Что произойдет завтра на киевском Майдане? Удастся ли выработать взаимоприемлемый компромисс оппозиции и власти? Не приведут ли новые попытки силового решения проблемы к разрастанию восстания, ширящегося на украинских землях после новой попытки “зачистки” главной площади страны? Не утратили ли оппозиционеры контроль над радикальной частью протестующих, а власть – над “силовиками”? Сколько вообще осталось сидеть в президентском кресле президенту Виктору Януковичу?

Политики и эксперты ищут ответы на эти вопросы, пытаются прогнозировать, но на самом деле никакого четкого ответа не существует. Мы живем в истории, а она не терпит прогнозов и предположений. История иногда позволяет четко спрогнозировать то, что случится через десятилетие, но не позволяет понять, что же может произойти завтра с твоей собственной страной и с тобой самим.

Именно поэтому я с ужасом вглядываюсь в горящий Киев, но ни на секунду не сомневаюсь в счастливом будущем украинского государства. Государства, наконец-то обретшего народ, готовый бороться за него и даже жертвовать жизнью. Вместо прогнозов куда важнее задуматься о тенденциях. Почему именно Украина стала ареной столь ожесточенного противостояния власти и народа? Почему часть регионов выступает скорее в роли наблюдателей, а жители другой части той же страны активно участвуют в протесте, даже берут под контроль города и целые области? Что отличает одних украинцев от других?

На этот вопрос не так уж трудно ответить – нет, не язык, не приверженность к какой-либо политической партии и даже не прошлое в составе Российской или Австро-Венгерской империй. Различает политическая культура, сформировавшаяся веками и не уничтоженная ни российским, ни советским временами. Если мы внимательно присмотримся к границе протеста, то обнаружим, что он фактически совпадает с границами Речи Посполитой – западные области Украины входили в состав польских земель, центральные – в Великое Княжество Литовское. Именно Польша и Великое Княжество в свое время образовали федерацию в центре Европы.

Политическая культура этой федерации отличалась от других монархий того времени – выборный король, феодальная олигархия, необходимость считаться со шляхтой. Русские историки любили говорить об этих отличиях как о причинах упадка государства-конкурента и возвышения Москвы, князья которой непокорности не терпели и правили по образцу своих недавних повелителей, золотоордынских ханов. Эта “культура непокорности” осталась главным наследием навсегда ушедшей цивилизации даже после того, как сама Речь Посполитая исчезла, чтобы возродиться потом в новых условиях.

Новороссия и Бессарабия, осваивавшиеся уже в екатерининские времена, этой вековой “культуры непокорности” просто не знали. Да и индустриальных городов здесь больше, чем на западе и в центре, – следовательно, и большевизм пустил куда более глубокие корни, чем в патриархальной центральной Украине и западных областях, ставших советскими, по сути, только после Второй мировой, да еще и на фоне десятилетий партизанской войны против новых оккупантов. Политическая философия юго-востока – даже не покорность власти, а согласие с ней как с данностью. Потому-то восток, многие политики которого сейчас говорят о Европе как о самом страшном испытании для Украины, отнюдь не протестовал, когда президент Виктор Янукович считал возможным подписать соглашение о европейской ассоциации. А активисты “Молодых регионов” так же старательно разгоняли митинги коммунистов против евроинтеграции, как спустя всего пару месяцев боролись с Евромайданом.

Нельзя сказать, что у большинства жителей восточной Украины и тем более у ее политической элиты нет никакой идеологии. Нет, идеология есть всегда. Просто первое лицо должно сказать, какой будет эта идеология. В августе 1991 года приверженцы единого и неделимого Советского Союза в один день стали сторонниками соборной Украины и проголосовали за независимость. В 1994 году многие из этих людей вслед за Леонидом Кучмой говорили о необходимости восстановления “утерянных связей” с Россией, а в 2004 году захотели в Европу вместе с Виктором Ющенко – и расхотели только после того, как от Европы отказался Виктор Янукович. У меня нет сомнений в том, что, если завтра на президентских выборах в Украине победит Олег Тягнибок, на харьковской мэрии на следующий же день вывесят портрет Степана Бандеры – а, может быть даже фотографию лидера ОУН в обнимку с юным бандеровцем, а теперь местным мэром Геннадием Кернесом. В том, что харьковский губернатор Михаил Добкин будет обвинять меня в своем блоге в незнании фактов биографии Бандеры и “либеральном пренебрежении” к личности и идеям борца за независимость Украины, я тоже не сомневаюсь.

Но я не скажу, что это люди такие. Я скажу – такова традиция политической культуры. И в этом – залог украинского будущего. Просто возглавлять Украину в этом будущем должен президент, за которого проголосуют центр и запад – а юго-восток сориентируется. Согласитесь, если бы этот тектонический разлом проходил по этническим границам, по языковым, даже по идеологическим, страну было бы не так уж просто склеивать после каждых выборов. Но культура непокорности и культура согласия с властью прекрасно уживаются друг с другом. Для того чтобы устроить из этого сожительства пожарище, нужно просто быть Виктором Януковичем.