Евгений (можно, я буду обращаться к Вам по-европейски — без отчества?), Ваши размышления о российской и украинской «неевропейскости» и «неразрывности» наших народов побудили меня оглянуться на историю своей страны и заглянуть внутрь себя. И вот что я обнаружила… 

Когда в XI веке дочь киевского князя Ярослава Мудрого Анна покинула златоверхий Киев… Нет-нет, не пугайтесь, не стану язвить — мол, в те времена на месте Москвы медведи в чащах резвились — я о другом. Итак, когда Анна, ставшая супругой короля Генриха I и королевой Франции, прибыла в Париж, то была шокирована немытостью и невежеством французской знати. Да и сама французская столица на фоне процветающего Киева показалась ей антисанитарной трущобой…  

А потом Киев накрыла «атомная бомба» XIII века по имени Батый… И в считаные недели наше протогосударство из субъекта европейской политики деградировало до состояния объекта. Наш народ на столетия оказался лишенным собственной государственности (впрочем, случай не редкий в мировой истории). Как территория мы оказывались частью то одного, то другого государственного образования, нас постоянно раздирали на куски. И эти куски никак не могли срастись в одно целое. 

В отличие от Европы у нас не было рыцарского сословия. Однако любой мужчина мог выбрать для себя свободу и «рвануть» в казаки. Так делал каждый десятый (правда, не каждый «рванувшийся» до свободы доживал). Остальные девять, которым не хватало смелости, оставались «гречкосиями», но у них всегда была эта гипотетическая возможность рвануть к СВОБОДЕ. Это была ценность — пусть недостижимая, но желанная. Возможно, наши мужчины редко боролись за свободу, но часто ею грезили. 

Козаки — рыцари, но не в европейском смысле. В Европе это был вопрос крови, у нас — собственного выбора. Хотите возразить, что казаки были не столько рыцарями, сколько разбойниками? Не более чем европейские рыцари. Казацкий тип мышления, отраженный в наших легендах, на Майдане пережил реинкарнацию. Я узнавала в мужчинах Майдана все присущее нашей истории поведенческое многообразие. Там были потомки всех типов казаков — от благородных идеалистов до адреналиновых авантюристов. (А потомки «гречкосиев» болели за них, сидя перед телевизорами, и ждали, когда же те для них победят.) 

Украинцы не любят власть. И это не наша заслуга. Просто исторически так сложилось, что у нас столетиями не было собственной власти. А чужих — русских царей, польских панов, et cetera — не любить легко. Когда же у нас появлялось некое подобие собственной власти, то она была выборной. А когда гетмана выбирали, то «для профилактики» били кнутом между лопаток — чтобы корона не выросла. (Кстати, одна из первых в Европе конституций была написана у нас в 1710 году; да, принять ее не получилось, но оцените красоту попытки…) Поэтому мы искренне не понимаем, как можно обожать президента, даже если бы страна и процветала. Мы традиционно не любим своих президентов. Не будем любить и будущих. Потому что президентов надо не любить, а контролировать. И регулярно менять — чтобы корона не выросла. По-вашему, это не европейское мышление? И разве в нашем подходе можно найти хоть малейшее сходство с российским восприятием власти?

 Украинцы обоих полов не любят феминизм. Прекрасные строки Некрасова — «есть женщины в русских селеньях...» — нельзя применить к Украине. Потому что в русских селениях эти женщины «есть», а у нас таких — половина. Нам подавай «черевички, как у самой царицы» (подробнее о наших женщинах можно прочесть у «русского писателя и украинского гения» Гоголя). Это в Украине женщина была премьером и чуть не стала президентом. На что это похоже: на Россию или все-таки Европу? 

Украинцы двуязычны. И второй язык — не обязательно тот, на котором я сейчас пишу. Любой «вуйко з Карпат» помимо украинского знает еще польский, венгерский или румынский. Кстати, любой украиноговорящий за два месяца способен освоить польский. 

 Да, когда я слушаю Ваши, Евгений, моноспектакли — я во многом узнаю себя, но и в словах Януша Вишневского обнаруживаю схожести не меньше. Наши с вами (украинцев с россиянами) общие воспоминания зиждутся на «совковом» прошлом. А общность такого типа легко стирается на протяжении пары поколений (первое из которых уже выросло). 

Отношение россиян к Украине — естественное проявление имперского сознания. Типичная реакция жителя метрополии на потерю колонии. Но давайте разграничим общероссийскую и Вашу личную реакцию, Евгений. Вы лично действительно неожиданно сильно связаны с нами. Феномен устного литератора Гришковца сложно объясним в России. А знаете, как легко объяснить специфику вашего творчества в Украине? Гришковец — русский кобзарь 21 века. «Как причудливо тасуется колода!». Вот так неожиданно проявляются Ваши украинские гены, кобзарь Гришковец… 

Мне кажется, Евгений, Вы чуть лукавите, когда пишите: «со всей ясностью понял, что я не европеец». Вы не сами к этому пришли, Вам подсказали. Нет, не в Калининграде. На родине немецкого философа Канта от Европы остались только камни… Возможно, подсказали даже не Вам лично, а кому-то из друзей, относящихся к 20% населения России, которые бывают за границей. Их холодно обслужили во французском ресторане? Отвернулись в немецкой пивной? Фыркнули в польской кавярне? Даже за большие русские деньги европейцы умеют обслужить вежливо, но холодно… И Вы это «похолодание» отрефлексировали чисто по-человечески: осознали себя не европейцем. Только это не повод и нас «одним миром мазать».  

Когда вы говорите, что в Украине воруют так же, как и в России, то льстите нашей власти. Когда наша власть попыталась «донаглеть» до уровня вашей, то мы ее тот час снесли.  Теперь по поводу нашей с вами «неразрывности». Общая граница в две тысячи километров — сильный аргумент в ее пользу. Но территориальная близость не гарантирует ментальной. Честно признаться, в последние месяцы возникает желание построить между нашими странами китайскую стену и опустить железный занавес… 

Конечно, случай сожжения Ваших книг (слава богу, единичный) — акт вандализма. Иногда людям кажется, что можно ослабить собственную боль, причинив ее другому… Возможно, Вам будет легче простить бывшего почитателя, вспомнив о том, как многие евреи после Второй мировой войны ненавидели музыку Вагнера.  

Отказываться от языка великой русской литературы — слишком большая честь для Путина. И это так же глупо, как отказываться от великой немецкой философии только потому, что немецкий — язык Гитлера. 

Пройдет время (надеюсь, недолгое), и русский кобзарь Гришковец опять будет радовать украинского зрителя. Но, как точно подметила представительница постсоветского поколения Украины, «никогда мы не будем братьями, ни по Родине, ни по матери…»