Сейчас мои одноклассники и однокурсники в Крыму находятся в оккупации. Когда-то о перипетиях их судьбы я узнавал из первых рук – от них самих, когда на берегу Сырдарьи или на скамейке в парке в моем родном Худжанде (Ленинабаде) они сбивчиво рассказывали о своих семьях. Рассказывали и озирались. Рассказывали и понимали, что мы становились братьями, потому что они делились тем, что хранилось в семье как самое дорогое – своей болью. Они, мои друзья-мальчишки, напуганные советским интернационализмом, вполголоса уточняли – мы не те татары, мы – крымские. Не хуже и не лучше, просто – другие, «нам больше досталось от советской власти».

Мои друзья впитывали таджикское и узбекское – обычаи, культуру, язык, кухню, не зная когда вернутся домой. И вернутся ли вообще. Это сейчас в Симферополе, Бахчисарае или Киеве вас накормят пловом, шурпой и самсой, ставшими для многих за 50 лет депортации родной кухней. Крымские татары вживались в таджикскую и узбекскую культуры, не зная и не догадываясь, что когда-то советской власти не будет и они смогут вернуться домой. Не в дома, захваченные привезенными переселенцами из России, теперь называющими себя коренными. Домой – в Крым, туда, где долгие черноморские берега, где скалы Ай-Петри и чудные сады Бахчисарая.

Есть народы, которые сперва упорно сопротивляются аннексии своей земли и ассимиляции, но со временем привыкают и сдаются, а есть те, кто преданно борется за сохранение своей исторической памяти. Для крымских татар в депортации сохранения себя было смыслом жизни и надеждой на возвращение. 

За многие годы путешествий мне довелось видеть вымирающих шорцев, коренных жителей Южной Сибири, спившегося народа и прекратившего бороться за себя и свою культуры после того, как большевики запретили им жить своей жизнью – охотиться и рыбачить там, где это делали их предки последние тысячелетия. Лишенные всего, что связывало их с культурой и историей предков, они опустились и превратились в отдельно взятый советский народ – без рода и племени, в новой культурной среде – с дешевой водкой, криминалом и беззаконием.

Своих одноклассников и однокурсников я встретил спустя несколько десятилетий – в Симферополе, в 2010-м. Мы крепко обнимались и радовались встрече. Они старались мне вернуть мое детство и юность – возили по Крыму и удивлялись моему восхищению. И только вечерами рассказали, что они вернулись в родной домой, который до сих пор считают не своим, российским. Они намеренно, и мне показалось, даже назло говорили на украинском, подчеркивая, что живут в своем, пока еще захваченном доме, который они смогут когда-то освободить и жить так, как жили их предки до депортации. Крымские татары знают, умеют и хотят жить с радостью. И радость – не временное состояние, а постоянное – под крымским солнцем, под морским бризом, под тенью семеизских тополей.

Для меня оккупация Крыма – трагедия моих друзей. Они все родились в депортации, теперь живут в оккупации. Страшнее придумать невозможно. Они возвращались домой и понимали, что защитить их может только Украина. Не Россия, которая была и остается правопреемницей СССР, той чудовищной системы, которая изгнала крымских татар из родных домов и родной истории на несколько десятилетий. Они возвращались в Украину с огромной надеждой на то, что пострадавшие от советской власти украинцы будут относиться к трагедии крымских татар точно так же, как к своей истории – с почтительным уважением.

Путинская Россия ничем не отличается от сталинской. Может быть, еще не настолько кровожадная, но уже бесчеловечная. Как и все последние 98 лет большевики ни во что не ставили народы и их культуры, языки и традиции, так и сейчас путинская Россия пытается уничтожить то, что смогли сохранить крымские татары со времен сталинской депортации в 1944 году. Только-только начали восстанавливать музей истории в Симферополе, появилась крымскотатарская  журналистика, вновь подняли свой небесный флаг с тамгой, уже не стеснялись говорить на улице на своем языке, и опять влез Кремль, своими кровавыми руками.

На постсоветском пространстве мало народов, которые смогли сохранить себя за годы советской власти, многие ассимилировались, забыли свои языки и культуру, и надежды на их восстановление уже нет. Как в фашистских кострах пылали книги, так и в огромной топке советской идеологии сожжены несколько десятков народов. Всего десятками или несколькими сотнями насчитываются води и тофалары, нивхи и селькупы, нганасаны и эскимосы. Большие по численности народы отмечены лишь в переписи населения и справочниках, но практически не говорят на родных языках.

Сохранять собственную культуру депортированным народам в десятки раз сложнее, чем живущим на своей земле. Советские корейцы, переселенные в 1937 году с Сахалина и Дальнего Востока в Центральную Азию, практически потеряли язык.

В оставшиеся четыре года советской власти коммунисты приняли программу возвращения, на самом деле не надеясь, что крымские татары вернутся. Половина возвращавшихся были уже пожилыми людьми, они помнили родные места и запах Крыма. Уже тогда их начали пугать межэтническими конфликтами – с теми, кого привезли и заселили в дома депортированных крымских татар. Сталинский план не подразумевал возвращение домой, коммунисты не были гуманистами. Крымские татары должны были раствориться в Центральной Азии, как и чеченцы и ингуши, корейцы и балкарцы, как многие другие народы, которых советская власть хотела смешать в одном котле, чтобы сотворить безвольную массу без истории, культуры и языка. Когда-то такая масса, под общим названием «русские», уже получилась из покоренных коми, пермяков, мордвы, вепсов и карелов.

В многонациональной Украине крымские татары сейчас в самом тяжелом положении. Кого-то российским властям удалось переманить на свою сторону, но большая часть – в молчаливом противостоянии оккупантам. Российские спецслужбы в Крыму зверствуют так, как нигде более. Они очень боятся сопротивления, любого: от взгляда на улице до крымскотатарского и украинского флага. Примерно так, НКВД боялся «бандеровцев» в Западной Украине вплоть до конца 50-х годов. В условиях бесперспективной оккупации давление будет только усиливаться.

Я уверен – крымские татары выдержат. Но им необходима наша поддержка. С ней им будет легче противостоять внукам тех чекистов, которые выгоняли их из родных домов 81 год назад. Сейчас речь может идти не столько о спасении лидеров и активистов, сколько о целом народе, ставшем опять изгоем в своем собственном доме. Второй раз за столетие. Если им не помочь, то список потерянных с помощью российского террора и ассимиляции народов может пополниться крымскими татарами.