Если бы у зданий была память и они могли говорить, то Жовтневый райисполком города Луганска даже за последние три года мог бы рассказать немало историй.

Отчего-то именно это трехэтажное здание рядом с вечерней школой выбрали для "военного" объекта. Обнесли все оградой, поставили будки с дежурными, загородили вход и окна мешками с песком, выкопали рвы силами пленных, поставили мощные бронированные двери в подвал для тех же пленных и стали там обитать. Во дворе хранили закамуфлированную известью технику, в общежитие устроили казарму.

Читайте также: Луганск и "патриот ЛНР"

Летом 2014 года устраивали аукционы - выбрасывали со ступенек в народные массы ящики с печеньем от "Рошена" из разграбленного "Метро" и упаковки воды. Люди разметали все это на лету, караулили следующего акта раздачи слонов сутками. И никому тот "Рошен" поперек горла не становился.

Особо умные пытались возражать: "Он в нас стреляет, а вы его печенье берете?" Но эти возгласы тонули в реве толпы.

Со стороны это выглядело кормлением хищников. Выходили люди в форме на ступеньки и бросали еду в толпу, а толпа ревела и требовала еще. Цирк! Но в то лето люди кружили возле таких объектов как зомби - там пахло едой, гуманитаркой, сытостью. Стучали в стекло: "Нет ли работы?" Робко бормотали о лежачих дома родственниках, малых детях. Такими просителями брезговали, их было множество. Множество людей оказались неприспособленными к новой реальности.

Множество людей привыкли жить от пенсии до пенсии, от зарплаты до зарплаты и не имели ни сбережений, ни опыта жить как-то иначе. И многие вышли на улицы - искать чего-то, ждать чего-то.

А вот для тех, кто имел жилку предпринимателя, это было золотое время. Те, кто дороже своей жизни ставил деньги, взлетели тогда просто на торговле хлебом, дешевой колбасой, мясом. Из магазинов выгребали все - старое, с душком. Люди искали продукты и тратили на них последнее. Многие не имели навыков выживания без денег и еды, без воды и света. И когда рядом кто-то говорил: "Хлеб пеку. Сама".

Это отрезвляло, будто жизнь не остановилась, осталась прежней, только чуть другой.

Мои соседи привычно кололи дрова, когда не стреляли, а готовить стали на костре - привозной газ у них закончился. И я иногда выходила в огород посмотреть на их костер и их спокойствие. И видя их закопченную кастрюльку на огне, мне становилось спокойно.

У них была вода, но не было газа, а у нас был газ, но не было воды... И мы ходили к ним за водой, чтобы посмеяться над смекалкой друг друга - соседи затащили в погреб диван, разобрав его перед этим, и играли в карты при свече, когда стреляли. И им казалось, что все им ни по чем - у них есть запас дров, есть вода, есть их старый диван, а вся их семья вместе. Бегали варить макароны, когда можно было выскочить.

И, я уверена, они выстояли бы и в худшей ситуации. Это какие-то навыки выживания, приобретённые задолго до того лета. И если в мирной жизни это были обычные люди, то тем летом они оказались командой. И после они не стали богаче, но их семья стала крепче. Хотя лучше бы не было таких испытаний на прочность и жизнеспособность, а муниципальные объекты, как и раньше, оставались ЗАГСами и райисполкомами без бронированных дверей и мешков с песков у входа.