Заберите маму...

Они пришли часов в шесть вечера. Неплохо одетый молодой парень и пожилая женщина, трудно стоящая на ногах.

- Мне нужно куда-нибудь пристроить маму.

- А вы откуда?

- Из Луганска. Я тут давно, а мама переехала в связи с событиями. Там где мы жили нас уже попросили, а квартиру я снять не могу.

- А сколько маме лет?

- 59.

Поверить в это трудно - женщина выглядит на хороших 70, если не больше. В разговор не вмешивается, только тревожно смотрит на сына.

- А что с ней?

- У нее Альцгеймера.

Дальше был трудный разговор, ходящий по кругу. Давай мы тебе найдем работу? Нет, я уезжаю во Францию. Давай мы вас вместе куда-то пристроим? Нет, я уезжаю, у меня уже билеты. Надо идти в соцслужбы. Нет, я там был, они дают сиделку, но не дадут жилье.

Когда попытки все это решить разумными способами зашли в тупик, я спросила напрямую:

- Ты просто хочешь от нее избавиться?

- Да, я с ней жить не смогу.

- А если мы не придумаем куда ее деть? Что ты будешь делать?

- Оставлю на вокзале.

Мама смотрит на него, на нас...

- Ты же меня не оставишь? Мы вместе поедем?

Молчит. Волонтеры, случайно задержавшиеся на Фроловской тоже молчат. Потрясение у всех настолько велико, что разумных слов подобрать невозможно.

- Пойдемте, я вас чаем напою?

Вика Василевская как обычно приходит в адекватное состояние первая. Бабушка пьет чай с печеньем, кормит голубей и беспокоится, что Андрюше чаю не налили, а он с утра не пил.

Андрюша бодро общается по телефону, занимаясь решением вопросов с билетами, встречами, планами. Смеется, шутит. Телефон у Андрюши... Хороший такой телефон. Мне не по карману. Андрюша хорошо одет, гладко выбрит и ни о чем не печалится.

- Так вы ее заберете?

- Куда?

- Ну я не знаю. А куда мне ее деть? Под забором оставить?

Во мне борятся два желания - бить Андрюшу ногами, пока не перестанет хрипеть и не отпускать их за ворота, пока я что-то не придумаю. Боль за женщину, которая в трех метрах от меня крошит печенье голубям сильнее, чем совершенно животная потребность размазать по стенке ее сыночка.

За лихорадочные полчаса созвонов со всеми на свете, выясняется что ни в один дом престарелых ее при живом сыне не оформят. А если возьмут - то на платной основе. Суммы называют около 7 000 в месяц + медикаменты. Мудрая мысль отвезти в больницу и что-то решать спокойно не приходит. В глазах темно от злости и от страха что не смогу ничего сделать.

В итоге получаю согласие от дома престарелых в Житомирской области. На месяц, за 4 000 грн. Можно привозить завтра. Завтра не устраивает - он ее уже сегодня никуда не собирается забирать. Перезваниваю, передоговариваюсь. Можно ехать сейчас.

Волонтеры оживают - начинается простая и понятная беготня. Собрать постельное, посуду, носки, ночные рубашки, халаты, мыло. шампунь, туалетную бумагу. не только на бабушку, но и на остальных. Дом престарелых махонький, нищий, но с очень доброй заведующей.

- Давай документы. Что у тебя есть?

Паспорт, справка переселенца, ИНН, медицинская карта. Пенсионного нет - потеряли.

- А пенсия?

- Мы счет сегодня закрыли.

- А карточка у нее есть?

Дает пластик имени Проминвестбанка.

- Код не знаю. Она не знает тоже. Телефон, к которому привязан - потеряли.

Все это напоминает какой-то сюр. Такое впечатление, что сейчас откуда-то выскочит парень с дурацкой улыбкой и прокричит " Вас снимала скрытая камера! Улыбнитесь воооон туда!"

Уезжали мы молча. Он не обнял ее на прощание, не спросил куда мы едем, не взял у меня номер телефона и даже не спросил как меня зовут. Просто сдал маму, как другие сдают мне посуду и старые игрушки и ушел в свою жизнь.

Два с половиной часа дороги Раиса тоже молчала. Вернее, отвечала на вопросы о Луганске, о сыне, о том хочет ли пить и болит ли голова. Но ни разу не спросила куда мы ее везем и что с ней будет дальше. Только когда мы уже выгружали вещи на пороге маленького домика в спящем селе, вдруг вцепилась в Викину руку:

- Ты ж меня не бросишь?

Ее приняли настолько радушно, насколько это вообще возможно в подобных местах. Разбуженная посреди ночи заведующая помогала стелить постель и расспрашивала о той малости, которую мы о ней знаем. Она, опытная в таких вопросах тоже не могла понять как такое возможно.

Когда мы уехали, у меня было такое ощущение, что это я ее предала.Бросила. Я боюсь даже думать, что чувствует женщина, которая еще вчера жила с сыном, еще вчера спала в своей постели и пила из своей чашки... Отрезанная от мира. Без телефона. Неизвестно где. В комнате с еще двумя беспомощными старухами. С чужими людьми. Ничья....