Франция. Париж. 2 октября 2015. Федеральный канцлер ФРГ Ангела Меркель, президент России Владимир Путин, президент Украины Петр Порошенко и президент Франции Франсуа Олланд (слева направо на первом плане) во время неформальной встречи. Алексей Дружинин/пресс-служба президента РФ/ТАСС

Комментаторы, пытающиеся понять, о чем можно договориться с Владимиром Путиным, забывают об одном простом факте: сами переговоры на политическом поле - это уже достижение.

Потому что Путин предпочитает войну. На украинском политическом поле он давно проиграл, как, между прочим, и на сирийском. Именно потому, что его совершенно не интересовал уровень поддержки гражданами режима Виктора Януковича и не интересует уровень поддержки режима Башара Асада, он начинает военные действия. Аннексия Крыма, война на Донбассе - это смесь военных действий и сигналов. Сигналов о том, что Украине никогда не решать свою судьбу самостоятельно. И если России не хватает аргументов, доказательств правильности своей трактовки исторических фактов и интеграционных призывов, то танков и ракет у нее хватит на всех.

Именно поэтому главная задача Ангелы Меркель и Франсуа Олланда - вытащить рыбу на сушу. И пусть она там себе хорохорится и сохнет. Суша для Путина - это политическое поле. Поле, на котором он неизменно проигрывает.

На встречу в Париже российский президент захватил с собой аквариум сирийской авантюры и смог в нем вдоволь поплескаться, пока не пришел Порошенко и не начались переговоры по существу. Переговоры по украинскому кризису - это уже, конечно, суша. Конечно, эта суша больше напоминает топь, чем нормальную дорогу. Но все равно уже не поплаваешь.

Меркель и Олланд стараются не дать Путину возможность вернуться на военное поле. Тех, кто считает, что это вообще не проблема, что украинская армия все равно «дала бы ему по зубам», хочу вернуть к событиям недавнего прошлого, когда оказалось, что у этой армии просто нет ресурсов противостоять спланированной агрессии. Да даже если бы такие ресурсы нашлись - что представляла бы собой Украина, превратившаяся в поле сражений? Сколько ее граждан хотели бы воевать и сколько - хотели бы остаться в стране после войны, если даже сейчас, в мирное время, Украину покидают сотни тысяч экономических мигрантов?

Патриотизм - замечательное подспорье ресурсным возможностям и тотальной мобилизации нации. Когда нет ни того, ни другого, патриотизм буквально за несколько дней оборачивается банальным коллаборционизмом. Примеров этого в истории сколько угодно, но я - раз уж речь идет о встрече в Париже - вспомню патриотическую Францию, готовую сражаться с Гитлером до победного конца и приветствовавшую через несколько недель сражений позорный режим маршала Петена. Когда я думаю об украинских политиках, я всегда ищу среди них этого потенциального маршала - причем ищу отнюдь не в «оппозиционном блоке» или в московской эмиграции, а среди самых что ни на есть патриотичных патриотов.

Только со временем мы поймем, чем Меркель и Олланд удерживали Путина от войны - угрозой усиления санкций, увещеваниями, психотерапией, обещаниями возобновить сотрудничество в случае окончания конфликта. Но со своей задачей они справляются - вопреки тем, кто считает их соглашателями и тайными союзниками Кремля, и вопреки тем, кто считает их американскими марионетками и врагами собственного бизнеса. Собственно, и тех, и других объединяет друг с другом - как и с российскими шовинистами и украинскими «диванными патриотами» - одно-единственное слово - безответственность.

А Меркель и Олланд - ответственные политики. Политики, которые знают, что рыба на суше рано или поздно задохнется.