Понятие «мягкой силы», введенное в научный оборот американским политологом Джозефом Наем, нередко интерпретируют как способность государства добиваться своих целей невоенными средствами. Например, путем интриг, шантажа, угроз, махинаций спецслужб. На самом же деле «мягкая сила» – это способность государства привлекать и убеждать, а не принуждать. В отличие от «твердой силы», производной от военной или экономической мощи государства, «мягкая сила» возникает из его культуры, совокупности идей, популярности в мире, в целом, из того образа, который оно проецирует вовне.

Понятно, что сильное и успешное государство просто по определению пользуется авторитетом в мире, и потому обладает немалой мягкой силой. Однако прямой корреляции может и не быть. Типичен в этом смысле пример России начала 90-х годов прошлого века. Ее твердая сила, то есть военная и экономическая мощь, находилась на беспрецедентном спаде. Однако ее мягкая сила была едва ли не наивысшей за всю советско-российскую историю второй половины ХХ века. Популярность государства, порвавшего с тоталитарным прошлым, сочувствие его трудностям, готовность истолковать в его пользу любые сомнения – все это дало России невиданно большой кредит доверия в мире.

Транжирить его Россия принялась довольно быстро. С приходом к власти президента Путина кредит доверия, а вместе с ним и мягкая сила России начали было снова расти. Потом перестали, а к концу первого срока его президентства пошли на спад. С момента «второго пришествия» Путина на пост президента России спад был совершенно очевиден и, скорее всего, необратим.

И вот теперь, всего через год с начала ее «украинской авантюры» ни кредита доверия, ни популярности, ни позитивного образа в мире у России не стало вообще. России больше не верят, ее не любят, о ней, как метко заметил популярный советский сатирик, сразу думают плохо, вместо того, чтобы разобраться. Это огромная потеря, которую нельзя компенсировать никакими деньгами.

По старо-новой привычке Россию вновь начинают опасаться, как некогда опасались СССР: никто ведь не знает, что взбредет в голову одному человеку, не имеющему у себя в стране ни сдержек, ни противовесов. Немного мистический ужас цивилизованных людей перед всевластным и своенравным лидером с ядерной кнопкой – тоже в какой-то мере элемент мягкой силы государства. Но песок, как известно, неважная замена овсу. Достаточно сказать, что аналогичными элементами мягкой силы обладает северокорейский диктатор. Впрочем, ядерное оружие, хоть суперсовременное, хоть самое примитивное, по большому счету, является не инструментом внешней политики, а всего лишь средством сдерживания агрессора. Поверить, что кто-то решится его применить в конфликтной ситуации, не угрожающей существованию своего государства, очень трудно.

Так что ценность такого элемента мягкой силы как спекуляции на способности превратить весь мир в ядерный пепел все же невелика.

В целом все указывает на то, что утрата мягкой силы окажется для России куда более серьезной проблемой, чем в прошлом для СССР. Последний был все же государством идеи, пусть даже ошибочной и нелепой. Для кого-то из отсталых стран и западных маргиналов эта идея до конца сохраняла некоторую привлекательность. В отличие от СССР, Россия никаких идей миру не несет, если не считать, конечно, ничем не подкрепленную претензию на некую «особую духовность». В чем, кроме неприятия однополых браков, заключается «особая духовность» России, не дано понять даже ее адептам. В этом смысле, «особая духовность» – продукт в основном для внутреннего потребления. На мировом рынке идей он не котируется.

С другой стороны, гораздо больше СССР интегрированная в жизнь мира Россия и ее коррумпированная и на все согласная элита очень остро нуждается в мягкой силе. Именно поэтому ее отсутствие ударит по России куда больнее, чем некогда по СССР.