Долгое время я закрывал глаза на  изменения в Русской Церкви. Я отождествлял Московскую Патриархию с Церковью. Как дитя перед наготой своего отца, страшно смущаясь своего недостоинства, я склонял к ней свое лицо. После двойного заявления Московского Патриархата 26 декабря 2013 в связи с событиями в Украине на тему первенства в Церкви, я не могу молчать. Я не могу сегодня рассматривать Московскую Патриархию в качестве легитимной структуры, представляющей Русскую Церковь.

Вот уже некоторое время я разоблачаю неоправданные претензии Московского Патриархата на юрисдикционную власть над Украинской Православной Церковью. Достаточно обратиться к учебнику истории, чтобы удостовериться, что если и существует «Церковь-мать» для Украинской Православной Церкви,  то ею может быть только Константинопольская Церковь, к которой обратился князь Владимир в 988 году. Известно, что Украинская Православная Церковь в начале 1990-х пострадала от непризнания ее автономии. Из этого в Украине в 1991-1992 годах родились три православные церкви. В сентябре прошлого года в статье, опубликованной в La Croix, я уже упоминал, что рассуждения Патриарха Кирилла о цивилизационном единстве «Русского мира» были опасным мифом, потому что они узаконивают неоимперскую политику Кремля. 

Основываясь на общих цивилизационных корнях, Киевская Русь, начиная с семнадцатого века, стала основой для образования трех народов и трех языков, украинского, белорусского и русского. Однако мы не можем представить, как во Франции Папа подтверждает единство французского, испанского и итальянского народов, исходя из единства католической веры.

Сегодня не только Патриарх Кирилл вновь обратился к этому сомнительному единству «братских народов Святой Руси». Кроме того, он не выразил ни слова поддержки украинскому народу, который пришел массово выступить, в морозы, рискуя своей жизнью, против коррумпированного режима (начнем с того, что сын президента Януковича стал мультимиллионером за несколько месяцев), избивающего до крови мирных демонстрантов. Священный Синод, напротив, «решительно осуждает гражданские беспорядки и революции, которые не могут принести ничего хорошего народу». В Москве епископы совершенно не приняли в расчет заявление митрополита Владимира, главы Украинской православной церкви (в юрисдикции Московского патриархата), которая призывалаукраинское правительство в начале декабря обратить внимание на возмущение народа. Напротив, епископы Московского Патриархата говорят о необходимости примирения между  «различными этническими и социальными группами». 

Эта фраза показывает полную слепоту Московского Патриархата, который не видит, что на Евромайдане отсутствуют какие-либо этнические разногласия, а есть лишь глубокое желание населения (о чем свидетельствует все опросы) принадлежать к великой семье европейских народов, которая, несмотря на все ее недостатки, ставит превыше любого закона защиту достоинства каждой человеческой личности. 

Вместо того, чтобы восхититься таким доказательством духовной жизнеспособности украинского народа, руководство делает сомнительные отсылки на «внешние силы», которые разделили Украинскую Православную Церковь по политическим причинам. Это правда, что Московская патриархия сделала все в течение двадцати лет, чтобы изолировать Киевский Патриархат (Церковь во главе с патриархом Филаретом, которая была провозглашена автокефальной в 1992 году, и не имеет признания в православном мире). Ее основная претензия, которая никогда не была принята Москвой, заключается в переводе богослужебных текстов со старославянского языка на современный украинский и признании ее автокефалии. Тем не менее, в сентябре прошлого года Патриарх Московский Кирилл категорически воспротивился переводу текстов со старославянского на местные языки. Но наихудшим в этом злосчастном заявлении является, вероятно, то, что Московский патриархат, который даже российская пресса не стесняется критиковать за вкус к роскоши и богатству, упоминает «ценности» и «правду Божью», чтобы противостоять движению, которое опирается именно на чувства достоинства и справедливости. 

Другое заявление Московского Патриархата от 26 декабря на тему первенства в Церкви также, на мой взгляд, ничем не может быть оправдано. Русский патриархат, руководствуясь совершенно советским менталитетом, свидетельствует о своей глубоко самодержавной природе и о своем злоупотреблении богословием с целью господства. Московский Патриархат, на самом деле, демонстрирует в этом заявлении свою глубинную антиэкуменическую природу. Мы наблюдаем прямую преемственность с советской эпохой, которая в 1948 году решительно осудила движение к христианскому единству. 

Мы помним, что Патриарх Кирилл осудил использование самого слова «экуменизм» в 2007 году в Сибиу, Румынии. Русская Церковь, кроме того, после этой ассамблеи, покинула конференцию христианских церквей в Европе (CEC). Мы также знаем, что антиэкуменическое отношение связано с более широким отрицанием современности и демократии как таковой, о чем свидетельствуют многочисленные громкие заявления одного из ближайших сотрудников патриарха отца Всеволода Чаплина.

Таким образом, это заявление пытается убедить христианский мир, что власть епископа равна власти Бога, что авторитет Римского епископа, преемника Петра, не имеет евангельского основания, и что авторитет Патриарха Константинопольского имеет только формальное значение в Православной Церкви!

Я не буду возвращаться  здесь  ни к абсурдности таких предложений, ни к подробностям моей аргументации. В свое время я опубликовал статья о власти в православной традиции (в книге «В ожидании Собора Православной Церкви»), и я также написал статью о моем понимании первенства в Церкви (она вышла в выпуске журнала Истина за январь 2014 года)*1. Я просто хотел бы сказать всем верным Русской Церкви, что не стоит краснеть от стыда из-за этого заявления. Оно просто не имеет никакого богословского значения. Достаточно просто вспомнить три вопроса, чтобы закрыть дискуссию, которая не имеет никакого богословского значения для заказчиков текста и фактически полностью является политической.

Во-первых, составители этого заявления просто путают понятие власти-авторитета (знаменитоеexousia, которое используется в Евангелии) с властью-силой (которая используется светским правом). Действительно, это различие существует только в рамках христианской веры. Тем не менее, диалог между Христом и сотником позволяет получить представление о разнице между властью-авторитетом и властью-силою (Лк. , 7, 1-10). Власть-сила, по словам сотника, это сказать «иди» своему рабу, и он делает. Власть-авторитет, в свою очередь, может творить чудеса, такие как исцелить кого-то на расстоянии, потому что она основана не на принуждении, а на любви. [3] Эта путаница приводит ко многим искажениям. Тот факт, что текст говорит о епископах как о «питающих верных евхаристическим Таинством», показывает, что составители имеют очень слабую богословскую культуру. Хуже всего, наверное, что Московская Патриархия использует самые изобличающие слова Христа (ср. п. 4 и 6) в отношении тех, кто хочет власти, а не служения, чтобы оправдать позицию, которая именно понимает власть как силу. Мы настоятельно рекомендуем московским редакторам прочитать статью отца Сергия Булгаковa «Иерархия и таинство», опубликованную в журнале «Путь» в 1938 году. Соборная практика Церкви не ставит, по его мнению, епископа над верными, поскольку они рассматриваются как цари, первосвященники и пророки в силу крещения. Православная историческая практика, подразумевающая тесную связь епископа и народа Божьего, подтверждает догматический принцип, что «вся Церковь имеет иерархическую структуру как Тело Христово и храм Святого Духа». [4] Служение является основой и функцией иерархии. Стоит прочитать также великую книгу отца Павла Адельгейма «Догмат о Церкви в канонах и практиках».*2 

Во-вторых, если Христос имеет всю полноту власти над Церковью, это не значит, что Церковь не должна соответствовать тринитарной  природе власти Бога. Российские епископы не могут этого избежать, вырывая цитаты из Отцов Церкви и отбрасывая десятилетия экуменических исследований на эту тему. Так как, действительно, фигура Отца - личностная основа видимого единства Троицы, она должна быть актуализована в организации Церкви. При этом фигуры Сына и Святого Духа также должны быть задействованы. Вот почему Парижская школа так настаивала на богословии Иринея Лионского, наряду с именами Игнатия Антиохийского и Киприана Карфагенского. Именно Ириней говорит: «Ибо где церковь, там и Дух Божий; и где Дух Божий, там Церковь и всякая благодать» (Ириней, Против ересей, III , 24, 1). Управление Церкви, как бы не был против Патриарх Кирилл, не может основываться только на фигуре епископа. В остальном, если быть честным, следует помнить, что епископы в апостольские времена избирались народом Божиим.

Пока не ясно, почему в российском документе по мере удаления от уровня епархиального управления, власть-сила, которая принимается на местном уровне, трансформируется на глобальном уровне во власть-авторитет, которая понимается как простое первенство чести. Власть как служение имеeть смысл для Московского патриархата только на глобальном уровне, и не  служит никакой цели на местном уровне. Это является следствием изначальной путаницы между властью-авторитетом и властью-силой, и отсутствия катафатического богословия власти. Тем не менее, достаточно прочитать 34-е Апостольское правило (которое было принято на Антиохийском Соборе в 341 году), чтобы понять, что принцип власти как служения распространяется на все уровни Церкви: «Епископам всякого народа подобает знать первого в них, и признавать его как главу, и ничего превышающего их власть не творить без его рассуждения: творить же каждому только то, что касается до его епархии, и до мест к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех. Ибо так будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец, Сын и Святой Дух».

Кроме того, очевидно отсутствие специальных знаний у московских составителей по вопросам управления Церкви в первом тысячелетии. Им рекомендуется вникнуть в текст Смешанной французской комиссии по православно-католическому диалогу. Последняя признала, что первенство на региональном и универсальном уровне не было абстрактным. В дополнение к власти созывать соборы, Римский Престол (как и Константинопольский) имел право судить дела об апелляции и кассации, как это было признано Сардийским собором в 343 году. Древняя церковь признала это право на Четвертом Константинопольском соборе в 879 году.

В-третьих,московские епископы до сих пор подозревают власть первенства в Церкви на вселенском уровне  в желании поставить под вопрос авторитет местных церквей. До такой степени, что первенство Константинопольского патриарха для всех Православных Церквей, которое, безусловно, признано (и которое пришлось намного урезать составителям заявления) полностью лишена содержания и, следовательно, всякого смысла. Эта власть может выражать себя, как считают на самом деле московские авторы, только когда наблюдается консенсус всех Поместных Церквей! Понятно, почему Православная Церковь не смогла созвать всеправославный собор в течение нескольких веков. 

Хотелось бы видеть больше смирения со стороны Церкви, которая критикует дух господства Римской Церкви и была не в состоянии признать легитимность Эстонской Православной Церкви. Кроме того, Католическая Церковь обвиняется в желании управлять всеми делами в мире из единого административного центра в Риме. Это значит не учитывать сотни Церквей-членов Католической Церкви, и соборы, которые проводятся на регулярной основе в Ватикане и в которых участвуют все эти Церкви. Это значит  игнорировать усилия Пап, начиная с Иоанна XXIII и папы Франциска, по децентрализации организации Католической церкви и признанию более широких полномочий Поместных Церквей. Я не говорю, что позиция Римской Церкви была безупречной на протяжении всей истории. Недавно я высказался с целью предложить троичную модель управления в рамках Церкви Вселенской (kat’hôlique), поместной и епархиальной, которая объединяет дары Петра, Иакова и Иоанна. Но наименьшее, что могли бы сделать московские редакторы  – это учитывать динамическую реальность истории и глубокое желание последних пап придумать такой способ управления, который согласовывался бы с богочеловеческой природой Церкви и, следовательно, был бы полностью крещальным, евхаристическим и пастырским. Я также рекомендую прочитать книгу православного богослова Оливье Клемана Rome autrement, который признает, что преемники Петра располагали большой долей права личного в управления Церкви, которое было им присуще. Просто прочитайте главу 21 Евангелия от Иоанна.

Но, как показывает православная христианская традиция, - и это различие может быть трудно понятным для московских составителей -, это личное, но не индивидуальное право. Поскольку именно Церковь является непогрешимой, а не отдельно Папа, как это хорошо показал великий католический богослов Бернард Сесбуэ.

Правда в том,  что в конечном итоге советская коммунистическая идеология не исчезла из бывшего СССР. Это видно предельно ясно сегодня из манифестаций в Украине против коррумпированного режима, но и в более широком смысле против государства, глубинная архитектура которого не изменилась со времен Сталина. Но, и для меня ужасно писать, что не только на улицах Киева все еще присутствуют бюсты Ленина. Советская идеология имеет глубокие корни даже в церковном менталитете сановников Московского Патриархата. То, что эти сановники выступают одновременно против стремления к духовной демократии украинского народа и  против жажды народа Божьего получить доступ к единству Церкви, является глубоко значимым для меня. Московский Патриархат страдает от отсутствия покаяния, от того, что не очистился после долгих лет компромисса с советской властью. Как показывают все больше и больше специалисты из Русской Церкви во Франции (К. Русселе) и в России (Н. Митрохин), эта Церковь не имеет чувства истории и не понимает новых вызовов настоящей эпохи глобализации. Я хотел бы добавить, что Московский патриархат демонстрирует цинизм еще более отталкивающий. Это объясняет, почему большинство интеллектуалов с болью и тайным образом оставляют Московский патриархат, а потому мощный антиклерикализм распространяется среди российских, украинских и белорусских народов.

***

На протяжении всех моих последних тридцати лет в Православной Церкви я не бездействовал. Когда в 1980 годы Московский Патриархат шел на компромисс с советской властью, я делал все в различных христианских православных организациях, чтобы помочь русскому народу освободиться от коммунистического рабства. Я помню, как благодаря труду Кирилла Ельчанинова я принес некоторое количество религиозной литературы и компьютеры диссидентам, таким как Александр Огородников или Виктор Попков. После, когда СССР распался, и Московский Патриархат пережил духовное обновление благодаря, в основном, христианским диссидентам и религиозной литературе русской эмиграции, я сделал все, чтобы передать наследие духовного и интеллектуального обновления Парижской школе. Я жил в Москве почти непрерывно с 1989 по 1998 года. Я встречал величайших духовных деятелей, таких, как отец Александр Мень, отец Георгий Чистяков, отец Георгий Кочетков, а также многих российских интеллектуалов, таких как Александр Солженицын, Сергей Аверинцев, Ольга Седакова. Я был очень рад видеть, что Русская Церковь поднимается из пепла и снова несет благую весть о воскресении Христовом и близости Царства Божьего народу, который настолько пострадал во время интенсивной советизации на протяжении семидесяти лет.

Я отметил тогда, что официальная Церковь не покаялась в своих компромиссах с советской властью, режимом, который нес ответственность за десятки миллионов смертей. Как обнаружили опубликованные архивы КГБ, большая часть тех епископов, которые в настоящее время работают в Московском Патриархате, начиная с патриархов Алексия и Кирилла, являлись агентами советских спецслужб. Практически никто не произнес mea culpa. Очень сдержанные сожаления Патриарха Московского Алексия II, сделанные от имени Русской Церкви в 1990 году, не могли составить этому противовеса. Патриарх Алексий II просто заявил 27 октября 1990, что Синод епископов уже не чувствовал себя связанным декларацией митрополита Сергия о подчинении советской власти в 1927 году. В том же заявлении, однако, он добавил, что оправдывает принцип подчинения Церкви светской власти, используя имя апостола Павла. И только в 2000 году Русская Православная Церковь в ее социальной концепции робко принимает принцип сопротивления несправедливой власти. 

Я также заметил с болью, что все течения, обвиняемые в «модернизме» – уничижительный термин, ошибочно отождествляемый с псевдоцерковью «Живая Церковь» в 1920 году – энергично преследуются. Я читал с грустью, что тот же патриарх благословил дважды обе неоколониальные войны в Чечне. И я наблюдал, что под предлогом единства Русской Церкви сторонники экуменического диалога все более маргинализировались, и оправдывались те, кто публично сжигали книги отца Александра Шмемана. Настоящие модернисты, какими себя объявляли учителя Парижской школы, такие как Сергий Булгаков, Александр Шмеман и Георгий Федотов, были далеки от желания разделить Церковь. Они только осуществляли реформы, проводимые на Западе Парижской школой, такие, как участие мирян в жизни Церкви, перевод богослужебных текстов на родной язык, и евангельская экуменическая открытость.

Это одна из причин, почему я покинул Россию в 1998 году и обустроился в Украине, в стране гораздо более открытой для самой аутентичной православной традиции, для современности и экуменического и межрелигиозного диалога. В Киеве, где я опубликовал мою книгу о Парижской школе на русском языке, я пользовался гостеприимством многих очень живых православных приходов и огромной дружбой украинской интеллигенции. Проведя четыре года в Киеве, я переехал во Львов, где я обнаружил яркую Греко-Католическую Церковь, наследницу Православной Церкви Киева, которая осталась верной единству Флорентийского собора в 1439 году. Московский Патриархат обвиняет ее в уничтожении трех своих епархий в начале 1990-х, когда эта Церковь, бывшая долгое время под запретом, только восстанавливала свои приходы (большинство конфликтов 1990-х годов в Западной Украине происходили между Украинской Православной Церковью и Киевского патриархата, что было в то время малоизвестно).

Мне удалось основать в Украинском Католическом Университете первый Институт экуменических студий в мире, созданный на православной земле. При  поддержке епископов и православных, католических и протестантских деятелей мы учредили степень магистра в области экуменических студий, экуменический web-журнал на русском и украинском (www.dukhovnist.in.ua), ежегодную Экуменическую социальную неделю, а также множество симпозиумов, фильмов и публикаций. Я отметил начальное нежелание местного православного епископа Украинской Православной Церкви Московского Патриархата. Но я был счастлив видеть, что он, наконец,  дал согласие на участие с большим интересом к нашим главным событиям. И прежде всего, я был рад получить поддержку Митрополита Владимира, главы Украинской Православной Церкви, и многих священников и мирян Православной Церкви.

Правда, я был потрясен, увидев, что Московский Патриархат продолжал обвинять христиан греко-католического обряда в государственной измене, хотя он должен был начать с покаяния в организации псевдособора во Львове в 1946 году под давлением Сталина. Этот маскарад, который в 2014 году до сих пор не осужден Московским Патриархатом, привел к аресту многих епископов и прямому запрету Церкви. Вот почему я опубликовал статью о псевдособоре во Львове и снял фильм на нескольких языках на эту тему. Я был также потрясен, что Московский Патриархат не осудил решительно сталинскую власть за ее акт геноцида против украинского народа в 1932-1933 годах, известный Голодомор, который привел к гибели почти 5 миллионов человек. То, что он не сделал этого в 1933 году, я все еще мог понять, потому что, к сожалению, митрополит Сергий Московский связал свою судьбу с «болями и радостями» сталинского режима с 1927 года. Но то, что после 1991 года он продолжает снижать значение великого страдания, причиненного всему советскому народу в ту эпоху, я до сих пор понять не могу. Я также являюсь соорганизатором в Ла Салетт, а затем в Париже, двух симпозиумов на тему Голодомора.

Я был в шоке, наконец, увидев, что Московский Патриархат не принес извинений русской эмиграции за весь вред, который он причинил ей в прошлом, и не высказывает ей никакого общественного признания за работу по сохранению русской духовности, которая осуществлялась в Париже между Рю де ла Монтань Сент-Женевьев и улицей Оливье де Серра. Достаточно было бы для русского патриарха стать на колени на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа на могиле отца Сергия Булгакова и публично опровергнуть решения своего предшественника митрополита Сергия в 1935 году, осудившего мысли профессора Свято-Сергиевского института в Париже. Было  легко это сделать, поскольку комиссия, созданная в 1937 году митрополитом Евлогием, российским епископом, посланным в Париж Святейшим Патриархом Тихоном, полностью оправдала главного богослова Парижской школы. В то время  она  была единственным полностью каноническим органом в Русской Православной Церкви. Но не было не только никаких актов покаяния,  Московский Патриархат решил вместо этого отобрать у эмиграции самые красивые храмы. Например, собор в Ницце на протяжении десятилетий содержался русскими эмигрантами и был одним из очагов этой эмиграции, которая сделала так много, чтобы сохранить память о свободной России во время Сталина и Брежнева.

Но патриархат отобрал в 2011 году этот собор без сожаления, опираясь на силу Российского государства и французские суды. Он сделал это, ссылаясь на очень сомнительный аргумент в пользу преемственности, установленную московскими юристами, современного российского государства от царской империи через советское государство. Эта преемственность, принятая французскими юристами, должна была бы привести к погашению российских долгов и компенсации семьям русской эмиграции, лишенным имущественных прав. Но ничего из этого не случилось. Московский Патриархат даже имел смелость заявить в 2007 году своей пастве в России, что произошло примирение с выдающейся Церковью русской эмиграции, известной своим высоким богословием и приверженностью свободе. Он сделал это заявление, скрывая от них, что на самом деле это было только немногочисленное консервативное, и антиэкуменическое меньшинство Церкви эмиграции (знаменитая так называемая «Зарубежная Церковь», которая не была еще признана ни одной Православной Церковью в мире, в основном из-за ее поддержки нацистов во время войны). И снова здесь я ограничивался рекомендацией тем, кто просил моего совета, прочитать мою книгу по истории Православной Церкви в изгнании («Журнал Путь. Поколение религиозных мыслителей русской эмиграции в Париже», Phénix, 2000).

Недавняя двойственная позиция Московского Патриархата относительно первенства в Церкви и политической ситуации в Украине стала для меня каплей, переполнившей чашу. Я долго благословлял моих бабушек и дедушек, которые в 1931 году сделали смелый шаг, оставив Московскую Патриархию и перейдя под омофор Константинопольского Патриархата. Сегодня я констатирую с грустью, что иерархи, которые направляют судьбы Русской Церкви, не достойны миссии всеобщего примирения, возложенной на них Всевышним. Но я сохраняю уверенность в том, что семена жизни, которые были брошены  в Русской Церкви, в Парижской школе и множеством мучеников и исповедников веры, восторжествуют над невзгодами и лицемерием. Поскольку речь не идет о текстах высокого канонического значения, со временем это можно будет еще исправить более просвещенными текстами. И потом, в конце концов, Московский Патриархат, как он сам признает, существует только начиная с шестнадцатого века.

Антуан АРЖАКОВСКИЙ

Справка:

Антуан Аржаковский родился 5 октября 1966 года в Париже в семье инженера и учительницы. После окончания школы учился в Сорбоннском университете, после него - в Высшей школе социальных наук, где получил степень доктора исторических наук. С 1989 года работал в Министерстве иностранных дел Франции. С 2004 года возглавлял Институт экуменических студий при Украинском Католическом университете.