В книге «От первого лица», изданной еще в 2000 году, Владимир Путин писал: «Я раз и навсегда понял, что означает фраза "загнать в угол". В подъезде жили крысы. И мы с друзьями все время гоняли их палками. Один раз я увидел огромную крысу и начал преследование, пока не загнал ее в угол. Бежать ей было некуда. Тогда она развернулась и бросилась на меня. Это было неожиданно и очень страшно. Теперь уже крыса гналась за мной. Она перепрыгивала через ступеньки, соскакивала в пролеты. Правда, я все равно был быстрее и захлопнул дверь перед ее носом».

Сейчас Путин оказался в положении цугцванга: любой новый ход ухудшает позицию. По психотипу своему он консерватор, а не революционер, он не может идти на радикальные решения, он всегда поддерживает инерцию существующих процессов.

Все началось с присоединения Крыма, и падение самолета — закономерный этап эпопеи. Даже если Путин завтра отдаст Крым Украине — чего, конечно, не случится, — он не исправит свою репутацию вождя, который в XXI веке действует методами середины двадцатого, импульсивно принимая необратимые решения.

Нужны очень серьезные перемены и во внешней, и во внутренней политике, чтобы к Путину начали относиться лучше — я не хочу сказать, качественно по-иному, а лучше, качество здесь уже не изменить. Но Владимир Путин как консерватор едва ли готов и способен пойти на шаги такого масштаба, поэтому никаких предпосылок для улучшения международного имиджа Путина в практической плоскости я не вижу. Зато он всегда может успокаивать себя тем, что источник его легитимности — русский народ, и каждый его шаг ведет к беспрецедентной консолидации народа вокруг него.

На самом деле ему совершенно не все равно, как его воспринимают на Западе. Он человек, возросший на внешней политике и внешних связях, и самые светлые периоды его жизни связаны именно с внешней политикой — и его работа в ГДР в 80-е, и работа в мэрии Санкт-Петербурга под руководством Анатолия Собчака, где он изначально был заместителем по внешним связям, и деятельность на посту президента первые два срока. Сегодняшняя ситуация для Путина очень болезненна и драматична.

Сдача ДНР ничего ему не принесет: невозможно воскресить ни погибших пассажиров «Боинга», ни граждан Украины, погибших за последние три месяца. Но даже если он прекратит поддержку сепаратистов, никуда не денется вопрос Крыма. Если Украина восстановит контроль над Донецкой и Луганской областями полностью, сразу встанет вопрос: «Отдавай Крым!». Этого Путин сделать точно не сможет, потому что это было бы политическим самоубийством.

Сейчас он добивается прямых переговоров с США и с президентом Бараком Обамой относительно судьбы Украины. Если такой переговорный формат будет создан, то Путин может пойти на значительные уступки. Причем необязательно в переговорах должен участвовать лично Обама, можно найти и другие фигуры, важно подчеркнуть сам факт того, что США согласны на переговоры.

Однако США на переговоры не согласны. Позиция Америки остается неизменной: судьба Украины — это дело ее граждан, но не России. Повторяю: Путин в цугцванге, но не факт, что расплачиваться за тупик будет именно он. Скорее всего, он будет вынужден пойти на агрессивные решения, чтобы создать себе пространство для дальнейшего маневра. Какие именно решения — не знает сегодня даже он сам, потому что Владимир Путин относится к политикам, которые все важные решения принимают в последний момент.

Он сам воспринимает катастрофу сбитого «Боинга» как личную драму. Насколько эмоционально он реагирует, видно по его комментариям и вчерашнему обращению, которое он не поленился записать ночью, причем явно с колес — это была неподготовленная акция. Выглядит он на этом обращении как после нескольких ночей бессонницы, явно нервничает и мечется. Но эти нервозность и метания вовсе не означают, что он в конечном счете пойдет на какие-то уступки. Если он почувствует увеличение давления на себя, он может увеличить помощь сепаратистам, усилить конфронтацию с Западом, повышая ставки в игре в надежде на то, что, чем выше ставки, тем скорее Вашингтон будет вынужден санкционировать переговоры.