-Мама, покатай меня на качеле!

-Мама, покатай меня на качеле!

-Зарина, милая, покатайся сама. Пойди с девочкой познакомься.

-Я с ней уже познакомилась.

-И как ее зовут?

-Не помню. Мы уже незнакомы.

Дочь смотрела на Катю пытливым детским взглядом, маленькое личико стало серьезным. Катя улыбнулась. Зарина продолжала ждать, пока мама уделит ей требуемое внимание. Давно ли она стала требовать его так много? Катя вспомнила, как еще полгода назад в Луганске дочь не хотела уходить по вечерам из садика, из шумной детской компании…мысли перенесли ее в то время, воспоминания, будто прорвав блокаду, потоком хлынули, поплыли перед глазами.

-Мама, я пойду в песке поиграю.

Катя посмотрела вслед убегающей к песочнице дочери. Она сидела на лавочке в парке, возле детской площадки. С тех пор, как месяц назад ее семья уехала из Луганска, они с дочерью приходили сюда каждый день на прогулку. Но парк так и не стал родным и знакомым – каждый день Кате казалось, что она приходит в новое, незнакомое место. Как она здесь оказалась? Сколько раз ей еще придется сюда прийти, чтобы парк стал таким же своим, каким для нее были парки родного города?

С дочерью они постоянно гуляли в парках в Луганске – и летом, и зимой. Катя вспоминала, что с тех пор, как у нее родилась дочь, она стала мерить город детскими площадками. За 4 года успела изучить все. Она и сейчас, закрыв глаза, могла вспомнить все ее любимые места. Сейчас, наверное, детские площадки пустуют. Когда в городе стреляют, пустые детские площадки – это то, на что смотреть больнее всего.

-Зарина, не раскачивайся так сильно, упадешь!

Катя сказал это автоматически, у всех матерей, наверное, так получается. Мысленно она была в родном Луганске, но не в сегодняшнем, изрытом воронками от снарядов. Мысли о мирном городе, который она впервые покинула так надолго.

Нет, не потому – что у нее не было возможностей это сделать. Недавно подруга пригласила Катю поехать работать за границу – но она отказалась. Просто не захотела жить в незнакомой стране. Тогда она не знала, что в июне ей придется уехать из родного города в Киев, сейчас она не знает, когда она сможет вернуться.

Когда в городе началось сепаратистское движение, семья Кати не планировала никуда уезжать. Муж работал экспедитором, Катя воспитывала дочь. Все разговоры о беженцах казались ей очень далекими. Ничего не случится, с нами такого не случится, думала она, когда в конце мая они с мужем и дочкой поехали на выходные на дачу. Тогда она не знала, что проведет на даче две недели вместо двух дней. Она просыпалась ночью от взрывов. Было страшно, когда начинали дрожать стекла. Даже сейчас, в Киеве, услышав пролетающий ночью самолет, она просыпается и долго не может уснуть.

Две недели вынужденного отпуска тянулись, кажется, месяц. Тогда, в очередной раз созвонившись с мамой, которая осталась в Луганске, Катя приняла решение уехать из города – хотя бы ненадолго, чтобы Зарине было спокойнее. Но для начала нужно было выбраться из дачного поселка и попасть в Луганск.

-Мама, я хочу попрыгать на батуте!

Голос дочери вывел Катю из ступора. Сейчас Луганск – это воспоминания, дурной сон, который, кажется, никогда не кончится, который никто вокруг не может понять. Здесь, в Киеве, жизнь совсем другая. Однажды Катя разговорилась с женщиной в автобусе. Пожилая киевлянка жаловалась на то, что в ее доме поселился «цыганский табор из Донбасса» Катя промолчала, хотя хотелось накричать на женщину, высказать ей все, что было на душе. Эта женщина просыпалась от взрывов? У нее есть дети? Она понимает, из какого ада приезжают люди, и почему они живут «цыганским табором»? Но Катя только молча кивнула. Это был не ее город – шумный, быстрый, непонятный и чужой. Она понимала, что не имеет права скандалить здесь. Она никогда не выйдет из спора победителем. Пожилая женщина не поймет, даже если Катя ей расскажет, как страшно было уезжать с дачи, как у нее дрожали руки, когда на въезде в город их машину остановили на блокпосте сепаратистов, чтобы проверить документы, как за два дня они с мужем собрали вещи, купили билеты и как ехали в поезде почти сутки. В вагоне было очень много детей – некоторые взрослые везли, наверное, не только своих, а и детей друзей, родственников, знакомых. Разве можно понять, почему город превращается вдруг в табор, снимается с места и уезжает в никуда, если ты никогда в нем не был? Может такая же женщина, как и Катина случайная попутчица, вскрыла ее сумку на пересылке, разрезала ножом посылку из страшного города Луганска, чтобы обнаружить там детские вещи, внимательно пересмотреть их в поисках оружия и небрежно запихнуть обратно?

Сейчас им еще есть, где жить – незнакомый мужчина пригласил их пожить в его квартире месяц, пока не обоснуются в Киеве. Катя думала, что он, наверное, много путешествует – холодильник в их квартире облеплен магнитами из разных стран. Он оставил в квартире одежду, деньги, какие-то вещи – кажется, что он вот-вот вернется, просто путешествует. Катя тоже оставила в Луганске квартиру, в ней тоже много вещей. Получается, и она с семьей, и мужчина – просто путешественники. По крайней мере так кажется.

Катя посмотрела на часы – половина седьмого, скоро нужно будет идти домой, готовить ужин – у мужа первый рабочий день. Она грустно улыбнулась – в Луганске он бы никогда не стал работать грузчиком за 100 гривен в день. Катя подумала, что неплохо бы и ей найти работу, хотя бы продавцом на рынке, ведь скоро осень, Зарину нужно отдавать в детский сад, купить ей теплую одежду…Они уезжали на две недели, а остались в Киеве больше, чем на месяц. И еще неизвестно, сколько они здесь будут жить. Зарина сидела рядом с ней на лавочке, тихо играла собранными листьями и шишками. Катя погладила растрепанную детскую головку:

-Ты хочешь в садик?

-Нет, у меня остался свой садик в Луганске, там моя воспитательница, мои друзья. А еще там моя бабушка.

-Мы обязательно к ней поедем, очень скоро.

Катя гладила непослушные белые волосы дочери. Как бы ей хотелось, чтобы сейчас вот так же ее погладила по голове мама. Она осталась в Луганске, ее просто не отпустили с работы. Мама всю жизнь работала на железной дороге, дежурным по переезду. В детстве Катя гордилась, что это ее мама решает, пропускать поезда в город, или нет, сейчас она ненавидела работу, из-за которой ее мама не смогла уехать. Руководящий состав взял отпуска за свой счет и уехал, их много, а дежурная по переезду – одна. Ее маму не отпустили. Прошлой ночью мама закрыла переезд и спасалась от бомбежки на станции в подвале. Там она просидела до утра. Хорошо, что вместе с ней была сотрудница – не так страшно. Когда мама звонила той ночью, выстрелы, казалось, доносятся не из телефона, а кто-то стреляет просто рядом с Катей. Мама пьет успокоительное, хотя никогда раньше не пила лекарств. У нее всегда были крепкие нервы, да и сейчас она держится. С работы обещали отпустить только в одном случае – если вокзал перестанет работать.

-Доченька, пошли домой!

Катя встала с лавочки, накидывая на плечо сумку. Вечер становился прохладным. Небо над деревьями было затянуто серо - розовыми облаками, сквозь которые просачивался редкий, холодный солнечный свет. Держа дочь за руку, она шла, пытаясь сосредоточиться на текущих делах, отгоняя дурные мысли. Где-то совсем близко проехал поезд. Катя вздрогнула.

-Мама, а мы поедем домой в поезде?

-Непременно, милая, непременно.