Правильно?

Я же двигаюсь в контексте того, что происходит вокруг. Рядом со мной тогда стали люди, которые для меня были объектами насмешек. Я слился с персонажем песни «Метелица», «Яблони». Как актеру мне пять с плюсом, как человеку - два с минусом.

Как актер я стал крутым, со мной рядом бухали пацаны из минского ОМОНа, топовые бандиты, от кличек которых в 90-ые у людей волосы дыбом вставали. Они были рядом со мной: ростовские, измайловские,- они все были со мной и я для них был друг. Я был в таких передрягах и рядом со мной были такие люди, с которыми многие бы реально дрожали. Я видел таких монстров и самое интересное, что я для них был свой.

Я же никогда не был бандитом, у меня - никаких ходок. Да, был какой-то дворовый романтизм, когда я видел в деревне Самохваловичи под Минском Цедрика, который «откинулся» с двумя вазелинами, у него какие-то фашистские наколки на теле и он рассказывает, что «это мои два брата, которые помогли мне выжить на зоне». Я не слышал Розенбаума, я слышал его песни от Цедрика, как «картинка с фраером гребет». Мы же жили с ним в одном дворе, у меня не было магнитофона, поэтому я видел это от людей, которых все боятся и дрожат и с которыми надо дружить в деревне, если ты хочешь жить нормально.

- Но сейчас ты весь в наколках и бритый, уже по образу похож...

- Я хочу сказать, что можно посмотреть на меня 18-летнего. Я не был бритый, но я очень похож на себя 18-летнего физически. Я именно такой и был. В 18 лет я подтягивался столько же, сколько подтягиваюсь в 38 лет. Через 20 лет я стал показывать такие же нормативы ГТО, как в 18. Поэтому часть моего возвращения, творческого, это, конечно же, огромный физический труд. То есть спорт, тренировки.

- Новые песни Brutto «Железный», «Будь смелым» - там очень жесткие тексты. Ты не боишься разочаровать людей, что ты окажешься не тем, за кого ты сейчас себя выдаешь?

- Я собрал Brutto с теми людьми, на которых не надо надевать маскарадные костюмы. Сейчас у меня нет стиля и концепции. Есть я вот такой, такие мои друзья, которых я очень люблю и уважаю. Мои друзья, с которыми мне очень хорошо и вне сцены. Не было бы Brutto, я бы так же дружил с Гурковым и также общался бы с Лэфтом. Поэтому так неожиданно появилась dream team. А почему она dream team? Потому что все мечтали о такой группе.

Когда люди, которые всю жизнь занимались спортом и дрались на улице, теперь - рядом с музыкантами, которые всю жизнь играли, занимались музыкой, а рядом с ними - профессиональный, опытный режиссер, но который любит и музыку, и спорт одинаково и может быть скрепой - идейной, и как лидер это все соединить - вот и получилась такая гремучая смесь.

Мы ни разу не выступали в Беларуси, мы дали всего лишь четыре концерта в России. Но мы главные ньюсмейкеры. Столько пи***лей я не отгребал за всю свою жизнь. Ни будучи пьяным, ни будучи «Ляписом»-разочарованием, ни будучи «Ляписом»-возвращением. Я никогда не видел подобного внимания и такого резонанса, как от Brutto. Когда я понял, что мы вместе сообща сделали, я был счастлив. Потому что появился, наконец-то, тот коллектив, который сейчас без всяких скобок стал таким большим, что я могу вместить в него всю свою жизнь. Если «Ляпису» я приносил какие-то кусочки, то от Brutto и этой группы живут все - моя сестра, моя мама, мои друзья.

- Ты пытаешься раствориться в Brutto. Ты думаешь это реально, что не будет отдельно Михалок и группа Brutto, а будет только Brutto? Все-таки ты же - лидер.

- Я могу в Brutto на сцене позволить себе работать на полную катушку. Это как футбольная команда, где я не самый лучший нападающий, я не самый лучший защитник и на ворота меня вообще лучше не ставить. Я хороший полузащитник и хороший капитан команды. У меня не те физические показатели, как у остальных, я не такой одаренный, как многие здесь. И в музыке, и в спорте в Brutto есть люди, которые заткнут меня за пояс. У меня есть минчанин Паша Ланнистер, которого в консерваторию взяли без экзаменов. Играющий на гитаре, мандолине, клавишах, досконально знающий сольфеджио, историю культуры, музыки...

Из Одессы есть Лэфт и Петя, которые про контркультуру, андеграунд, хардкор и панк-рок знают в десять раз больше меня. Это носители библиотеки андеграунда. Все, что связано с мировым андеграундом, с становлением панк-рока, появлением групп - они все это знают досконально. И они - очень опытные артисты, которые могут играть в экстремальных, приближенных к самым боевым условиях. Потому что они играют по десять лет хардкор-концерты. Когда есть опасность, что накроют фашисты, что приедут менты, когда плохая аппаратура и пускают в один из десяти домов культуры...

Есть спортсмен, Виталий Гурков, заслуженный мастер спорта. Есть Бразил - борец, топовый уличный хулиган, человек, который участвовал в больше, чем 50 больших, коллективных столкновений и в уличных драках. Я рядом с ним пигмей, при всем моем боксе.

Но я как скрепа, наделенный знаниями, полномочиями и уважением от них. Это же не за деньги. Что, за деньги можно Гуркова купить? И какие деньги в Brutto? Только так могло появиться такое формирование, которое, в принципе, отгребает пиздюлей от людей только за то, что они хотели быть на месте кого-то из этой группы. Кто-то хотел быть на месте Ланнистера, кто-то хотел быть на месте Огурца, кто-то хотел быть на месте Дыни, однозначно.

- Тебя обижала реакция на первые клипы и песни Brutto: «Да это все какой-то физкульт-привет, слушать невозможно, только отжиматься»?

- Они мне помогали. Моя задумка была - первым же шагом отмести всех лишних из громадного формирования «Ляпис Crew», фанатов старого «Ляписа», тех, кто видел только декоративную сторону нашего творчества и не слышали моих призывов, не понимали, о чем я пою.

- Которые относились к твоим стихам со сцены как приколу...

- Которые относились ко всему этому как к декору и не понимали, что я говорю с каждым из них лично. И мои стихи - это то, что и в Венгрии, и в Германии привлекало внимание. Это когда кто-то шепчет, кто-то красные, пардон, трусики показывает, кто-то флажолеты играет. А я появляюсь на фестивале Sziget, где 95% людей не знают ни «Ляписов», ничего. Как мне привлечь их внимание? Я выхожу и читаю стихотворение, как мой учитель Маяковский: грозно расставив ноги, руки вперед, много согласных, много грубости, раз - все, давайте посмотрим, что там за глашатай вышел. А теперь давай рвать, давай плясать, смаршируйте со мной. И это уже Мейерхольд.

Рок-н-ролл - это еще и площадное, массовое искусство. Здесь нужны формы, которые привлекут внимание молодых и тех, кто тебя не знает. Моя задача - прийти сейчас и всех разбомбить.

- Но ты пришел с Brutto и многих это разочаровало.

- И это прекрасно. Значит, они уже по инерции были с тем же «Ляписом Трубецким». Это наша задумка была - сразу разорвать контекст, разорвать аорту. И это надо было сделать раньше.

Как избавляются от старого? Убирают штампы. Я убрал штампы - дудки. Все любят дудки, все любят фанфары. Я долго доказывал, что дудки - это класс, что это не дань моде, это праздник. Убрать на х*й!

Стихи - сложные рифмы, мифология, Агамемноны, Беллерофонты - «Ляписы». Убрать на х*й из Brutto!

Мелодизм, много лирических песен про экзистенциальное, таривердиевщина, назовем ее так, то, что заставляет дрожать, огоньки, религия, теология - убрать! Знания, опыт и образование - эта интеллигентность все-таки была в «Ляписе». Убрать на х*й!

И получается Brutto. Но в принципе-то, по большому счету это все, бруттовщина уже была в «Ляписе». Уже Огурец, Лэфт, Бразил стоят на последнем концерте «Ляписов» в Киеве. Там же стоит Апельсинка, жена Лэфта, там кентуется Петя Аист. То есть они все со мной были уже последний год «Ляписов».

- Ты не боишься попасть в ловушку? Чтобы народ за тобой тянулся, нужно будет все время планку подымать и когда-нибудь надорвешься.

- Нет, как прыгунья Исинбаева, я в