В последнее время в разговорах с российскими оппонентами я отчетливо наблюдаю работу трех бинарных оппозиций мышления, каждая из которых адресована к опыту не русского, а очень советского человека.

Первая бинарная оппозиция основана на опыте советского человека 40-х годов. Нет в советском мифе более значительного события, чем победа советского солдата над немецко-фашистским захватчиком. Оппозиция выглядит так: "наши" - советские солдаты,  "враги" - нацисты, фашисты и все, кто им помогает (кто им помогает, отражено в учебниках истории советского периода). Вывод: любой, кто активно мне, советскому человеку сопротивляется, является нацистом, фашистом  или бандеровцом. Другого словаря нет (кстати, за эту идею очень благодарна профессору Андрею Зубову).

Вторая бинарная оппозиция основана на опыте советского человека 50-х годов и связана с периодом Холодной войны. Оппозиция выглядит так: "наши" - советские граждане, потенциальные разведчики (как ВВП),  "враги" - Америка и загнивающий Запад. И здесь тоже нет другого ресурса понимания.

Третья бинарная оппозиция сформировалась недавно. Сохранение режима Путина – единственная преграда крушению (распаду) России. Если что-то случится с легитимным Путиным, Россия рухнет, мир погрузится в хаос, наступит некий Рагнарек.

Когда они работают все вместе, то возникает особая слепота к пониманию того типа не советской гражданственности, который формируется в Украине, и всех сюжетных точек, которыми этот процесс сопровождался.

Посмотрите аргументацию любого российского оппонента. Свергли "легитимного" – значит, вы failedstate (оппозиция № 3). Если при этом боретесь против советского – значит, нацисты и фашисты (оппозиция №1). Если продолжаете сопротивление - вместо вас воюет США (оппозиция №2). Если воюет США, то нас побоятся тронуть, потому что мы такой себе Рагнарек планетарных масштабов (оппозиция №3).

Украина как гражданское не советское государство - это для них слепое пятно, у россиян нет ресурса, чтобы его понять.

Самое печальное, что все это, по-видимому, сопровождается не только отсутствием не советской России, но и отсутствием в бессознательном субъекта иного места идентификации, чем советское. 

Меня давно занимает, куда делось русское, не считая, конечно, истеричного - парадной хохломы и молодежных радикальных формирований.

И еще, я не думаю, что это проблема языка, хотя внимательно читаю коллег, которые по этому поводу пишут. Мне все чаще кажется, что это проблема на уровне очень бессознательных структур идентификации. Место национального, этнического другого в этой картине мира пустует, а дальше уже по Кристевой - что-то об укравшем наслаждение чужом.