Я все это уже проходила.

Сначала проходила моя мать. Типичная история. Родилась в 33-м. Отца забрали в 37-м. Вернулся в 53-м, смертельно больным человеком. Инвалидом. Вскоре умер.

Бабушка моя это первой проходила, выходит. Одинокая всю жизнь. Всю жизнь ждущая.

Мама моя смерть Сталина пережила гораздо страшнее, чем смерть родного отца. Сталин ей был роднее.

А потом она заболела на голову. Ей везде мерещился КГБ. Мания преследования, так это называется.

А следующая, значит, я.

Моя очередь пришла жить с этим страхом.

Живет со мной, не дает себя забыть мой стыд за этот страх.

Дело было в середине 80-х.

У моей подруги-артистки был роман с иностранцем. Был он советником посольства. Мы, все подружки нашей Ленки (так ее имя), с наслаждением пользовались благами этого ее романа: ходили-гуляли по ресторанам, пили в разных посольствах с его друзьями послами-советниками. Я подружилась с одной семьей из Великобритании. Прекрасные были люди.

Всегда, всегда, когда мы сидели в ресторанах, за соседним столиком, не скрываясь и не конспирируясь, сидел какой-нибудь человек в сером костюме и пил кофе, глядя на нас. Мы привыкли к этим людям в сером.

Так мы и веселились. Правда недолго, потому что нашего друга-дипломата неожиданно убили.

Я не буду сейчас рассказывать, из-за чего это произошло. Это тема для отдельного романа, не меньше. Скажу только, что это было убийство на семейной почве.

И вот тут мне пришлось познакомиться с людьми в сером поближе.

Первое знакомство с ними досталось Лене.

Ее долго допрашивали, и она сказала нам: «Ребята, простите, я вас всех сдала».

Никто ее не винил. Потому что, когда нас вызывали на допросы, мы тоже все дружно друг друга сдавали. Адреса, пароли, явки. В каком ресторане сидели. С кем. Кто еще был? Не помните? А вы вспомните. И не вспомнить было невозможно. Поскольку мы все называли только друг друга, компания-то была одна, ничего нового мы им сообщить не могли.

Телефон стали прослушивать. Делалось это не тонко — понятно стало сразу.

Вызывали на профком-партком-комсомол. Клеймили-пугали невыездом на гастроли в Бенилюкс. Там я еще попыталась что-то прокричать типа: «Он был другом семьи! Понимаете?! Другом!» Никто этого не понимал. Зато мне посоветовали найти богатого грузина на «мерседесе», раз у меня такая страсть к красивой жизни.

Потом был стыд.

Позвонила жена английского посланника:

— Таня, дорогая, какой ужас.

— Ужас, — холодно сказала я, услышав предательский щелчок в трубке.

— Таня, что же случилось?

Надо сказать, что, действительно, никто не понимал, что случилось. Это позже узнали, что убили родственники.

Она еще долго мне говорила что-то, про то, что надо встретиться и обсудить, про то, как жаль нашего прекрасного друга. А я мычала. Мычала в ответ. И страх. Только страх, больше ничего не было. Из театра выгонят. В Бенилюкс не поеду.

Она все поняла. Больше не звонила.

Потом мне долго по ночам звонил мой куратор в сером костюме. Рассказывал подробности моей личной жизни. Давал советы. Не того парня выбрала. Ненадежный.

Видимо, я ему нравилась. Знал про меня все. Это было не очень приятно.

Я поехала в Бенилюкс. Потом пришла перестройка. Страх забылся. Стыд за тот разговор с англичанкой остался. Стыд за страх.

И вот он проснулся во мне. Мой позорный страх. Он сидит во мне снова.

Стыдно очень. И страшно.