Есть вопросы, которые, кажется, нельзя себе не задать.

Ну, вот – Крым. Он жил себе и жил. Никакого сепаратизма в нем не было. Никто там никого не угнетал. Что произошло в течение двух дней, что Крым, а это миллионы людей, вдруг стал бурно рваться в Россию? Януковича свергли? Так ведь не в первый раз. Его и в 2004-м году свергли. И ничего похожего не было. Закон о статусе русского языка Рада приняла? Ну, так он же еще даже действовать не стал. И такая реакция?.. Не бывает. Значит, дело-то не в этом. А в чем?

Или Донбасс. И здесь не было никакого сепаратизма. Да, и какой сепаратизм, граждане дорогие! Когда донецкие просто правили Украиной. Живот не мечтает отделиться от туловища. В Москве-то сепаратизма нет. А тут в одночасье появляются и сепаратизм, и армия. Да такая, что год воюет (а это и оружие, и снаряды). Да так воюет, что с ней регулярная армия ничего сделать не может. Что это? В чем тут дело? Ведь так не бывает.

Это вполне естественные вопросы. И не просто "вполне". Это вопросы неизбежные. И тут дело не в политических пристрастиях. Дело в сохранности интеллекта.

Вместо этих вопросов задаются другие. Хотя это я поторопился написать – вопросы. Не вопросы задаются, а декларации делаются. Вроде того, что "если бы мы Крым не забрали, то там бы было то, что есть в Донбассе". Без тени мысли, что происходящее в Донбассе – это тоже наших рук дело. И что без нашего Крыма там ничего бы и не было.

А вот с вопросами? А вот  вопросов-то как раз не задается НИКАКИХ. Часть ментального организма, ответственная за задавание вопросов, парализована. И здесь неважно – каких именно вопросов: сложных или простых.

В чем тут дело? Что это – просто защита психики, отказывающейся признавать подлость своего носителя? Ответ, напрашивающийся для психоаналитика. Но боюсь – ответ неверный. Ответ неполный и не учитывающий главного.

Это не просто защитная деформация восприятия, когда психика видит свою хорошесть и категорически отказывается видеть плохость. Здесь болезнь зашла глубже и затронула базисные интеллектуальные функции, включая и логические. И объяснения этого явления на уровне только психоанализа явно выглядит явно недостаточным. Это психопатология уже не только личностная. Затронута сфера когниции, познания. Такое бывает при травмах головного мозга. Когда говорить о глупости нельзя. Когда мы имеем дело с тупоумием.

Сколько процентов населения поражено этой болезнью? Отвечу осторожно – десятки процентов. Восемьдесят или двадцать – не знаю (хотя и думаю, что много больше, чем  двадцать). Но это неважно. И двадцать процентов – это огромная цифра. Двадцать процентов, глотающих телеслово как откровение и утративших казалось бы никогда не покидавшую нас способность хитро прищурить глаз, лениво почесать затылок и многозначительно перемигнуться с соседом, – это очень, очень много.  

Как лечить? Конечно, такое не лечится легко. Да, и прецедентов в мировой истории этого заболевания мы знаем не так уж много.

Но в любом случае лечение начинается с постановки диагноза.