Чего мне стыдиться? Это же не я. Это не я аплодирую разбою на Украине. Это не я вру по телевизору. Не я разворовываю богатства. И в Чечне тоже был не я. И сегодня там опять же не я. У каждого своя ответственность. Почему же я должен стыдиться чужих подлостей? Вот в коммуналке же интеллигентный сосед не стыдится за хулиганство соседа менее интеллигентного. Так почему мне должно быть стыдно за... подставьте фамилии сами.

Очень правдоподобно звучит. И очень популярно такое мнение. Очень многие так думают. И очень ошибаются. Но не просто очень ошибаются – ошибаются очень опасно. Потому что вопрос этот отнюдь не теоретический – он очень практический. И очень важный.

Причин у такого мнения две. Первая – мы видим свою отдельность, и не замечаем свою связанность с другими людьми. Вторая – нам страшно не хочется признаваться в своей плохости. Неважно – пусть даже и в коллективной. У нас от этого страдает самооценка.

А все потому, что нас не научили различать "Я – плохой" и "Я поступил плохо". Для нас это одно и то же: раз поступил плохо, то плохой. На самом деле, это совсем не так. Психика наша – очень сложное образование. И есть в ней "зона", в которой мы всегда и безусловно хороши. Переживание своей самости, своего Я идет как раз из этой "зоны". И в этом смысле любой из нас В СУЩНОСТИ хорош. Хотя мы и совершаем мерзость за мерзостью. Такова уж наша природа.

Конечно, мерзости мы совершаем разные. Но то, что моя мерзость менее мерзкая, чем его, не дает мне оснований ни для гордости, ни для самоуспокоения. Мы разные люди и у каждого свое поле работы: его дело – искоренять его мерзости, моё – искоренять мои.

Но вернемся к первой причине нашего нежелания стыдиться за других. Разные-то мы разные. Но не совсем. Есть в нашей психике "зоны", в которых каждый из нас уникален и не похож ни на одного другого человека. А есть и "зоны", в которых мы неотличимы от других людей, принадлежащих к одной с нами группе. А так как каждый из нас принадлежит к разным группам (расам, народам, классам, партиям, трудовым коллективам, компаниям, семьям и т.д. и т.п.), то "зон" таких у нас много.

Грубо говоря, мы похожи на пальцы, как будто бы и отдельные, но являющиеся частью одной ладони. И в этом смысле психическими реалиями являются не только отдельные "я", но и разнообразные "мы". Эти "мы" разделяют общий для "мы" опыт, общие судьбы, общие мысли, общие чувства и т.д..

Объем такого общего у разных "мы" разный. Разная и глубина общих психических структур. Есть "мы", которые связывают очень многое и очень глубокое. А есть "мы", связанные немногими и весьма поверхностными психическими вещами. Соответственно, и возможности индивида освободиться от того или иного "мы" разные. Из объятий одних "мы" вырваться сравнительно легко: поменял место работы или уехал из страны – и всё, свободен. От других "мы" освободиться вообще невозможно: расу не поменяешь.

Соседей по квартире связывает сравнительно немногое. Людей одного народа – очень многое: прежде всего, язык и культура в самом широком смысле этого понятия. Первые связи рвутся сравнительно легко: разъехались и ничего общего почти не осталось. Вторые не рвутся вовсе: даже эмиграция не позволяет заменить такие базисные психико-образующие вещи, как родной язык, производные от него формы мышления и миллионы культурных стереотипов, незамечаемых пока ты находишься в своей среде, но начинающих кричать о себе, когда ты сталкиваешься с людьми, у которых твоих стереотипов нет, а есть совершенно другие. В этом смысле и политическое разделение государства мало что дает. И даже война. Части общего тела могут ненавидеть друг друга лютой ненавистью. Но это не позволяет им оторваться друг от друга. Виднее всего это на примере такой общности, как человечество в целом. Ну, некуда нам землянам друг от друга деваться.

Теперь о стыде. Как я уже сказал, мы вообще-то не слишком стыдливы. Ну, не любим мы этого – стыдиться. Нам это неприятно. "Я не такая, я жду трамвая". И эта наша нелюбовь в равной степени относится и к стыду за свое "я", и к стыду за свое "мы". И в равной степени ответственна за наши неприятности. Как в личной, так и в общественной жизни. Потому что, не устыдившись, мы не можем исправиться. Ни как индивид, ни как общество.

Конечно, стыдиться за другого невозможно. Потому что стыд – это всегда стыд только за себя. Но не всегда – только за индивидуального "себя". Точно так же можно стыдиться и за "себя" коллективного. И не только можно, но и нужно. Если, конечно, хотеть, чтобы этому коллективному "я" жилось лучше. А в отношении некоторых из наших коллективных "я" у нас просто нет другого выхода.

Потому что если воронью слободку можно спалить и, завернувшись в одеяло, убежать навеки поселиться в иное жилье, то убежать из других наших общностей, более огнеустойчивых, чем братство жильцов коммуналки, мы не можем. К этим нашим братствам мы прикованы иными цепями. Неразрубаемыми.

И поэтому, когда народ болен утратой способности стыдиться, эту функцию приходится принимать на себя тем, кто эту способность сумел в себе сохранить. Или – развить.