Ближе к декабрю лингвисты разных стран выбирают слово года. Оксфордский словарь, например, победителем-2014 назвал глагол vape, что значит курить электронную сигарету. Чуть раньше английский словарь Коллинза выдвинул свою версию — существительное photobomb (фотобомба). Это неудачный снимок, весь первоначальный замысел которого неожиданно портит кто‑то на заднем плане. В прошлом году главным назначили хорошо известное всем слово selfie.

Об этом пишет Ксения Туркова в блогах "Нового Времени".

Новые слова вообще и слова года в частности — всегда очень точный индикатор того, что сейчас занимает общество: здоровый образ жизни, интернет-технологии, общение в соцсетях. В России итоги конкурса Слово года, который, как и во многих странах, существует, пока не подводили. Но кураторы уже успели сообщить: огромные шансы на успех есть у так называемой лексики вражды. Проще говоря, словом года вполне может оказаться колорад, жидобандеровец, ватник или укроп.

Язык вражды — это не эмоциональное определение нехороших слов, как может показаться. Это вполне официальный термин. И обозначает он явление, подробно описанное лингвистами в многочисленных работах о риторике ненависти. Если совсем коротко и просто, это слова, разжигающие вражду. Национальную, социальную, религиозную — любую. Слова, в которых слышна ненависть и которые ее поддерживают и подогревают.

За последний год с начала Майдана таких слов появились десятки. Обычно я слежу за новой лексикой, рождающейся благодаря событиям. Следила и в этом году. И когда начала составлять словарь, поняла, что язык вражды заполонил собой все. Колорады и укропы, ватники и вышиватники, правосеки, каратели, хунта, жидобандеровцы и фашисты, Лугандон, Луганда и Донбабве и многое-многое другое. Этих ингредиентов языкового бульона, в котором мы все варимся и порой закипаем, становится все больше. От них никуда не деться, они повсюду, выловить и выбросить не получится.

Хуже того, этими словами бросаются, как камнями, обе стороны. Да, если говорить о количестве, в России таких языковых камней больше, но и в Украине они есть. На одном из каналов во время операции в Славянске, например, вышел сюжет под названием Дихлофос для колорадов. Что это, если не язык ненависти, на котором вообще‑то не должна говорить пресса, что бы ни происходило.

Конечно, как это часто бывает, те, кому эти слова адресованы, пытаются их иронически переосмыслять. Президент Петр Порошенко как‑то даже примерил шеврон с надписью укроп и сказал, что знает, как расшифровывается это слово. УкрОп, мол, український опір. Сочувствующие Украине россияне в свою очередь шутят о себе: “Да я ж друг хунты, жидобандеровец!”

Смех — хорошая идея нейтрализовать злобу. Но с языком вражды образца 2014 года это не очень‑то срабатывает. Иронию перестают понимать, иронию перестают чувствовать, она не спасает. И слово укропы не становится смешным в устах того, кто их ненавидит.

Но самое страшное заключается в том, что мы стали терять чувствительность к этим словам. Даже те, кто понимает: это — настоящий язык вражды. И вот уже сам не заметишь, как скажешь или напишешь в Лугандон, а затем подумаешь: “Господи, что со мной, какой Лугандон?” В речь вдруг сами собой просачиваются слова, которые раньше никогда не стал бы употреблять. А все потому, что стерт болевой порог. Язык вражды вокруг, еще чуть‑чуть —и начнет казаться нормой. И никого не удивит, если словом года в одной стране объявят ватник, а в другой — хунта или правосек.

Я очень люблю фильм Джуманджи с Робином Уильямсом. Помните, когда игра заканчивается, все животные из джунглей начинают вдруг со страшной скоростью нестись в обратную сторону? Слоны, зебры и носороги перебирают ногами назад, затягиваясь в воронку. Как же хочется, чтобы все эти укропы, ватники и колорады вдруг сорвались со своих насиженных в нашем языковом окружении мест и понеслись назад. И чтобы их затянуло, как тех слонов, в маленькую воронку, в которой они — хлоп! — и исчезли.

“В джунгли тебя мы на время забросим, пока здесь не выпадет пять или восемь”. Скорее бы вернуться из этих языковых джунглей. И чтобы в Слове года победила не ненависть, а любовь. Какой‑нибудь лайк, например.