"Ожидание разъедает душу"

(Эрих Мария Ремарк) 

Всё думала, согласится ли кто-то из не политиков стать "техническим президентом" (а мы наблюдали за последние годы много попыток использовать народных любимцев под разные сценарии – внутренние и внешние, вплоть до "сюрреализма"). И такой человек нашелся.

Заявление Игоря Коломойского о том, что "все олигархи в душе были за Владимира Зеленского" – более чем красноречиво. И оно вовсе не о том, что у олигархов есть душа. Оно о том, что все интерпретации выборов как "электоральной революции" граждан с запросом на "новые лица" на самом деле и в реале – это контрреволюции олигархов, использовавших этот запрос. В этом смысле политики/чиновники (представители исполнительной власти), поддержавшие эту контрреволюцию – и есть те, кто по-настоящему цепляются за власть.

Читайте также: Как у олигархов едет крыша

Отметила для себя из многочисленных советов Коломойского Зеленскому следующий: не слушать МВФ, иначе упадёт рейтинг. Хочу, в свою очередь, уточнить: а что, цель президентства – это рейтинг? Скажем, у Владимира Путина рейтинг сохраняется почти два десятилетия, и что? Россия от этого стала страной с современной экономикой и позитивными образцами/стандартами для других? За этим советом, скорее, скрывается стремление олигарха/олигархов использовать рейтинг новоизбранного в качестве сопровождения/прикрытия для своих целей/интересов/инстинктов, как минимум – для разрешения собственных проблем. Это значит, что от деолигархизации (может быть, не такой быстрой, но, все же, постепенно реализовывавшейся) – мы возвращаемся назад, к олигархизации. И здесь мне бы хотелось немного шире посмотреть на тему политики и бизнеса, чем просто с точки зрения отдельных фамилий и политико-бизнесовых интриг.

После развала СССР Украина в выборе модели "власть-собственность" пошла по среднему пути – между Россией (с госкорпорациями и госолигархами) и Восточной Европой (с транснациональными корпорациями) – по пути создания самодостаточного олигархического класса. Но в целом украинские социально-экономические проблемы – те же, что и во всех постсоветских странах: социальная несправедливость и отсутствие в обществе уважения и доверия к институту собственности. Отсюда – условный характер самого понятия "собственник", постоянные переделы активов по политическим мотивам и в рамках корпоративных войн, сопутствующие этому проблемы высокого уровня коррупции и отсутствия правовой системы. При этом собственность – один из фундаментальних вопросов для любой власти, и он всегда тесно связан с политической системой (скажем, в советское время собственность принадлежала государству, при этом правящий класс мог распоряжаться ею в своих корпоративных интересах). В этом смысле, институт частной собственности – один из показателей, отличающий страны с развитой экономикой от стран с экономикой архаичной. Яркое доказательство этого тезиса – поведение постсоветских элит, предпочитающих хранить деньги в западных банках или в оффшорах. В этом смысле, применительно к Украине, как и к другим бывшим республикам СССР, такое понятие, как "национальный капитал" зачастую носит условный характер – слово "национальный" имеет отношение только получение ресурсов, в то время как прибыль традиционно хранится за пределами Украины. Легкость рассуждений о возможном дефолте Украины одним из олигархов – из этой сферы, так как возможные катастрофические последствия для страны и граждан не являются катастрофическими для самого олигарха.

Впервые постановка вопроса о взаимоотношениях власти и бизнеса была озвучена после Майдана-2004. Виктор Ющенко за время своего президентства, если не ошибаюсь, трижды встречался в публичном формате с олигархами (в 2005, 2006 и 2007 годах). Тогда была предпринята попытка найти способ превращения олигархов в представителей крупного капитала, что и должно произойти. Но, в итоге, все закончилось конфликтом и конкуренцией между Виктором Ющенко и Юлией Тимошенко вокруг двух тем – контроля над Никопольским заводом ферросплавов и повторного приватизационного конкурса по "Криворожстали". В первом случае речь шла о том, кто все-таки урегулирует конфликт – президент или премьер – и тот, кто это сделает, и станет гарантом экономических сделок, проще говоря, главным, на которого должны ориентироваться олигархи. В случае с "Криворожсталью" – был показательный пиар-процесс для общества, где и Ющенко, и Тимошенко пытались присвоить себе позитивы. На этом новые правила взиимоотношений/партнерства между властью и бизнесом и закончились.

После Майдана-2013/2014, и тем более – военной агрессии РФ, тема взаимоотношений власти и бизнеса опять актуализировалась. В том смысле, что выживаемость Украины как государства на какой-то период закономерно вышла на первый план – и для олигархов, и для простых граждан. Были все предпосылки считать, что процесс деолигархизации после Майдана-2012/2014 будет более успешен, чем после Майдана-2004. В том числе и потому – что в условиях войны Украина остро зависит от международного кредитования, Запад же готов давать кредиты только под реформы, вкладывать инвестиции только при условии создания цивилизованных правил ведения бизнеса, неотъемлемой составляющей которых является создание/укрепление институциональных основ государства. А также – из-за давления и запроса общества на новое качество политики и политиков.

Но, видимо, не все представители крупного капитала готовы к открытым правилам. Особенно те, у которых есть проблемы на Западе. А большинство – не хотят принять подход, что олигархи должны стать просто представителями крупного бизнеса. Вспомнила о встрече олигархов в отеле "Хаят" (кажется, в 2015-ом), на которой обсуждались следющие вопросы: или создавать политическую партию, выражающую интересы крупного капитала; или создавать профсоюз? Мне еще тогда показалась странной постановка проблемы, так как она порождала закономерный вопрос: так чего вы хотите – еще большего участия в политике или все-таки цивилизованного формата участия в бизнесе; то есть, превратиться из олигархов в представителей крупного капитала или продолжать быть и дальше непосредственным участником политического процесса?

Как видим, все свелось к участию в политике. И дело тут даже не в том, что отдельные олигархи рассчитывают получить преференции для себя в конкретных сферах экономики через ставку на того или иного не/политика, а в том – что мы опять возвращаемся в "постсоветское болото". В свое время я уже писала о таком феномене, как "быстрые деньги" – повторю еще раз, раз мы наблюдаем возврат к этой практике. Так сложилось, что в Украине, как и во многих других странах бывшего СССР, процесс возникновения субъектов в бизнесе значительно опередил процесс возникновения субъектов в политике.

Такого стремительного обогащения, не подпадающего ни под какие схемы возникновения денег как на постсоветском пространстве, сложно найти где-либо еще в мире найти. Но "быстрые деньги" – это не только и не столько о происхождении капитала (то есть, юридической стороне дикого периода первоначального накопления), и даже не о проблеме существующей социальной несправедливости в обществе. Это о первом опыте проектирования, который важен для любой страны. Именно он, во многом, задает способ, методы, набор практик для любых последующих проектов в масштабах страны. В этом смысле, "быстрые деньги" как способ поведения, мышления, выстраивания отношений с конкурентами, социумом стали первой, а для большей части представителей политической и бизнес-элиты единственной, проектной формой реализация своего мировоззрения и мировосприятия. Философия "быстрых денег" в принципе исключает долгосрочные проекты, создающие прочные истинные основания (политические, экономические, культурные) для развития государства, как таковые. Они ведь требуют значительных вложений, настоящей искренней коммуникации с обществом, а не бесконечного вранья и популизма, и не приносят прибыли в краткосрочной/среднесрочной перспективе.

Читайте также: Нужен ли Украине свой "Бешеный парламент"?

Теперь же мы наблюдаем, как к этой, казалось бы, подзабытой практике, добавился популизм нового уровня под видом новой формы, но со старым содержанием/отсутствием нового. "Команда Зе" сколько угодно может говорить об отсутствии "договорняков", но по факту их стало гораздо больше – потому что публичная и непубличная сторона решений очень сильно разнятся. Мы наглядно убедились, что выборы в Украине, даже если в них лично не участвуют олигархи, – это все равно своеобразная форма легитимации бизнес-элиты/ее интересов. Хотя мне казалось, что несколько лет назад мы только начали учиться (пусть и с массой сопутствующих проблем) идти путем долгосрочных целей и поэтапного их достижения – например, в вопросе евроатлантической интеграции. Очень жаль, что мы возвращаемся к практике, когда политические союзы и договоренности в Украине формируются по принципу надстройки, а базис – это тайные экономические союзы, интересы и "договорняки".

Убеждена, что Украина должна двигаться в направлении, при котором политики задаются проблемой появления самодостаточного политического класса, чтобы уйти от подхода, когда ни один проект недолговечен без кулуарных договорённостей бизнесово-экономического характера. В свою очередь, представители крупного капитала – должны думать над формированием института собственности, предполагающего не только прекращение бесконечных переделов и корпоративных войн, но и выход капитала из тени. А вместе – политики и представители капитала – должны работать над преодолением социальной несправедливости в обществе и созданием условий для развития. Это в идеале.

Но уже понятно, что мы совершили крен не туда, и впереди, судя по всему, нас ожидает очередной межолигархический передел, заложником которого станут страна и граждане. Когда олигарх считает приемлемым звонить премьеру или другому чиновнику с требованием отменить закон (причем, открыто об этом рассказывает, как будто, это норма – видимо, от не/самоуверенности), то что-то точно идет не так. А если этот олигарх, как и некоторые другие, имеет проблемы с правосудием на Западе, то зачем ему вообще этот Запад со своими реформами. И все это на фоне продолжающейся агрессии РФ против Украины.

"Несмотря на отдельные выступления каждого из тех, кто причислял или причисляет себя к сюрреализму, все в конце концов сойдутся на том, что сюрреализм ни к чему так не стремится, как к тому, чтобы вызвать самый всеобъемлющий и серьезный кризис сознания интеллектуального и морального характера".

("Второй манифест сюрреализма", Андре Бретон, 1929)

Підписуйся на сторінки UAINFO у Facebook, Twitter і Telegram