К середине января российское правительство осознало, наконец, что низкие цены на нефть могут оказаться новой реальностью, в которой стране предстоит прожить не неделю или месяц, а годы. Что к прежним, аномально высоким уровням, сырье, которым так богата Россия, мировая экономика в обозримом будущем может и не вернуться. Казалось бы, это осознание должно подвигнуть людей, определяющих экономическую политику, на мысли о том, как трансформировать сложившуюся модель, чтобы она оказалась жизнеспособной в новых обстоятельствах.

Собственно, именно с этого надо было начинать разработку антикризисного плана: сначала определить «слабые звенья» и системные проблемы, потом продумать новую, более эффективную модель. И только после этого предлагать меры, которые способствовали бы переходу к этой модели, с наименьшими для бизнеса и населения издержками. Именно так, кстати говоря, действовала команда реформаторов в начале века, писавшая около полугода свою стратегию. Нынешней команде никто ни полугода, ни полномочий на системные реформы не давал, поэтому и вышло из недр правительства то, что вышло – система неубедительных подпорок для опасно накренившегося сооружения, в лучшем случае, способная на год-другой удержать его от окончательного обрушения.

Поддержка системообразующих предприятий и банков, из которых первыми в «очереди», как всегда, окажутся государственные. Помощь «приоритетным» (так и хочется написать «прорывным») отраслям. Санация банков. Упор на промышленность и сельское хозяйство. Поддержка малого и среднего бизнеса, которая выражается в разрешении регионам то ли снижать, то ли вовсе отменять налоги для этой категории предприятий. Социальная помощь тем, кто в наибольшей степени пострадал от кризиса. И так, пока не кончатся резервы.

Представлявший в Давосе антикризисный план правительства первый вице-премьер Игорь Шувалов говорил о структурном кризисе российской экономики. И о том, что после кризиса структура российской экономики будет совсем иной. А какой – он и сам пока не представляет. Это старая избитая тема, начатая в свое время Дмитрием Медведевым с его призывами к модернизации и уходу от «постыдной» нефтяной зависимости. Проблема, однако, в том, что кризис в России не столько структурный, сколько системный. И вовсе не доля, которую занимает нефтегазовый сектор в экономике, является главным источником накрывших страну проблем, а та доля, которую занимает в экономике государство.

Именно госкомпании – гигантские, не слишком эффективные, неповоротливые монстры – даже в благополучные времена постоянно требуют налоговых льгот и преференций, особых условий и преимуществ. И в кризис они первые в очереди на докапитализацию и господдержку. Именно они являются главным фактором риска, причем абсолютно неважно, в какой отрасли они работают.

В ручном режиме управлять десятком-другим госхолдингов и монополий, конечно, проще. Институты в такой модели не слишком важны: можно обойтись кадровыми решениями. Вот только функционировать такая система способна лишь в исключительно благоприятных обстоятельствах. Она требует постоянно растущей внешней подпитки. Когда же этой подпитки она лишается, компания ироничных и благодушных соратников, поднимающих страну с колен, не забывая и о себе-любимых, превращается в пауков в банке, отчаянно дерущихся за остатки накопленных этой страной резервов.

И если «структурные» реформы правительства приведут к тому, что в дополнение к «Газпрому» и «Роснефти» появятся какие-нибудь «Леспром» и «Росхлеб», кризис от этого не прекратится, скорее наоборот. Ведь есть уже и Роснанотех, и Росавиация, и Ростехнологии. Возглавляют их государственно мыслящие крепкие хозяйственники и талантливые менеджеры. Вот только система с их появлением устойчивей не стала.