Это мой дед, Jozef Kenigsztajn. Он родился 11 апреля 1921 г. в польском городке Tomaszów Mazowiecki и умер во Львове 30 декабря 1998 года. Практически вся его семья была уничтожена в газовых камерах лагеря смерти Треблинка, который был создан нацистами летом 1942, недалеко от одноименной деревни в 80 км к северо-востоку от Варшавы. По разным оценкам, всего в этом лагере было уничтожено от 750 до 810 тысяч человек. Большее число жертв было только в расположенном недалеко лагере Auschwitz (Освенцим).

Когда 1 сентября 1939 года Германия начала вторжение в Польшу, 17 сентября 1939 года на территорию Польши вошли советские войска. Практически сразу нацисты установили практику сегрегации евреев, заставив их носить на одежде спереди и сзади желтую звезду (в генерал-губернаторстве была введена белая нарукавная повязка с голубым мегандавидом). Приказ касался всех евреев без различия возраста и пола. Такой же порядок был быстро принят другими немецкими командующими на оккупированных территориях. По всей территории Польши начался тотальный геноцид евреев, вокруг царило повальное несоблюдение прав человека, голод, унижения, издевательства, побои и расстрелы.

Существовавшая тогда директива заключалась в <планомерных этапах на пути к достижению конечной цели> - выселить евреев из деревень и городков и сконцентрировать их в гетто больших городов вблизи от крупных железнодорожных станций. Временно. После чего организовать переход к <конечной цели>. Осенью 1940 для этой цели во многих польских городах были созданы гетто. В том числе и "знаменитое" Варшавское.

А потом, в 1942 г. нацисты создали лагеря смерти. От жертв до последнего момента скрывали, что их ожидает смерть. Это позволяло в большинстве случаев предотвращать акты сопротивления. Многие евреи из Западной и Центральной Европы прибывали в лагерь на обычных пассажирских поездах (по купленным ими билетам), рассчитывая, что их везут на новое место жительства. Евреев из Восточной Европы привозили в забитых товарных вагонах, под охраной, не давая ни воды ни еды. После наполнения людьми, в камеры, замаскированные под душевые, подавали выхлопные газы от двигателя тяжёлого танка. Смерть наступала от удушья в течение получаса. Представьте себя на месте этих людей, представьте глаза детей в этот момент. Тела убитых сначала закапывали в больших коллективных могилах, а весной 1943 года в лагере были установлены кремационные печи.

Мой дед не стал ждать развития событий, и ещё осенью 1939 бежал вместе со своими братом и сестрой во Львов. Все остальные члены его семьи - родители, сестры и братья (всего 5 человек) - погибли в газовых камерах Треблинки.

С первых дней войны, во Львов начали прибывать еврейские беженцы из оккупированных немцами регионов Польши. В результате еврейское население города выросло приблизительно до 230.000-240.000 человек. Но Львов на тот момент был под советской властью, которая уже успела ликвидировать и/или национализировать большинство еврейских и нееврейских предприятий, а их владельцев сослать вглубь СССР. А в конце июня 1940 года советские власти начали депортацию нелояльного режиму населения, среди которых было много евреев, в том числе и беженцев из Польши. Уже на тот момент был осуществлен знаменитый зверский расстрел НКВД-шниками почти 22 тысячи поляков в Катыни (начало апреля - конец мая 1940).

Во Львове, каждую пятницу, мой дед вместе со своим братом и сестрой, как и многие другие беженцы, блуждали по Львову, заглядывая в окна домов в поисках шаббатних свечей. Шаббат, то есть суббота, согласно еврейской традиции, наступает с заходом солнца в пятницу. В это время принято зажигать субботние свечи. И когда они видели отблеск свечей - стучались в квартиру, ибо знали, что там живет еврейская семья, которая даст им возможность умыться, обогреться и поесть. А потом, 29 июня 1941 г. в город пришли нацисты. В первый же день оккупации во Львове начался погром.

С началом войны в 1941 г., мой дед уехал на Урал - работать на лесозаготовках. Сестру распределили в Казахстан, а брата призвали в Красную Армию и отправили на Дальний Восток - готовиться к войне с Японией. Спустя много лет, мой дед вернулся во Львов - всю свою жизнь он стремился вернуться домой. И прожил во Львове всю свою жизнь, ощущая себя чужим среди своих, пытаясь получить разрешение вернуться домой.

У нашей семьи особое отношение к нацизму. Особое отношение к пакту Молотова-Риббентропа, с его секретным протоколом о начале Второй мировой войны и германо-советской оккупации Польши. Мы по-особенному относимся к понятиям сегрегации, расовой дискриминации, ксенофобии, антисемитизму и гетто. Про катастрофу львовского еврейства (1941-1944) наша семья тоже может много чего рассказать. И про совковый бытовой антисемитизм, существовавший под той или иной маской многие последующие десятилетия.

Never again. Пока знаем, помним и умеем постоять за себя.