Дело было лет пять назад. В маленьком сицилийском городке Салеми на маленькой площади, где растет в кадке древний, корявый дуб, помнящий, наверное, еще Гарибальди, который начинал свой поход именно отсюда. Был май, теплая ночь. Столики из ресторанчика вытащили на улицу, и мы сидели за бокалом вина и тарелкой сыра под ветвями этого самого дуба. Разворачивались почки.

Художник Грациано Чеккини, тот самый, который, если помните, выкрасил на несколько часов воду фонтана Треви в красный цвет, был слегка пьян и изрядно весел. Размахивал руками, сравнивал себя с Микеланджело, рассказывал, насколько эффективнее ухаживать за девушками не при помощи конфет и букетов, а при помощи твердо произнесенного слова «дай!» А потом вдруг брякнул:

— Послушай, Валери, — с ударением на «а». — Давай раскрасим небо у вас над Кремлем?

— Как это раскрасим небо? — спросил я.

— Ну, как я раскрасил воду в фонтане Треви. Только на этот раз мы раскрасим небо. Давай раскрасим небо в цвета военного камуфляжа. У вас же милитаристская политика? Ну, вот. Представь себе, что на несколько часов небо над Кремлем становится камуфляжным, как военная форма?

С этими словами Грациано достал блокнот. Быстро по памяти нарисовал очертания Кремля, над Кремлем нарисовал камуфляжное небо, а в углах листка нарисовал какие-то приспособления, похожие то ли на пушки, то ли на театральные софиты.

— Я знаю, как это сделать технически. Ну, как раскрасить небо, — он принялся сыпать инженерными терминами, из которых я половину не понял. — Короче, затея будет стоить около ста тысяч евро примерно. У вас же полно богатых. Найди какого-нибудь богатого русского пацифиста, чтобы профинансировал перформанс. Круто получится.

Тогда идея мне понравилась. Но не настолько, чтобы я бросился искать богатого русского пацифиста. Сейчас идея кажется мне гениальной. Но богатых русских пацифистов не найдешь.

А жаль. Меня не оставляет ощущение, что надо мной — камуфляжное небо. Какое же должно быть небо, чтобы люди под ним произносили слова «аншлюс» и «радиоактивный пепел»? Какое должно быть небо, чтобы я ходил на антивоенный митинг, а няня моих детей ходила на митинг Кургиняна?

Ее можно понять: она из Феодосии, они там действительно боятся бандеровцев — реальных ли, выдуманных ли, но боятся реально. К тому же ей действительно удобно было бы стать российской гражданкой, чтобы спокойно работать няней моих детей без добывания патента и без дактилоскопирования, которому теперь в обязательном порядке должны подвергаться все иностранные няни. Какого цвета должно быть небо над головой, чтобы под этим небом дактилоскопировали нянь?

И ей трудно понять, почему я пошел на антивоенный митинг: «Как? Вы пошли на митинг за Украину? Под украинскими флагами?»

Мне трудно объяснить няне, что я пошел на митинг за мир, против войны. И еще труднее мне объяснить, что на антивоенный митинг-то я пошел, но мне там не очень понравилось.

О нет, разумеется, я встретил много прекрасных людей с мирными лозунгами. Но было достаточно лозунгов и военных. На мирном митинге — военные лозунги. Какое должно быть небо над головой, чтобы на мирном митинге призывать к войне и выкликать смерть? «Нет — войне народов, да — войне классов!» «Смерть ворам и оккупантам!» Я шагал рядом с этими лозунгами. Я своими ушами слышал гневные речи вместо умиротворяющих. «Смерть!» «Долой!» Только камуфляжного неба над головой не хватало.

И я больше не знаю, как сказать, что никому не надо причинять смерть. Ни западенцам, ни американцам, ни титушкам, ни чекистам, ни вежливым зеленым человечкам, ни даже телеведущим — никому.

И так все умрут, незачем брать грех на душу.

И не надо войны. Ни освободительной, ни справедливой, ни классовой, ни народной — никакой войны не надо.

И послушай, Грациано, если это ты своими световыми пушками разрисовываешь у нас над головой камуфляжное небо, выключай к чертовой матери. Ты не предупреждал, что под камуфляжным небом невозможно дышать