Было уже поздно.

Где-товдали возмущенно бибикали заблокированныепрезидентской охраной холопы.Официанты уже девятый раз за четыречаса сменили нетронутые бокалы сшампанским. Смеркалось...

В банкетныйзал ворвалась зарумянившаяся ГаннаГерман:

- Едууууут!

Беспорядочноебибиканье крымских водителей на секундусмолкло, чтобы смениться восторженнымрингтоном гимна СССР.

Кортежзалихватски затормозил и вот уже покрасной дорожке шагает ВладимирВладимирович. По бокам бежит ротаавтоматчиков, замаскированных подотдыхающих. Панамки периодически падают,Ганна Герман их тут же подбирает искладывает в мешок с надписью«Реквизит».

Ян Табачник играет«калинку-малинку», его однофамилец Дмитрий декламирует Пушкина, Колесниченко в костюме медведя ходит колесом, Киваловкивает.

Владимир Владимировичподходит к Виктору Федоровичу. ВикторФедорович наклоняется, чтобы ВладимирВладимирович мог достать до его плеча.Владимир Владимирович похлопывает, Виктор Федорович выпрямляется.

Музыкастихает. Ганна Герман рушником выгоняет Колесниченко из зала.

ВладимирВладимирович садится во главе стола. Виктор Федорович становится справа.Автоматчики по команде «Вольно!» начинаютраскладывать шезлонги.

За дверьюскребется Колесниченко, пытаясь кому-тообъяснить, что он не настоящий медведь.Раздается автоматная очередь. Кивалов рассылает смс с просьбой впредь назватьзакон о языках «законом Кивалова».

Официантыразносят еду и какое-то время всесосредоточенно жуют.

ВладимирВладимирович, как и положено духовномулидеру, насыщается первым. Остальныепослушно откладывают приборы и преданносмотрят.

- Ну что, хохлы, как дошлидо жизни такой? – спрашивает ВладимирВладимирович.

Дмитрий Табачник вскакивает и начинает читать с листа.

-Шучу, я. Шучу, – смеется ВладимирВладимирович.

Табачник краснеет ипытается спрятаться под столом. Всеблагожелательно смеются.

- ВикторФедорович, так когда вы отдадите Крымскуюволость?

Под столом начинаетсякакое-то движение. Потом рядом с ВикторомФедоровичем из-под скатерти появляетсярука с листом бумаги. На ней видны датыи графики.

- Снова шучу! – улыбаетсяВладимир Владимирович.

Зал взрываетсяхохотом. Владимир Владимирович забираету Виктора Федоровича лист, беглоосматривает и прячет в карман.

- Виктор Федорович, говорят, что у васнедавно был день рождения?

- Да,Владимир Владимирович, был, – раздаетсяиз-под стола.

Виктор Федорович кивает.

- Ах, как жаль, – всплескиваетруками Владимир Владимирович, – еслибы я знал, то что-нибудь обязательнокупил бы.

Владимир Владимировичдостает кошелек, долго роется в нем инаконец протягивает Виктору Федоровичу стодолларовую банкноту.

- Ты ужизвини меня. Купи себе что-нибудьсам.

Автоматчики особо не стесняясьхихикают и начинают разбирать паркет.Вскоре к потолку поднимаются первыеклубы дыма.

- Владимир Владимирович,– наконец решается Виктор Федорович,– нам бы с газом порешать вопрос.

-Так идите решайте, я вас не задерживаю,– шутит Владимир Владимирович.

ВикторФедорович краснеет. Какой-то автоматчикпохлопывает его по плечу.

Постепенногости разбредаются по залу, одни садятсяу костра, другие начинают играть сукраинскими коллегами в игру «ктоперечислит всех любовниц Семеныча» нашалбаны. Кто такой Семеныч в украинскойделегации никто не знает.

Прямо взал на мотоциклах заезжают байкеры итут же отправляют Табачников за пивом.Автоматчики радушно зовут байкеровотведать свежеприготовленноймедвежатины.

Анна Геман креститсясначала справа-налево, а потомслева-направо.

Виктор Федорович начинает тихонько напевать: «Ще невмерла...»

Но уже поздно. Слишкомпоздно.

Роман ШРАЙК