Везёт мне. Везучий я человек. Видать, нагрешил в жизни с три короба. Иначе чем такое объяснить.

Обычно я езжу с собакой в клинику на метро. Но теперь на метро она не может, тяжело ей. Вызвал сегодня такси. У водителя лицо знакомое, не могу понять где видел. Но мало ли. Разговорились.

Обычный, в целом, мужик. О погоде, о работе, о дамах, квартиру планирует в ближайшее время купить. А потом вдруг...

В общем, не буду утомлять. За рулём - «Ватник». Не ватник, а «Ватник». В кавычках именно. Потому что это позывной. Позывной «Ватник». Тот самый, прославившийся, Бояркин, бригада «Кальмиус».

Знаете, открытый такой, простой. Да и правда, чего стесняться-то. Москва, такси. Место его силы. Место моего отчаяния.

«Из десяти комбатов, девять - не местные, офицеры РФ!», - хвастается. Чего стеснятся-то. Приехали к моему дому.

«Давай, - говорит, - телефонами обменяемся, встретимся нормально, за кружкой. Перевоспитать тебя надо».

А чего обмениваться-то: вот он, заказ такси, официально зарегистрирован. Вот мой адрес, вот его телефон.

«В Донецк тебя надо, - говорит, - отвезти. Там с такими, как ты, кто такие речи толкает, не церемонятся. Один пленный укроп попытался буровить. Я без слов пистолет достал - и в лоб. Уносите».

477 рублей. Перевоспитать за кружкой. Квартира на горизонте маячит. Цена за двадцать тысяч убитых и калек. За навсегда потерянную Украину. За ненависть к России. За санкции, за нищих пенсионеров и матерей, за безработицу, за генерал-губернаторов, за чартеры для корги, за Шакро-молодого, за коллекцию живописи 18 века.

Силы небесные. Я, конечно, так себе человек, но не мог я столько нагрешить. При всём желании, я бы не успел. За полгода, «случайно», встретить Мильчакова, «русичей» и вот теперь «Ватника», в такси, с умирающей собакой на коленях. Зачем они со мной говорят? Вы там, силы небесные, ох*ели совсем. Давайте уже на четвёртый раз, как надо - «в лоб и уносите». Не могу я больше слушать про НАТО в Крыму.

Двадцать тысяч трупов и калек.

А на прощание, с улыбкой - «ну что, странные таксисты в Москве, да?». «Обычные, - говорю. - Я привык».