Корреспонденты РИА Новости провели один день с «черными копателями» — жителями Горловки, которые методично разбирают шахту имени Изотова, некогда крупное и процветающее предприятие, дававшее работу всему району.

Храм эпохи Сталина

Издалека это здание напоминает афинский Парфенон — окна и стены обрушились, остались только колонны, как будто так и было задумано архитектором. В любом случае, перед этим зданием сталинской постройки отчетливо понимаешь, что перед тобой — какая-то другая эпоха, свидетельство присутствия здесь некогда могущественного государства. Когда-то здесь добывали подземную энергию, поклонялись Труду.

Фантастичности происходящему добавляет холм нереальных, марсианских расцветок на заднем плане. Это террикон — рукотворный холм из пустой породы, который складывали тут десятилетиями. Рядом — высокая и квадратная, как минарет Ла Хиральда в Севилье, башня (впрочем, в Севилье минарет XII века сохранился гораздо лучше). Это копер — ствол шахты.

Из копра выходят чумазые парни в каком-то тряпье. Черным маслом и гарью испачканы лица, руки, наверное, грязь въелась и в волосы. Это они и есть — «металлисты», черные старатели, которые добывают металлолом.

Александр 19 лет и 21-летний Алексей — друзья, они вместе учатся в Горловке в техникуме. Сейчас каникулы, но ребята поехать домой в соседний город Дружковка не могут — Дружковку взяла под контроль Нацгвардия, парни боятся, что их мобилизуют, если они появятся дома. Тогда, как это уже бывало с их знакомыми-сверстниками, им придется воевать с собственными земляками.

Кроме того, они оба еще и сироты. У Александра вовсе нет родителей, он живет с бабушкой. Алексей тоже живет с бабушкой и дедушкой, но мать у него есть — и тоже далеко за «линией фронта», в Харькове. Что с ней, Алексей представляет с трудом.

Чем выше, тем богаче

Возможно, именно сложные жизненные обстоятельства стимулируют парней на то, чтобы быть самыми смелыми и энергичными «копателями». На копер за металломом они забираются выше всех — на 50-70 метров.

Это очень опасное занятие. Парни карабкаются по фермам, без всякой страховки лезут по стенам и обрушившимся перекрытиям. Кажется, древняя полуразрушенная конструкция и сама может рухнуть в любой момент.

Первая остановка — на высоте 20 метров. Здесь находится горизонтальная площадка, этаж. Площадка сама уже наполовину обвалилась, но передохнуть можно. И снова вверх.

Свой нехитрый инструмент, ножовку и кувалду, парни прячут где-то на самом верху, чтобы не тащить каждый раз наверх. Там, на вершине копра, они отпиливают и отламывают металлические части некогда сложных механизмов. Металл кидают вниз. В такие моменты главное не попасть по какому-нибудь еще старателю. Иногда, говорит Саша, наиболее рисковые конкуренты норовят украсть их металлолом, когда он уже добыт и лежит внизу. В такие моменты можно изловчиться и скинуть супостату какой-нибудь кусок на голову.

Впрочем, Саша и Леха пользуются «на районе» репутацией крутых парней. Связываться с ними никто не хочет, да и все «металлисты» друг друга знают — здесь, у этих перепачканных людей, действуют неписаные джентльменские соглашения. Что добыл — твое. Хочешь добыть больше других — лезь повыше, рискуй.

Вдоволь накидав металла, парни спускаются. Это тоже надо делать очень осторожно. Впрочем, спускаться легче — можно скользить по фермам вниз. Теперь надо спрятать добычу в кусты, чтобы никто не украл. И идти за другом Юрой. Юра — невзрачный мужичок средних лет со следами трудной судьбы на лице и в спецовке компании «ДТЭК» (крупной местной энергетической компании, принадлежащей олигарху Ринату Ахметову). На спине спецовки слоган: «Безопасность прежде всего».

Юра нужен, потому что у него есть старая ржавая тележка. На ней можно отвезти металлолом подальше, а подальше и платят побольше.

Сразу несколько складов в округе специализируются на приеме металлолома. Принцип один — чем дальше от шахты, тем больше платят: стимул, чтоб тащили вдаль. Склад, который находится буквально в 50 метрах от шахты, платит 1,8 гривны за килограмм (6,3 рубля). Склады подальше — уже 2 гривны (7 рублей). Появляется смысл тащить.

«Я поднимался на копер уже 40 раз», — говорит Саша. В день он зарабатывает по 100 гривен. Это неплохой приработок к пенсии его бабушки, на которую они живут — 1100 гривен. «Мечтаю выучиться на архитектора и уехать в Россию», — говорит он. Это целеустремленный, хороший парень, пусть и временно похожий на бомжа.

Наследие шахтера Изотова

Шахту Изотова (город Горловка, Донецкая область), где сейчас трудятся эти «металлисты», назвали по имени знаменитого в советское время шахтера Никиты Изотова — стахановца, выполнявшего план на 2000%. В честь него была переименована и сама шахта (она заработала еще в начале XX века, до прогремевшей в 30-е годы славы Изотова), и район вокруг, и улица в Горловке. Там же стоит ему памятник, как уверяют, самый первый памятник рабочему в мире — мужчина с простыми чертами лица уверенно смотрит в завтрашний день.

Однако в «завтрашнем дне» советские времена закончились. Закончилась и история шахт. И шахта имени Изотова, и шахта «Кочегарка», на которой работал Никита Изотов, были закрыты.

Глубина шахты 1200 метров. Но уже на горизонте 700 метров начинается вода — ствол шахты затоплен. «Там тоже много металла, — говорят добытчики. — Но спуститься туда нереально. Темно, да и неудобно металл вверх поднимать». А главное — железа пока хватает в копре. Скидывать сверху металл гораздо удобнее. Там осталось еще много кусков механизмов и клетей, когда-то служивших для подъема угля, лифтов, кусков электрооборудования и электрических кабелей.

Именно кабели, которые можно откопать в земле — добыча женщин и детей, которые боятся лезть на копер. Да, сюда приходят не только мужчины, но и женщины, и подростки. Недавно мальчик залез в трансформаторную будку и погиб от удара током — шахта давно не работает, но электричество здесь еще есть.

Женщины накопают себе проволоки на 10-20 гривен (35-70 рублей) и уходят. По местным меркам и это — деньги. Можно купить хлеб.

Столь опасным бизнесом занимаются и люди постарше. У 30-летнего Олега жена и трое детей — поневоле схватишься за любую возможность, чтобы прокормить столько ртов.

Еще недавно Олег работал на мукомольном производстве. Вернее, он и сейчас там числится. Но если раньше, «до войны», как тут говорят, цех делал 10 тонн муки в день, то сейчас производство упало до двух. Работников перевели на сокращенный график — два дня в неделю. Сократили и зарплату. Возникли мысли о подработке.

Олег — парень серьезный, взрослый, с опытом. Так высоко, как его молодые коллеги, он не лезет — опасно. Кто же будет семью кормить, если что? Но зато у Олега есть инструмент, кувалда и лом. Кувалдой мужчина разбивает арматуру, ломом выковыривает железные пруты. Небесплатные услуги Юры ему не нужны — у Олега есть велосипед, на котором он отвозит металлолом скупщику.

«Как целый велосипед наберу, так везу. В день добываю килограммов 50″, — говорит Олег. Это значит, что в день он может рассчитывать на 80-100 гривен. Это не намного меньше, чем ему платят в мукомольном цеху — там 120 гривен.

«Конечно, я понимаю, что это не настоящая работа, не солидная. Про пенсионные отчисления, страховку молчу. Но уехать нам отсюда некуда, родственников нет нигде. Оставить семью и податься на вахту я тоже не могу. А другой работы нет», — говорит Олег. Хорошо заметно, что это парень серьезный, с руками, не какой-то забулдыга или алкоголик. Сначала он не хочет ни фотографироваться, ни разговаривать — стыдится. Но потом разговорился — видимо, охота выговориться.

Неподалеку копаются с железками еще двое взрослых мужчин. На наш интерес реагируют агрессивно — видно, как им неловко и стыдно за свое нынешнее несолидное занятие. Но и деваться некуда. «Куда мы, в лагерь беженцев что ли, поедем, в палатках жить?» — задает один из них риторический вопрос. Они нехотя рассказывают, что когда-то работали в строительстве, на хороших специальностях. Но сейчас работы нет, все стройки на Донбассе стоят. В ополчение же идти они боятся, да там и не платят.

Пока мы разговариваем с копателями, мимо проходит дедушка с внуком. «Я 35 лет проработал на этой шахте. В 1995 году она закрылась. Стояла без дела, потом ее выкупил какой-то «новый русский», ну или «новый украинец». Хотел металл с нее снимать, но оказалось нерентабельным. Шахту бросил, теперь она ничья», — рассказывает ветеран то ли нам, то ли внуку.

На «металлистов» он смотрит с осуждением. Ему горько видеть шахту-кормилицу, которая когда-то была делом его жизни. Но шахта и сейчас кормит окружающее население — металлолома на ней еще много. А что будет дальше, здесь никто не загадывает.