Мой корреспондентский период на Эхе пришелся на разлом Таганки. Я ходила на все брифинги Губенко и Любимова. Это было страшно, кроваво, уродливо. Любимов вообще не понимал и не принимал понятия "другая сторона". Говорил про тех, кто с Губенко - "они". Кто знает, тот знает, что этим презрительным местоимением он называл всю совдеповскую дрянь - чиновников, министров, секретарей горкомов и обкомов, членов политбюро и генеральных секретарей. Нет ничего оскорбительней в устах Любимова , чем "они". Потом "они" он говорил про своих артистов.

Любимов гений эпохи. Гений советского театра. Он вспахал и посеял это поле, на котором нынче гуляют Кирилл Серебренников, Костя Богомолов, Виктор Рыжаков, Волкострелов и все-все -все.. Свободный умный и бесстрашный театр существует не благодаря Фокину, Товстоногову или Додину - а именно Любимову,который больше личность, чем режиссер. Как Джим Мориссон больше личность, чем музыкант. Как Джон Леннон.

Любимов умер в 97 лет, но так и остался бунтарем, мальчишкой, безоглядным выскочкой. Он не стал Большой Шишкой. Он никогда не мечтал о такой карьере, о которой грезит большинство главных режиссеров столичных театров. Он презирал этот путь.

Изгнание Любимова из его театра - останется в истории русской культуры одной из самых позорных страниц. Наравне с уничтожением Камерного театра и Таирова.