В крупных городах Латинской Америки, в устах местной интеллигенции, термин «мачо» может звучать как «неотесанный мужлан», «грубый самец». Зато в глубинке произносят с придыханием: «Он – настоящий мачо!», в контексте – сильный духом, мужественный человек, человек, способный защищать и повелевать, обладающий некой внутренней брутальностью - первобытным самцовым началом. Под таким углом зрения, мачо – это единственный реальный, жизненный образ настоящего мужчины, все остальное – корыстные спекуляции вокруг этого образа или попытки прилепить к танку рюшечки.

Понимание термина «мачо» неоднозначно в нашем обществе, и это неудивительно, поскольку личину «мачо» пытаются на себя напялить иные метросексуалы, ну, например, такие фрики и самодуры как Чичваркин или Полонский (на фото Полонский показывает свои «телесные повреждения» от полученного им удара в морду, джинсы не выдержали приступа сережиной смелости). Под «мачо» косят Старики Козлодоевы, стремящиеся облагородить свой образ. С «мачо» часто путают сладких мальчиков, которых так и подмывает назвать «жиголо». Иной раз в «мачо» играет мужчина-подкаблучник, в порядке компенсации своего ничтожества: «Я – мужик, как сказал – так и будет! Сказал – пойдем на футбол, значит – пойдем на футбол!» - «Милый, а может быть, пойдем к маме?» - «Я – мужик! Сказано – к маме, значит – к маме!».

На самом деле, все эти комики на мачо похожи не более, чем управдом Бунша на царя Ивана Грозного. Так и хочется воскликнуть – «Ой, халтура!» И в тоже время, существующая академическая трактовка мачизма слишком суха для того, чтобы, отталкиваясь от нее, постигнуть это явление на уровне эмоций. Здесь нужна лирика.

Давайте откроем повесть Н.В.Гоголя «Тарас Бульба». На первой же странице видим – «Не слушай, сынку, матери: она - баба, она ничего не знает. Какая вам нежба? Ваша нежба - чистое поле да добрый конь: вот ваша нежба! А видите вот эту саблю? Вот ваша матерь! …. Полно, полно выть, старуха! Казак не на то, чтобы возиться с бабами.» Во времена Тараса Бульбы любое проявление бабства в казаке каралось ледяным презрением.

Женщинам было запрещено появляться в Сечи. Мог ли казак петь эту разухабистую песенку?

«Ти казала у вівторок
Поцілуєш разів сорок,
Я прийшов, тебе нема,
Підманула-підвела!»

И так до бесконечности без всякой внятной реакции обманутого мужчины, за исключением болезненной рефлексии - «пидманула-пидвела, с ума-розума свела». А теперь давайте сравним это с реакцией мачо на примере фольклора, изученного доктором филологических наук Кофманом.

В Испании:

«Вчера ты мне обещала сегодня,
Сегодня ты мне обещаешь завтра,
А завтра ты скажешь:
«У меня пропала охота.»

Уже прогресс, да? Испанец осознает то, чего не осознает украинец — женщина с ним безжалостно играет и он предвидит развитие событий. Но оба остаются в страдательной роли, один — бессмысленной, другой – осмысленной.

В Аргентине:

«Вчера ты мне обещала сегодня,
Сегодня ты мне обещаешь завтра,
А завтра тебе скажу я:
«Теперь у меня пропала охота.»

Чувствуете разницу? Это — реакция мачо. Он агрессивен. Я не нужен? Ошиблась, дорогая, это ты мне не нужна. Никакого страдания.

В Испании:

«Если от того, что я тебя люблю,
Ты хочешь, чтобы я принял смерть,
Этого ты не дождешься, я не буду умирать,
Если живет другой.»

Чувствуете? Никакого страдания и автоагрессии типа декадентского: «Я ломал стекло как шоколад в руке, я резал эти пальцы за то, что они не могут прикоснуться к тебе». На кого бы Вы поставили — на рыцаря печального образа со склонностью к суициду или на бравого идальго, живущего под девизом «Не дождетесь!»? Уже интересно, да? Но испанский идальго меркнет перед своим наследником.

В Мексике:

«Если от того, что я тебя люблю,
Ты хочешь, чтобы я принял смерть,
Умри ты, ибо я не хочу умирать,
Если ты будешь жить.»

Вот она — суть мачо в любви, абсолютное отрицание какой-либо страдательной роли в отношениях с женщиной, способность дать отпор ее психическому насилию. И знаете, что самое интересное? Именно такой тип мужчин наиболее возбуждает женщин, его они считают наиболее сильным, именно рядом с ним они считают себя слабыми и испытывают потребность подчиняться ему по доброй воле.

Не верите? Почитайте статью "Альфа-самцы: устоять невозможно". В ней мачо («альфа» - глава семьи) как обычно смешан с теми фриками, кто лишь играет в «альфа-самца», стремясь прогнуть под себя всех кого видит и перетрахать все, что движется. Однако, это типичное заблуждение сути явления не меняет, в начале статьи речь идет о внутренне сильном мужчине, уверенном в себе, смотрящим на жизнь с позиций полоролевой дихотомии. Он может стоять в самом низу социальной лестницы, но от него исходит дух внутренней независимости, самоуважения, его способность защищать и повелевать чувствуется кожей. Ему в статье противопоставлен, якобы, позитивный образ мужчины как "податливого, послушного ведомого", которым женщине удобно пользоваться. Да, подкаблучником пользоваться удобно, но к такому мужу женщина всегда будет относиться с внутренним пренебрежением, а это никак не идет на пользу стабильности брака и счастья в нем.

Отсутствие страдательной роли в отношениях с женщиной, способность противостоять ее психическому насилию, буде оно проявлено, делают мачо идеально пригодным для роли главы устойчивой моногамной семьи, построенной на иерархических принципах. Женщин такой вариант устраивает как нельзя лучше, поскольку обеспечивает стабильность отношений и отводит женщине выгодную роль «серого кардинала». Поэтому мачизм в Латинской Америке – феномен почти неистребимый, он начинает разрушаться лишь в условиях трущоб крупных городов, под влиянием неспособности мужчины накормить семью или в среде интеллигенции, перенявшей современную европейскую культурную матрицу. В данном случае «европейское» может быть и не лучшее.

Что сказать о русских? Мы, мягко говоря, не безнадежны и наша пассионарность по сю пору несомненна. Вряд ли в какой-нибудь стране Европы или Америки пьяные женщины будут дружно подтягивать - «Нас на бабу променял...И за борт ее бросает, в набежавшую волну...» Любимый народом образ Стеньки Разина насквозь мачистский. И народная ментальность мало изменилась за века.
 
«Расскажи ненаглядный мой,
Сколько бед повидал
А солдат оттолкнул ее
И тихонько сказал
 
Ковыляй потихонечку
А меня ты забудь
Заросли мы ноженьки
Проживу как-нибудь.»
 
«Ляг, отдохни, и послушай, что я скажу
Я терпел, но сегодня я ухожу
Я сказал: успокойся и рот закрой
Вот и все. До свидания, черт с тобой.
 
Я на тебе, как на войне
А на войне, как на тебе
Но я устал, окончен бой
Беру портвейн, иду домой.»
 
«А муж обоих убил топором,
А после пошел за пивом! Ца-ца!»

Вот и расскажите после этого про «бабью, страдательную» роль русских. В Латинской Америке либеральная интеллигенция тоже любит потрепаться о злых конкистадорах, поплакать о гибсоновском «Апокалипто», «которое мы потеряли», об изнасилованной женственной нации, по странному стечению обстоятельств родившей страшных мачо, покоривших бескрайние земли от Дуная до Амура... Прошу прощения, от Миссисипи до Ла-Платы.

Хотите увидеть реакции мачо? Посмотрите культовый боевик "Гамлет возвращается" и прочтение Арнольдом Шварцнеггером роли Гамлета.)))

У Шекспира:

«Так трусами нас делает раздумье,
И так решимости природный цвет
Хиреет под налетом мысли бледным,
И начинанья, взнесшиеся мощно,
Сворачивая в сторону свой ход,
Теряют имя действия.»
 
У Шварцнеггера: «Ю кил май фазер? Биииг мистейк! Ту би ор нот ту би? Нот ту би!»

Ноль рефлексии, перед нами человек действия. А помните как «рефлексировал» Тарас Бульба? «Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи? Я тебя породил, я тебя и убью!» Ну, а если без шуток, то классический образ отечественного мачо создан в фильме «Брат». Помните знаменитое – «Не брат ты мне, гнида черножопая…»?
 
Отечественные культурологи М.Г. Котовская и Н.В.Шалыгина также как и я отмечают в мачо черты патриархального мужчины, человека действия, воина, бьющегося на крайнем (первом или последнем) рубеже цивилизации, а потому не склонном к излишней морально-нравственной рефлексии.

«Идеал мужчины, способного обеспечить выживание своей семьи и рода, оказался на самой верхней ступеньке ценностной шкалы для абсолютного большинства смешанного населения Латинской Америки. Мачизм стихийно занял позицию "государства в государстве". Мужчина, полностью взявший на себя функции защиты и жизнеобеспечения собственной семьи, сам устанавливал в ней закон и порядок. Учитывая сильный импульс животного начала самца, лежащего в основе культурной модели поведения мачо, этот порядок во многом (если не во всем) был откровенно построен на полоролевой дихотомии. Все проявления гендерного статуса вследствие этого были жестко табуированы и долгое время практически не поддавались пространственно-временным трансформациям. Если мужчина прошел процесс социализации в духе "идеального" мачизма (то есть еще в детстве усвоил все формы запрета на"одинаковость" мужчин и женщин), то его поведение даже спустя многие годы и в иных социокультурных условиях будет отличаться крайней степенью маскулинности и неприятием маргинальных гендерных установок.»

Проще говоря, если мужчина в детстве был правильно воспитан, то у него всю жизнь, в любых условиях, будут вызывать отвращение маргиналы – женоподобные мужчины и мужеподобные женщины, воспринимающие идеи равенства, как «одинаковость» мужчин и женщин. (Говоря о муже и женоподобии, я имею в виду внутренние, а не внешние проявления, отклонения от естественной социально-половой роли.) Правильно воспитанный мужчина не оценит стремления женщины доминировать в семье, а тем более не воспримет роль почитателя Богини, приносящего дары к ее ногам, в робкой надежде заслужить «божественную благодать» в виде секса. Поэтому, те женщины, что погрязли в потребительстве, торговле своим телом и привыкли презрительно относиться к мужчинам, испытывают по отношения к мачо очень сложные чувства - они ненавидят его до колик и в то же время их к нему безумно тянет.

Безусловно, устойчивость культурной модели мачизма обеспечивается лишь при относительной автономии семьи от государства и решающем вкладе родителей в воспитание своих детей, поэтому мачисты - стихийные противники ювенальной юстиции с ее приматом прав государства над правами родителей в деле воспитания потомства, а маргиналы – стихийные союзники ювеналки и «общечеловечества», стремящегося похоронить классическую семью.

Российский мачизм развивается, переходя от образа «крутого мужика», выживальщика 90-х, в новые внешние формы и пока не ясно как он будет выглядеть завтра. Свое почти 200-страничное исследование «Анализ феномена мачизма» Котовская и Шалыгина завершили словами: «Пока ясно одно: российский мачо – это тот, кто сам пытается защитить себя в нашей стране, будучи лишенным надежды на поддержку действительно правового государства».

Andrew IWANOW