Команда Обамы выходит на финишную прямую в своих попытках договориться о сделке с Ираном, которая лишит Тегеран возможности создать ядерную бомбу хотя бы в ближайшие десять лет, публикуют в блоге на «Новом времени» мнение американского журналиста Томаса Фридмана. Я надеюсь, результатом станет заключение надежной сделки, предусматривающей гарантии обязательств, взятых на себя сторонами. Но процесс выглядит непростым. В противном случае договор уже был бы подписан. Есть несколько ключевых препятствий заключению сделки.

Во-первых, о простом контроле вооружений можно договориться даже с оппонентом, которому не доверяешь. США же как-то договаривались с Кремлем в период Холодной войны. Под «простым» я имею в виду соглашение, не требующее доброй воли противника и предусматривающее четкие процедуры проверок – как, к примеру, наблюдение за советскими ракетными шахтами при помощи спутников. О комплексной программе контроля вооружений можно договориться со страной, которая разделяет твои ценности – так, Япония и Южная Корея регулярно открывают свои ядерные объекты для международных инспекций.

Но куда сложнее договориться о комплексном контроле над вооружениями с оппонентом, которому ты не доверяешь – например, с Ираном или же Северной Кореей. Каждый шаг требует доброй воли второй стороны и, поскольку воплощение договоренностей состоит из целого ряда шагов, риск жульничества очень высок. Потребуется неусыпная слежка и невероятная бдительность.

Готовы ли США, Россия, Китай и Европа к тому, что им придется заниматься этим ближайшие десять лет? После вторжения в Ирак мы отвлеклись от Северной Кореи, и она вместо ядерного топлива занялась разработкой бомбы. В случае Ирана министерство энергетики США планирует установить современные устройства контроля на каждый дюйм иранских атомных заводов, что должно помочь. Но мы должны гарантировать, что не станем терпеть попытки обмануть нас и жестко ответим на малейшее нарушение договоренностей.

Во-вторых, для США эта сделка – лишь договор о контроле вооружений. Для Ирана же кризис идентичности, как утверждает Роберт Литвак из исследовательской организации Wilson Center. Литвак считает, что американские переговоры с Ираном – это гибрид кубинского кризиса с Тридцатилетней войной. США считают, что обсуждают исключительно ядерный вопрос, но для Ирана от ядерного вопроса зависит «будет он обыкновенным государством или же революционной исламской страной», – говорит Литвак. Он отмечает, что этот раскол начался сразу после революции 1979 года. Большинство революций рано или поздно проходят стадию культурной переоценки, которая толкает их на путь нормализации и интеграции, но Иран, по мнению Литвака, через эту стадию так и не прошел. Именно поэтому страна так цепляется за государственную монополию на насилие и свою ядерную программу.

В Тегеране есть радикалы, для которых ядерное оружие означает не только преимущество на случай иностранного вторжения, но и возможность сознательно настроить мир против Ирана и таким образом помешать интеграции государства в мировое сообщество и открытию его для влияния Америки и Запада в целом.

Власти Ирана боятся, что это лишит молодежь остатков революционного задора, который сейчас подпитывается именно за счет изоляции Ирана. Так что Высший руководитель Ирана, Аятолла Али Хаменеи, был вполне искренен, заявляя недавно, что еще не принял окончательного решения по поводу сделки. Он переживает кризис идентичности. Аятолла хочет снятия санкций с Ирана, но без его интеграции в мировое сообщество. В конце концов, если Иран станет нормальным государством, кому будет нужен средневековый религиозный деятель в качестве «верховного лидера»?

Так что вопрос заключается в том, сможет ли Обама заключить с Ираном сделку, которая, как формулирует это Литвак, не будет менять характер Ирана, а изменит лишь его поведение. Обама ставит на то, что утверждение правильных процедур контроля, лишающего Иран возможности создать ядерную бомбу как минимум в ближайшие десять лет (а это уже того стоит – подумайте об альтернативах), предоставит шанс, что со временем жители Ирана сами изменят свое государство изнутри. Но это потребует очень надежных процедур проверки и жестких санкций в случае нарушения Ираном условий сделки.

Я думаю, президент Обама верит, что в последние 36 лет ничто не навредило политике США на Ближнем Востоке больше, чем холодная война с Ираном, и, если ее удастся прекратить, это откроет для Америки не меньше возможностей, чем в свое время шаг Никсона навстречу Китаю. Конечно, это очень непросто, учитывая наличие в Иране сил, которые жаждут и дальше удерживать государство в изоляции от Запада.

И, наконец, нельзя забывать и о проблемах в самом регионе. Иран, в котором проживают около 80 млн человек куда более могущественное и динамично развивающееся государство, чем большинство суннитских государств к западу от него (половина из них уже развалилась). Иран, даже если бы его намерения были самыми лучшими, едва ли не вынужден был бы проецировать свое могущество дальше на запад из-за образовавшегося там вакуума.

Когда Никсон открыл Китаю американский рынок и помог ему воплотить экономический потенциал, КНР была окружена сильными или богатыми государствами, которые уравновешивали ее. Но Иран, обогащенный миллиардами долларов, которые хлынут в страну после снятия санкций, только увеличит свое преимущество над более слабыми соседями. Союзники США в Персидском заливе обеспокоены этим и рассчитывают как на защиту, так и на поставки более современного американского оружия. Я могу их понять.

Но, если мы не найдем способа уменьшить напряжение между суннитами в Персидском заливе и иранскими шиитами, окажется, что мы одновременно усилили Иран и вооружили его противников до зубов. И сохранить баланс в этом случае будет очень непросто.

Приведенные мною аргументы – не повод отказаться от сделки. Это повод учесть все нюансы и риски.