Представьте, что вы живете в месте, в котором довольно много людоедов. До определенного момента все было тихо-мирно, людоеды как-то обходились своими силами, практикуя свою самобытную культуру друг на друге. Как вдруг однажды они решили, что вы тоже вполне сгодитесь им в пищу.

Будучи людьми демократичными, они постановили сделать все по честному, и провели среди вас референдум по поводу того, имеют ли они право отлавливать вас и кушать. На референдуме 50% жителей этого места и примкнувший к ним один голос проголосовали за то, что таки имеют. Будете ли вы сопротивляться, когда вас поведут кушать? По идее, сопротивляться вы не должны, ведь решение референдума легитимно и законно. Но, что-то мне подсказывает, что будете.

Как же быть с законностью? Ведь нам говорят, что если процедура соблюдена и все сделано как надо, то решения обязательны. А обязательны они потому, что принимающий их орган избран нами и представляет наши интересы.

Разобраться в вопросе нам поможет Альберт Дайси, автор классического труда «Основы государственного права Англии». В нем он рассуждает о вещах куда более основательных и постоянных, нежели какие-то там мимолетные референдумы, например, о парламенте. Нам с вами рассказывают здесь о том, что депутаты, которые как раз и занимаются принятием решений по некой процедуре (например, все те же 50%+1 голос) являются нашими представителями и действуют от нашего имени, по нашему поручению и должны делать то, что им «наказали» избиратели. Так вот, ведущий правовед конституционного права родины демократии совершенно не согласен с нами. «Та я вас умоляю, - как бы говорит нам Дайси. – Какие еще представители, какие еще избиратели? Где вы это все берете?» Английскому парламенту (в который английское право включает обе палаты и короля) принадлежит полный, абсолютный никем не ограниченный суверенитет, он может принять любой закон, юридически его ничто не ограничивает, говорит нам профессор. Затем Дайси рассматривает несколько примеров, в частности, «семилетний акт», которым парламент легко и просто продлил свои полномочия с трех лет до семи, и объясняет, что юридически парламент имел на это полное право.

Другое дело, поясняет Дайси, что любая власть опирается на согласие подданных и существует только по причине того, что подданные согласны с этим. То есть, юридически она может все, но практически не будет делать многих вещей, поскольку потеряет опору. Турецкий султан не станет отменять магометанство, заключает Дайси, ну а английский парламент не будет делать вещей, в которых ожидается сопротивление народа.

Мы можем сделать вывод, что на самом деле деспотическая власть турецкого султана и либеральная власть английского парламента отличаются друг от друга степенью согласия подданных, а не существованием неких «демократических процедур». Этот тезис верен и для всех прочих режимов, независимо от того, признается ли в них формально парламентский суверенитет.

Везде «власть» в ее совокупности законодательных, исполнительных и судебных властей обладает суверенитетом, который на практике ограничен лишь согласием управляемых.

Чем же тогда являются «демократические процедуры»? Они всего лишь инструмент власти для поиска согласия подданных в тех случаях, когда подданные достаточно независимы и «продвинуты», а в разговоре с ними обычной палкой уже не обойтись. То есть, это не более чем способ убедить нас, что после «50%+1 голос» принуждение законно и неизбежно и, тем самым, получить согласие управляемых.

В моем примере с людоедами «власть» специально вынесена за скобки, поскольку без нее становится ясной абсурдность мнения, что законность решению придает процедура. Совершенно очевидно, что здоровый человек окажет сопротивление тому, кто попытается его съесть и, следовательно, практическое значение решений такого референдума стремится к нулю. Но если где-то поблизости – то ли в «вашей» стране, то ли на ее границах – есть «власть», способная к принуждению, то все становится на свои места. Сопротивление «законному» решению референдума, проведенного с полным соблюдением процедуры, будет подавляться, и вас будут кушать. В этом смысле «законные» референдумы ничуть не лучше «незаконных». Все они имеют смысл как часть игры по принуждению и если, в случае современной Украины, принуждение уже готово и только ждет сигнала, то для организации «референдума» сойдет любой крымский или донецкий фрик.

Грубо говоря, вся законность сводится к тому, «прокатит» решение у широкой публики, или «не прокатит». Процедуры играют здесь роль шаманских плясок и галлюциногенных веществ. Они создают иллюзию для более продвинутой публики, что это ее представители заседают в парламенте и принимают там те решения, которые она им поручила принять.

Ну а как же поступать с людоедами и их референдумами? Есть только один способ. Не оказаться под властью людоедов можно не оспаривая процедуру, которая всегда произвольна (почему 50%, а не 30 или 90?), а не признавая никакого права одних людей силой навязывать свою волю другим людям.