Мне стыдно, что мой муж не в плену. Да, я не замужем, но мне стыдно перед Катей Глондар и Юлей Кориньковой, что я не чувствую то же самое, что и они. Два с половиной года жены бойцов 3-го полка спецназа борются за своих любимых. За это время у Кати выросли две дочери, причем младшая, Аня, ни разу не видела папу. Ей скоро исполнится два. И она, как и Маша, в этот день будет смотреть в окно и ждать папу, который обязательно должен прийти и поздравить... "Вот видишь, Маша в день своего четырехлетия все утро провела на стульчике у окна. И когда поняла, что отец не придет, начала грустно отщипывать листочки у фиалки", - Катя показывает мне снимки девочек в телефоне. На следующем кадре она стоит вместе с девчонками, а за Катиной спиной на стене их с Сергеем свадебная фотография. "Как будто мы все вместе", - улыбается мне маленькая женщина. А у Юли Кориньковой уже мог бы быть двухлетний ребенок, но не сложилось. Муж уехал под Дебальцево, в котел, вместо медового месяца...

Мне стыдно, что я пишу эти строчки в уюте, приняв горячий душ и прихлебывая горячий чай с лимоном. А Катя отказалась даже на пару часов поехать со мной и поспать в тепле. Мне стыдно за то, что я планировала поехать к Верховной Раде днем, когда мне будет удобнее... Но когда я вышла вечером на улицу и съежилась от ветра, вспомнила дневной ливень с градом, мне стало невыносимо стыдно: а ведь девчонки там, на гранитных плитах и на сквозняке от Днепра... Так и оказалось. Им даже спрятаться некуда, потому что они не вовремя и не правильно подали заявку на установку палатки. Поэтому по очереди ходят греться в автобус, в который провели электричество, чтобы можно было включать обогреватель и заряжать мобильные телефоны. Но когда мы с Катей зашли внутрь, чтобы, спрятавшись от ветра, попить чаю, оказалось, что электричество не подают... Мастера, отвечающие за это, ушли. У них же рабочий день закончился. А эти, митингующие, как-то обойдутся... И мне стыдно и за это...

Мне стыдно, что я не приготовила горячую еду и не привезла этим мужественным стойким женщинам. "В первый день нашего протеста мало кто к нам подходил, - рассказывает Катя. - А во второй были уже журналисты, депутаты начали предлагать чай и кофе, волонтеры привезли спальники и карематы, а когда хлынул дождь, для нас срочно купили зонты, теплые калоши, откуда-то взялись куртки и дождевики. По прогнозу мы видели, что будет дождь, но не такая же стихия. Сегодня к нам активнее подходили киевляне. А одна женщина принесла две трехлитровые банки куриного бульона! Представляешь, наварила для нас!" При этом Катя совершенно категорически отметает мои предположения, что она простудилась, потому что активно шмыгает носом, и что завтра, то есть сегодня, ей понадобится не просто чай, а противопростудный... А когда я взяла под руку Людмилу, сестру Сергея Глондаря, почувствовала, как ее бьет легкая дрожь. Такое бывает от нервного перевозбуждения, недосыпания и холода...

Мне стыдно, что я не знаю имен всех пленных, которые находятся в руках террористов в Донецке и Луганске. И что я ничего не делаю для того, чтобы их спасти, чтобы рассказать историю каждого, чтобы мы все знали о них подробно и переживали за каждого, как за родного человека.

Мне стыдно, что информационное пространство плотно заполнено процентами и ёрничаньем на эту тему. Интересно, а в какую категорию относить этих женщин и мужчин, которые кто тысячу (!) дней, кто 948, кто "всего" 240 находится в плену? А их детей? Как они живут все это время, что творится в их сердцах, душах и психике? Чтобы понять хоть десятую часть их боли, постойте рядом с ними там, перед Верховной Радой. Давайте, что ли, назовем это флешмобом, если только это сейчас и может вызвать какую-то реакцию. Может тогда эти сильные хрупкие женщины не будут настолько одинокими, как сейчас, ночью...

Мне невыносимо стыдно за эту пустую ночную площадь. Если бы мы все вышли поддержать родных пленных, просто показали им свою поддержку и тем самым сказали, что нам не все равно, мы бы как минимум заслонили их от холодного ветра со стороны Днепра. А как максимум - требования вернуть наших пленных к своим родным прозвучали бы гораздо громче. "Последний раз я слышала голос мужа 21 июня 2016 года, - говорит Катя. - С тех пор иногда мне передают письма от него. То они попадают ко мне от представителей Красного Креста, то после минских переговоров... Чаще всего они нейтральные. Главное, что почерк - мужа. Значит, жив... У нас больше нет сил ждать, терпеть. Мы хотим действовать. И наша акция под Верховной Радой - шаг отчаяния. А что делать? До пятницы мы все будем находиться здесь, показывая, что нам нужны не успокоительные разговоры, а конкретные ответы. Последний раз обмен пленных происходил год назад - 17 сентября. Тогда домой вернулся Жемчугов. Мы считаем, что для того, чтобы состоялся обмен военнопленных, не хватает политической воли".

Я знаю только одно. Мне теперь всегда будет стыдно перед каждой семье за каждый день, который они провели в неведении, в страхе и боли за своих пленных мужчин. Перед Катиными и Сережиными детьми, которые остались с няней и перед маминым отъездом старшая Маша несколько раз спросила маму: "Ты приедешь? Ты не забудешь о нас?" Что уже пережила эта малышка? И сколько боли у них всех еще впереди? Сколько еще ждать?