Директор Фонда эффективной политики Глеб Павловский рассказал, что видит в сегодняшней политике Путина «Горбачева-минус», тревожного, стоящего на грани смуты, пишет блог magelanin. А последние июльские законы называет просто попыткой смонтировать из обломков демократии и страха консолидированную власть.

Беседовал Евгений Ершов.

Глеб Олегович, вы могли бы в двух словах описать, как вы видите сегодняшнюю политическую обстановку в России? Что она, по-вашему, из себя представляет?

-Власть перестраивает свою прежнюю систему передач, и эта «антиперестройка» длится года полтора. Из обломков управляемой демократии Кремль монтирует новую консолидированную власть. На что может рассчитывать монополия, пустившаяся менять собственную модель? Что у нее под рукой? Либо толковая бюрократия, а ее нет, либо страх. И в такой ситуации монополия власти, импровизирующая смену своей модели, из подручных средств может рассчитывать только на страх. Но напугав человека, надо поставить его на какое-то место, а этого нет.

И отсюда закручивание гаек - законы касающиеся ужесточения наказаний за нарушения при проведении митингов, изменений законов о СМИ , НКО и возвращении уголовного преследования за клевету, так?

-Метафоры в политике малопригодны. Закручивание гаек предполагает строгий режим управления, а управление во все более глубоком кризисе. Эти июльские законы, или лучше июльские декреты, поскольку законами они по сути не являются, можно в целом назвать «чрезвычайным законодательством Путина». Оно серьезно по своим последствиям, что бы он сам ни думал. Это перестройка навыворот. Судороги тандема запустили процесс взлома «старопутинской» системы. Процесс этот неуправляемый, хотя руководителям сверху видится иначе. Отправляются в путь, не зная, где тормоза – да ладно, тормоза купим по дороге! Раньше были правила игры, которые соблюдались. Теперь этих правил нет.

Зачем новые законы, если и так нет правил?

-Кремль движим политическим визионерством. Он рассылает пучки противоречивых сигналов во всех частях спектра. Главный сигнал – не оппозиции (так называемой). Оппозиция – материал и носитель сигнал. Предупреждение послано вчерашним столпам системы — лояльным, но колеблющимся группам: городскому классу, городскому капиталу.

Содержание сигнала – правил для вас больше нет, следите за дальнейшими объявлениями власти!

Заодно власть напоминает о своем существовании.

Когда-то так жили одни лимоновцы, когда их во второй половине нулевых взялись изводить. Сейчас к такому положению приближаются миллионы. Здесь не только айфон-снобы и какие-то «хипстеры» - здесь образованное чиновничество и успешные капиталисты, делающие деньги без помощи власти. Все эти люди вдруг стали чем-то опасными. И для всех для них теперь вводится демонстрационная тирания.

«Демонстрационная» – это что-то кратковременное?

-Не обязательно. Конечно, режим неустойчив. Кроме прочего оттого, что крайне нереспектабелен и в перспективе нестабилен финансово – миру неудобно его кредитовать. Еще существеннее, что путинская Россия теряет важное преимущество предсказуемости. Придется двинуться дальше, либо дать задний ход. Но куда давать задний ход, если прежняя система руководства распалась? А мощной безжалостной системы «власти через страх» в России нет пока. Но нас туда сносит: наш церковно-думский истеблишмент использует любой повод, чтобы показать жестокость и садистскую радость при упразднении каждой очередной свободы. Наглядный пример история с Pussy Riot.

Вы считаете, что это может быть опасно для самой власти?

-Опасность в непредсказуемости. Власть ломает всю прежнюю конструкцию, и создает из нее плотик, на котором пускается в мировой океан – в мировую бурю 2013 года. Однажды надеются добраться до твердой земли. Но есть ли она там, где сотню политических хулиганов пустили в машинный зал власти? Куда теперь? Власть сама не знает, у нее нет плана, она снова, как 10 лет тому импровизирует. Но тогда у импровизаций была модель, теперь нет. Есть замыслы, но поскольку о них не говорится вслух, они меняются. Это вроде планов Горбачева в 1985 году, которые уже к 1987 ничего не значили, поскольку процесс снесло совсем не в ту сторону. Нет управляемого процесса и нет никакой стратегии. Речь идет о политической импровизации, заведомо неправовой, «немножко силовой», которая должна принудить к консолидации всю широко понимаемую властью команду.

И что же дальше - мы увидим в тюрьме Навального и Собчак?

-Вы думаете, что Кремль интересуется самим Навальным? Что их интересует Удальцов или Ксения Собчак? Тут совсем другая логика – так на войне ловят гонца противника, отрубают ему голову и забрасывают ее назад через стену. Это не значит что гонца наказали, его мучениями посылают сигнал. Но тогда жди расправ внутри самой команды власти! Будет найдена сакральная жертва. На эту роль не годятся оппозиционеры, тот же Навальный. Жертвой должна стать сильная «своя» фигура или группа, чье падение заставить содрогнуться коридоры власти. И притормозит премиальный класс, набивающий карманы бюджетом. Собчак, Навальный и люди им подобные пойдут на пергамент для сообщений колеблющимся. О том, что правил больше нет.

И с какой скоростью процесс будет развиваться?

-Сигнал дадут сентябрьские (кто знает, может уже августовские?) политические процессы, над Pussi Riot и над участниками митинга на Болотной. Будут и еще какие-то знаковые аресты, возможно, заигрывание с какой-то черной массой.

Какая еще черная масса?

-Уже ОНФ показал, что Путину нужен «новый народ». Путин ищет опоры в некоем «народном патриотическом потенциале» - мифе, который некогда погубил Горбачева. Нет былого путинского консенсуса общества и правящих элит, нет скрепляющей его путинской харизмы. Консенсуса, где свободно объединялись человек с Уралмаша и либеральный истеблишмент, сетевая молодежь, силовики и домохозяйки. Вчерашнее согласие рухнуло после рокировки 24 сентября и после Болотной – то есть, после потери Путиным Москвы. Лидер опасается стать никому не нужным. Ему нужна новая политическая твердь. На что опереться? На аполитичную бюрократию? Ее не создали. «Вертикаль власти» это сообщество бюджето- и местовладельцев, а не управленцев. Они взяли все деньги, которыми их заливали, и хотят еще больше. Партия власти? Она превращена в гигантскую внебюджетную грыжу. Путин сегодня - это «Горбачев-минус», инвертированный Горбачев. Правда, он рассылает не одни воздушные поцелуи, как тот, а поцелуи вперемешку со страхом. В ответ активизируются маргинальные силы во власти, самое ненадежное и продажное, что там есть. Аппаратная чернь.

Деньги не сработали, власть может опереться только на страх. Это нечто не очень новое для нашей истории, похожее на культ личности Сталина?

-Да, мы смещаемся в сторону патримониальной системы, типологически близкой к сталинской. Но дойти до конца этого пути Россия в условиях глобального рынка и свободы коммуникаций не может. Это несовместимо со сбалансированной моделью социального государства, выстроенной ранним Путиным и его командой (Кудриным, Волошиным, Сурковым). Нельзя исключать, что путинская импровизация нащупает рабочую модель неопатримониализма, первую после Сталина. Но это означает разрыв со своей страной, погружение России в искусственное невежество и кровь. Не думаю, что к этому готов Путин, и едва ли к этому готовы путинские бенефициары. Так что нас ждет лавина конфликтов, правительственная чехарда, нашествие нетерпеливых идиотов, пополам с циниками и радикалами. Полуреформы-полупогромы, вроде наметившейся пенсионной. Все чем заканчиваются и перестройки, и антиперестройки.

Либо сталинизм, либо смута, и все это при наличии не столь быстрых как до кризиса, но все же экономических успехов и высокой цене на нефть?

-Заявив всем волнующимся средам, что может отменять любые правила, власть не предложила никаких новых. Право более недействительно. Слово «закон» стало означать - «ща как врежу!». Кремль сам лишил себя центральной роли - универсального защитника и гаранта стабильности.

Страховое ООО «Кремль» закрылось, оно больше не страхует от рисков, а ранее накопленные политические риски выпущены на волю. Социальное государство Путина висит на волоске. Оно прекрасно эшелонировано финансово. Но эшелоны далеко не уйдут, если стрелочники обезумеют, а диспетчеры перепьются.