Война, случившаяся спустя 23 года после получения независимости, заставила многих украинцев остро почувствовать, что есть родина. Раз и навсегда.

Год назад приблизительно в это же время я нередко бывала в Лондоне. В каждый приезд приходила утром в кафе с большими окнами и запахом свежей выпечки. Посетители неспешно читали газеты, непринужденно болтали с персоналом, пили чай с молоком, приводили собак и детей.

Мой итальянский друг каждый раз меланхолично макал печенье в капучино и жаловался на британскую погоду, цены и нравы, скучая по родине. А я, напротив, с тоской думала о возвращении домой — в мою тогда унылую, безнадежно-беспросветную страну.

С ноября прошлого года я не бываю в родном городе — я в нем живу. Потому что полюбила Киев. И лишь недавно отмучилась ради ребенка две недели за границей, считая дни до возвращения. Мой случай не особенный. Многие друзья, приятели и коллеги уезжали из страны лишь единожды (дважды), ненадолго или по неотложным делам. И даже оттуда следили за новостями, переживали, помогали, советовали.

Современные психотерапевты часто употребляют термин “присвоенное”, имея в виду знания, установки, задачи, ошибки, свойства, иллюзии, которые человек считает по‑настоящему своими, собственными. Многие украинцы “присвоили” себе свою землю только сейчас — после зимы и с начала войны. Только сейчас сделали и ощутили ее по-настоящему своей родиной, а не случайным и не самым удачным местом рождения. Многие только сейчас стали говорить от имени страны и земляков — “мы победим”, “мы надеемся”, “мы скорбим”, “мы думаем” — то есть отождествлять ее с собой. А еще совсем недавно упоминали о ней и ее гражданах, как наши русские друзья, — в третьих лицах, подчеркивая свою отстраненность и непричастность, не желая ассоциировать себя с государством и согражданами.

Для многих из нас ранее родная страна ограничивалась Киевом. В крайнем случае, городами-миллионниками. Теперь мы все узнали про Славянск, Изюм, Краматорск, Горловку и даже Торез. Многие киевляне впервые попали в Донбасс, и наоборот.

Журналистов, писавших ранее о “маленьких” украинцах и глубинке, были единицы. Сейчас все звезды СМИ, и не только украинских, спешат на восток — оказалось, там тоже живут люди. Мы все захотели узнать — как и какие. Самые важные и желанные командировки в редакциях теперь не в Брюссель и Страсбург, а в Горловку и Изварино. И прочесть новость об освобожденном Луганске хочется больше, чем съездить в Рим и Париж.

Всего меньше года назад мы кривились от мысли об отдыхе в АРК, а теперь Крым — наш. И Донбасс — наш тоже. И Одесса — наша. И Днепропетровск. И Харьков. И Херсон. Киев, Львов — наши всегда.

Сейчас мы не рвемся, как раньше, при каждой возможности за границу, а изучаем собственную географию. Не стремимся с прежним упорством в ЕС, а просто хотим стать лучше, сильнее.

Мы больше не считаем себя изгоями и недоучками. Неполноценными перед другими нациями и государствами. Мы увидели недостатки других и достоинства своих. Вдруг исчез куда‑то наш “неисправимый” менталитет. Гимн перестал быть унылым, а вышиванки — провинциальными. Все сине-желтое превратилось в повод для гордости. И даже украинские аплодисменты в самолетах — больше не повод для неловкости, а милая национальная привычка.

Мы наконец избавились от комплекса младшего брата. Наверное, потому, что старший оказался Каином.

В эту самую единственную за все время поездку я познакомилась в аэропорту с мужчиной из Кременчуга. У него уже год как роман с девушкой из Перми. До Майдана и войны они размышляли о переезде в одну из стран Евросоюза. “А теперь я сказал ей — из страны не уеду. По крайней мере, сейчас”. Это ощущение не только жителя Полтавщины — тенденция многих. Вместо “Пора валить!” — “Хто, як не ми?”. Вместо “Моя хата з краю” — “Разом — сила”. Ну, и конечно, “Слава Украине! Героям слава! И врагам, не желающим сдаться, смерть”.

Конечно, то, что я сейчас пишу, — это немного слишком. Но слишком это лишь для мирного времени. Война закончится (победой Украины), и мы снова начнем кивать на наш жуткий характер, общий патернализм, советское прошлое, безнадежных политиков, подчеркивать наши недостатки, самобичеваться и комплексовать, ругать атмосферу злости и недоверия, заглядываться на Данию и Канаду, но Украина все равно уже останется нашей — матерью и ребенком, плотью и теперь уже точно кровью.