Отшумела пресс-конференция Путина, рутиной стали новости о ценах на нефть и курсе валют. Никаких социальных и политических последствий экономических трудностей никто не дождался. Начались обсуждения, чего дальше ждать от России. Для Украины они представляют интерес как с точки зрения экономической — война войной, а хозяйственные деловые связи, нравится это кому-то или не нравится, лишь трансформировались. И уж полная неясность наступает со статусом русских войск в Донбассе, которые, похоже, будут там находится по юго-осетинскому образцу. Что весьма тревожно.

Но начнем с экономики. Происходящее в России не может не сказаться на характере экономических связей с Украиной и другими странами. Вот и Александр Лукашенко забил тревогу. Дело, прежде всего, конечно, в непредсказуемых политических рисках и их влиянии на российскую экономику. Самое авторитетное высказывание последнего времени на сей счет, конечно, нобелевского лауреата Пола Кругмана. Но в основе его рассуждений все-таки лежит то, что Путин занимается экономикой страны, а не своей собственной, встроенной в национальную, но все же отдельной и для него приоритетной. Между тем, без учета этой детали понять в происходящем что-либо невозможно. Например, историю с 600 миллиардами Роснефти, которые специально напечатали для друга Путина Сечина, чтобы тот купил немного долларов. В результате этого и произошел последний, самый мощный обвал рубля.

Понятное дело, что Барак Обама делает вывод, что Путин не похож на человека, победившего цивилизованный мир. По всем критериям этого мира дела у Кремля дрянь. Но Кремль-то уже в другом мире. Например, с точки зрения Кругмана и Обамы, крах потребительского рынка, уход импортеров одежды и автомобилей — поражение Путина. Но с его точки зрения, это большое достижение и существенная помощь в преодолении потребительских стандартов, насаждавшихся много лет для политического умиротворения населения. Теперь нужно, чтобы оно было нищим и голодным.

При этом возникает очередной русский парадокс. Можно говорить об изоляции России, автаркии. Но это не изоляционизм. Разрыв связей с миром — от моральных до торговых — является основой русского экспансионизма. Надежды на то, что Россия закроется в своей скорлупе, тщетны: русская агрессия неизбежна во всех ее проявлениях. Она и сейчас вовсю идет, и будет только усиливаться по отношению ко всему миру

После всех выступлений на публику Путин созвал сорок олигархов и о чем-то с ними говорил. О чем именно неизвестно, а цитировать тех журналистов, через которых транслируются официальные версии, нет смысла. Да и вообще: что бы ни говорилось...

Что бы ни говорилось, это должно соотноситься с тем, что требует особого и самого серьезного толкования. И очень часто оно скрыто в тех высказываниях, которые подвергаются осмеянию и быстро забываются. К числу таковых следует отнести рассуждения Путина о сакральности Крыма в его послании Федеральному Собранию.

Из священнослужителей не выдержал один, но зато авторитетный человек — не саном, но иным авторитетный. Протодиакон Андрей Кураев с начала девяностых позиционирует себя как противник либерализма. Но при этом он элементарно грамотный человек. Не скажу, что особо за ним следил, но помню его первое столкновение с государственным язычеством — высказывание по поводу благодатного огня, с которым носится Владимир Якунин. Старый друг Путина тогда публично рекомендовал Патриарху разобраться с Андреем Кураевым.

А сейчас отец диакон оказался в положении «не могу молчать». Рассуждения Путина о сакральности Крыма и внецерковны, и внеисторичны. Это уже какой-то миф о Нибелунгах. Не удивлюсь, если скоро в храмах появятся портреты Путина и уже сейчас существует аналог нацистского Аненербе. На эту роль хватает претендентов среди известных фондов и прочих контор.

Пока отец Андрей один такой. Но ведь наступление на христианство идет. Причем в худшем виде — это наступление государственного клерикализма, оборачивающегося язычеством. И в рассуждениях Путина повода для смеха нет ни малейшего — это свидетельство смертельной опасности для всего мира.

Об отношениях тоталитаризма и религии лучше всего написано в одной из книг Дмитрия Поспеловского (можете гордиться уроженцем вашей страны, господа украинцы), которая есть в сетевой библиотеке Якова Кротова. Так что не буду повторять известное о нацистском (и чекистском) оккультизме, преследованиях за веру в Германии и России и всякое прочее.

Сейчас в России складывается синкретический языческий культ на основе примитивного клерикализма, оккультизма, астрологии, прочей чепухи. В стране бесконечного, циклически возобновляющегося ужаса, какой является Россия, неизбежно влечение к ужасному концу, которое порождает в самых разных субкультурах культ конца света, а вовсе не второго пришествия, ожидание не столько Христа, сколько антихриста.

Ну, не в первой и не только в России. О замене богословия демонологией изрядно сказано в «Докторе Фаустусе» и в трудах многих медиевистов. Но живем-то мы здесь и сейчас.

Мессианизм давно уже заметен в речах и делах Путина. Так ведь своей миссией он может счесть и очищение мира в ядерном огне, зажженным русскими, наконец-то осознавшими с его помощью свое предназначение. И я нахожу это весьма вероятным — путь от корсунской купели до Армагеддона не столь уж далек.

Путин — лже-мессия нового типа, эпохи массовой культуры. И даже для нее он новатор. Она породила изрядное число проповедников, харизматиков, обладающих тайным знанием и прочую шелупонь. Путин отличается и от них, и от своих предшественников среди вождей. Он должен бы как чекист изображать носителя тайного знания и мудреца. Так делали Гитлер и Сталин, так делал Сурков, так делает Проханов. Но Путин — «любой из нас немного он». И уже с этих позиций он входит постепенно в сферу сакрального в роли не посвященного, а неофита. Он всем нам предлагает последовать по пути его открытий, а не вещает. Это нечто принципиально новое и в вождизме, и в массовой культуре.

Столь большое внимание к масскульту вызвано еще одной российской особенностью, которую не учитывают аналитики, живущие в странах институциональной демократии. В России нет политиков и политики в их цивилизованном понимании. Есть персонажи массовой культуры, которыми являются как люди из истеблишмента, так и те, кто считается оппозиционером. Самый заметный из них сейчас Алексей Навальный, которому грозит очевидно неправосудный приговор по уголовному обвинению.

Интерес к нему потерян, хотя и подогревается. Потеря эта многими объясняется его крымнашем, провалом на выборах московского мэра и прочим. Мне кажется, не там ищут рационально подходят, как к политику, а не как к персонажу массовой культуры.

У Вуди Аллена есть недооцененный фильм «Римские приключения», состоящий из нескольких сюжетных линий. Одна из них представлена комиком Роберто Бениньи. Он играет совершенно простого человека, который неожиданно и по причине, которая так и осталась неизвестной, стал необычайно популярен. А потом в одночасье популярность потерял.

Примерно то же самое произошло с Навальным, который создал модный тренд не в политике, а в массовой культуре. Тренд невозможно провернуть назад — надо ждать, когда медиа-мясорубка перемелет его до конца.

Вот такое странное квазигосударство и псевдообщество существуют в России, где правители все более уподобляются жрецам Армагеддона, а оппозиционеры ловят свои пятнадцать минут славы, но на большее рассчитывать не могут. Удивительно, но в целом эта система устойчива и агрессивна. Ее мимикрия под цивилизованное государство и общество усиливает исходящую от нее опасность.

Что же до желающих жить иначе, то их положение незавидно — они всегда меж государственным террором и русским бунтом. Возможно, кто-то решит, что я хочу повторить слова Михаила Гершензона из «Вех»: «Нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной».

Это верно только отчасти — русского народа надо бояться. Но в своих надеждах на штыки и тюрьмы Гершензон просчитался: самодержавие никого не защитило и защищать не собиралось.

А нынешняя власть прогрессивную общественность сдаст кому угодно: хоть черносотенцам, хоть большевикам, тем более что они преодолели роковую разобщенность и теперь одно и то же.